Литмир - Электронная Библиотека
A
A

40

Запах лака еще ощущался в заново отделанном ка­бинете на Принц Альбрехтштрассе. Приподняв фраму­гу, Гейдрих оставил тонкую щель и задернул што­ры. Пришлось включить добавочный свет.

Прежде чем открыть совещание, он еще раз мет­нул косой, ускользающий взгляд на сотрудников. Ос­тался доволен. Здоровые, сильные, уверенные в себе, все в элегантно сидящих черных мундирах и, главное, молодые. Йосту и Крюгеру исполнилось, как и самому Гейдриху, тридцать два. Остальные только приближа­лись к тридцатилетнему рубежу, за которым начинается пусть медленный, но неотвратимый спад. Но до этого еще далеко. Хауптштурмфюреру Альфреду Науйоксу вообще двадцать пять. Член партии с тридцать первого года, в СД — с тридцать четвертого, он про­явил себя с самых лучших сторон на посту руко­водителя технической группы. Главное — создать сла­женный оркестр, ансамбль, способный мгновенно улав­ливать малейшие движения дирижера. Каждый мно­гократно проверен и прекрасно себя зарекомендовал. У каждого свои сильные и слабые стороны. Настал момент просуммировать, как в алгебраической задаче, плюсы и перемножить минусы, превратить их тем са­мым в полезную положительную добавку.

Итак: Дернер, Крюгер, Янке, Науйокс, Йост. Всего семь, вместе с Беренсом и Шелленбергом. Совершенное и счастливое число мирового порядка. Он, Гейдрих, восьмой. Число универсальное и тоже счастливое — восемь румбов пространства. Притом четное, когда ми­нусы перемножаются в плюс. Восьмая буква алфа­вита — буква движения, его, Гейдриха, буква.

Hitler,

Himmler,

Heydrich. Все взвешено и продумано до ме­лочей, включая и эти метафизические бредни.

—     

Друзья! — с несвойственной для него патетикой обратился Гейдрих.— Вы, конечно, догадываетесь, за­чем мы собрались. Скажу без предисловий: план одоб­рен и с этой минуты вступает в действие. Однако, прежде чем начать обсуждение, считаю своим долгом напомнить высказывание фюрера на юбилее национал- социалистической организации студентов: «Тот, у кого недостает фантазии, ничего не добьется...» К счастью, все вы обладаете этим превосходным, истинно немец­ким качеством. Вам присуще и другое — холодный, ана­литический расчет. Позвольте выразить уверенность, что, сочетая одно с другим, мы добьемся желаемого успеха... А теперь прошу внимания,— он заговорил привычно-напористым тоном.— Межведомственная перепи­ска абсолютно запрещается. Как исключение, возможны запросы и требования, не раскрывающие даже наме­ком существо операции. Они проходят под грифом: «секретный документ государственной важности» и «только через офицера». Общее руководство возла­гается на штандартенфюрера Беренса... Вопросы, гос­пода?

—    

Вопрос один, группенфюрер, досье «Спецотдела «

R»,— приподнялся Науйокс.— Без этого нельзя начи­нать работу.

—     

Начинать не только можно, но и необходимо,— Гейдрих дал знак не вставать.— Скажу даже больше: начнете именно вы, Альфред. Гвоздем программы будет письмо маршала Тухачевского. Текст набросает Беренс. Он знаток России, ему и карты в руки. В перво­начальном варианте не должно быть ни обращения, ни подписи и вообще ни единого имени. В этом виде документ поступит на консультацию к нашим рус­ским сотрудникам, которые, возможно, внесут отдель­ные уточнения: стилистика, местный колорит и прочее. После этого мы с Беренсом заполним пробелы. Вы, Науйокс, безотлагательно и, само собой, строго конспи­ративно подберете подходящего гравера и специалиста по почеркам. Лучше всего, если обе профессии соеди­нятся в одном лице. Подделка,— из богатого набора синонимов группенфюрер употребил слово

Falsifikat[28]в его строгом значении,— должна быть образцовой. Это

очень ответственное задание. Самое ответственное на данном этапе. Вы все поняли, Науйокс?

—     

Так точно, группенфюрер.

—     

И не требуете, не сходя с места, выложить вам образец почерка Тухачевского?

—     

Пока я буду подбирать специалиста, высочайше­го класса специалиста, образец, вероятно, будет?

—     

Отлично, Альфред, вы действительно все поня­ли... И спасибо вам за доверие.

Офицеры сдержанно улыбнулись. Гейдрих всегда с упорной последовательностью долбил в одну точку, но не терпел бездумной покорности. Только осознан­ное подчинение высшей воле приносит плоды. В рам­ках компетенции проявление разумной инициативы по­ощрялось.

—     

Письмо будет написано от руки или напечатано на машинке? — спросил Науйокс.

—      

Хороший вопрос. Я полагаю, что напечатано. А вот где достать русскую пишущую машинку, да ещё та­кого типа, какой используется сегодня в советском оберкомандо,— ваша задача, хауптштурмфюрер. На­сколько успешно вы справитесь, будем судить по конеч­ному итогу... Еще вопросы?.. Тогда о самом письме. Это касается всех, не только Беренса и Науйокса. Не в лоб, тем не менее достаточно ясно нужно создать впечатление, что Тухачевский и другие вы­сокопоставленные военачальники находятся в тайном сговоре с немецкими генералами, не одобряющими, ска­жем так, идеи национал-социализма... Кандидатуры продумаем после!.. Обе группы, советская и немецкая, готовят, соответственно в Москве и Берлине, государст­венные перевороты. Цель: установление режима воен­ной диктатуры с последующим разделом Европы. Крайне важный момент! На заключительной стадии не исключена направленная утечка информации, что ока­жет влияние на систему союзов Москва — Париж, Моск­ва — Прага в желательном для нас направлении. Пись­мо Тухачевского надлежит подкрепить широким спек­тром документов, желательно -подлинных. В целом «Красная папка» должна иметь вид ординарного дела, которое находится в производстве нашей контрразвед­ки. Русским будет передана лишь фотокопия, причем не слишком качественная. Это подкрепит версию, что некто, назовем его «

Z», рискуя жизнью, проник в архив и второпях, приноравливаясь к условию осве­щения, произвел пересъемку. О мотивах «

Z» подумаем отдельно. По всей видимости, мотивы обычные: ма­териальные затруднения, долги и так далее. Короче говоря, основная масса документов «Красной папки» ка­сается не столько Тухачевского и русских вообще, сколько наших генералов-изменников. Мифических, подчеркну, ибо немецкий генералитет беззаветно пре­дан фюреру. Эти мифические, но с подлинными имена­ми изменники находятся под подозрением. На них, до­пустим с двадцать пятого — двадцать шестого года, заведено наблюдательное производство. С первых офи­циальных контактов между рейхсвером и РККА. Та­ким образом, в дело должны быть подшиты письма, донесения, служебные записки ответственных лиц — фамилии подлинные! — которым полагалось бы вести расследование такого рода контактов. Мысль ясна?.. Совершенно верно — сводки телефонного прослушива­ния, протоколы допросов возможных свидетелей с под­пиской о неразглашении. Словом, тривиальное про­изводство, по всем законам полицейской бюрокра­тии. Но в меру! Ни одного бесспорного доказательства, одни косвенные улики. Письмо Тухачевского должно заставить предполагать многолетнюю переписку. Оно всего лишь одно из многих — десятое, пятнадцатое — и случайно попало в руки закона. Или не случайно? Тогда нужно дать объяснение — как... Надеюсь, Беренс придумает, если остановится на таком варианте. Имена генералов, наших и русских, должны

попадаться

, под­черкиваю —

попадаться.

Где-то упомянуто в письме, где-то записано, да еще с вопросительным знаком на полях рукой следователя. Их надо дозировать по прин­ципу экономной домохозяйки. Суп должен быть под­солен в самую меру. Пусть русские выискивают. Вы­искивают и находят. Несколько слов о наших генералах-предателях. Их измена еще не вызрела оконча­тельно. Это скорее доведенная до критической точки фронда. Она уже не может быть терпима, но еще не дает повода для немедленного ареста. Улавливаете мою мысль?.. Будем держаться на этой зыбкой границе. Она провоцирует охотничий инстинкт, вызывает иллю­зию подлинности. Я не отказываюсь от идеи даже ин­сценировать арест какого-нибудь престарелого господи­на из Цоссена... Такова в самых общих чертах гене­ральная идея. Прошу высказываться.

вернуться

28

Falsifikat— подделка. Falschung— фальсификация, подлог. Falsum— подделка, обман.

23
{"b":"194255","o":1}