—     

А что с Папеном?

—     

Разве вы не знаете, что он в Вене.

—     

Ах, да... Простите, забыл.

Возвратившись из Вашингтона, Додд обнаружил в Берлине множество перемен. Влияние умеренных, к которым принадлежал Шахт, явно шло на убыль. Тон задавали фанатичные экстремисты. В сущности, необратимо менялся весь мир. Шансы на переизбрание Рузвельта довольно сомнительны. Общественное мне­ние в Штатах кренится на правый борт, грозя опроки­нуть лодку. Фриц Кун, доморощенный фюрер, раньше он работал на заводе Форда в Детройте, возит по всей Германии группы американских туристов немецкого происхождения. «Национал-социализм — это спасение для народов»,— заявил он на митинге в Нюрнберге. Все его действия направляет Боле из иностранного отдела НСДАП.

Коричневая плесень завелась и под крышей посоль­ства. Новый советник Мейер вовсю заигрывает с Герин­гом, готовя за спиной Додда почву для двусторонних переговоров. Судя по всему, наци ожидают крупных уступок с американской стороны.

—     

Чертовски холодно! — поежился, подойдя, Эрик Фиппс.

—                    

Почему англичане любой разговор обязательно начинают с погоды? — пошутил Додд.— Но вы правы, продирает насквозь. Терпеть не могу эти ужины на лужайке. Вы останетесь?

—     

Едва ли... Мне вообще начинает казаться, что пора собираться в дорогу.

—     

Вы это серьезно, сэр Эрик?

—      

Вполне. С моим складом ума все труднее стано­вится приспосабливаться к климатическим перепадам. Откровенно говоря, после назначения Риббентропа я и сам готов рекомендовать моему правительству сделать ответный жест. Здесь нужен более поклади­стый человек.

—     

Могу лишь сожалеть,— Додд беспомощно похло­пал себя по карманам, ища очки: на эстраде появились актеры в камзолах и робах восемнадцатого века.— Мне будет вас очень недоставать, сэр Эрик... Если, ко­нечно, я задержусь долее вас,— ответил он откровен­ностью на откровенность.

—     

Даже так? — Фиппс деликатно отвел глаза.— Пока вы отсутствовали, тут возникли кое-какие до­мыслы...

—     

Я в курсе,— кивнул Додд. Слухи о скорой его отставке распространял, с подачи Мейера, Геринг.— В принципе не исключено, хотя ни президент, ни гос­секретарь ничего мне об этом не говорили. Нацисты меня едва терпят, что не может не отражаться на на­строениях американцев.

—     

Демократия постоянно пасует перед диктатурой. Мы ведем себя, как кролики, загипнотизированные удавом. Куда нас вынесет, мистер Додд, на какой бе­рег?.. Я очень доверяю вашему историческому чутью.

—     

Откровенно говоря, я ощущаю себя такой же щепкой, влекомой течением. Понимание истории — это одно, а чутье... Чутье — субстанция тонкая, неуло­вимая. Признаюсь, что я не предвидел столь бурного развития испанских событий, хотя и предсказывал воз­можность установления германо-итальянского конт­роля над Европой. В конечном счете отказ от согла­сованных англо-французских действий против агрессии в Абиссинии обрек европейские демократии на гибель.

—     

Целиком и полностью с вами согласен. Испанская трагедия — прямое следствие совершенной ошибки. Гитлер и Муссолини, не опасаясь санкций, снабжают оружием военную 'хунту. За это, надо думать, они получат испанские колониальные владения. В недале­ком будущем нам будет противостоять коалиция уже из трех диктаторов.

—     

Простите, сэр Эрик, но это не более чем конста­тация свершившегося факта. Истинная перспектива рисуется в более мрачных тонах. Я далек от критики вашего правительства, но, рассуждая как историк, смею сказать: Англия проявила поразительное бес­силие, за которое вынуждена будет заплатить непомер­ную цену. Недаром говорят, что скупой платит дважды. Баланс сил постоянно сдвигается в пользу тоталитар­ных режимов. Во Франции сейчас такие раздоры, что установление диктатуры представляется неизбежным. Мы со своим изоляционизмом совершили непрости­тельную ошибку. Штаты неизбежно окажутся втяну­тыми в новую войну, но на условиях куда более худ­ших, чем сейчас, а завтра — тем более. Группа неразум­ного меньшинства в сенате нисколько не поумнела. Как видите, уроки истории никому не идут впрок... С кем это так любезничает Геббельс?

—     

Юнгер... Воин-эстет, бард, проложивший бряца­нием лиры путь стальным колоннам... Фашизм и розы! Чем это хуже, чем фашизм и меч? Фашизм и спорт?

—     

Что ж, это их время. Габриэле Д'Аннунцио, Монферлан... В России, мне рассказывали, чуть не каждый второй писатель в гимнастерке и галифе... Никогда еще сама идея демократии не выглядела столь беспомощно-жалко... Похоже, близится конец света, сэр Эрик?

—     

Мир либо переболеет злокачественным поветри­ем, либо погибнет. Хуже всего то, что клиническое течение черно-красной лихорадки протекает двояко. Отвращение к нацизму толкает наших интеллектуалов в объятия Сталина, страх перед большевизмом — в фашистскую паутину.

—     

Идея Интернационала все же ближе европей­скому идеалу, чем почва и кровь?

—     

Погодите и вы увидите, во что выльется этот эксперимент. Слишком много общих черт у величай­шего вождя всех времен и гения всех времен и народов. Тотальная организация неизбежно приведет Сталина к национальной автаркии. Национализм динамичен. Он переливает миф в энергию.

—     

Созидания или разрушения?.. В том-то и суть, что национализм и интеллект — это два антипода. С одной стороны, сила и рост, с другой — иссушаю­щий скепсис, но именно он создал все то, чем гордится человечество.

—     

Мысли о будущем угнетают меня. Ощущая пол­нейшее бессилие хоть что-нибудь изменить, чувствуешь себя таким жалким.— Фиппс простился и незаметно покинул прием.

Дамы и кавалеры в париках оттанцевали свое. Лучи прожекторов осветили затянутое облачной пеле­ной небо. Знаменитый летчик Удет принялся выписы­вать фигуры высшего пилотажа.

—     

Боюсь, что ко мне вернется прошлогодняя про­студа,— пожаловался жене посол Додд.

—      

Сходи за пальто и шляпой,— посоветовала Мэтти.— Или совсем уедем?

—     

Четверть одиннадцатого,— он защелкнул крыш­ку карманных часов.— Из Олимпийских игр Гитлер делает себе грандиозную рекламу. Сэр Эрик прав: фашизм и пулемет, фашизм и футбол, фашизм и цветы... Ты обратила внимание, дорогая, на того господина, что стоял с Геббельсом?.. Это знаменитый романист Юнгер. Пишет ритмизованной прозой, вроде Аннунцио... Даже названия у них схожи: «Мраморные ска­лы», «Девы скал». Красивенькая дешевка. Я только сейчас обратил внимание... И этот сексуальный культ родины: невеста, жена... С рыцарским идеалом его роднит разве что фразеология, набор заезженных мета­фор. На деле же — звериная похоть и пьяный садизм.

Троцкистско-зиновьевский центр ставил главной своей задачей убийство руководителей ВКП(б) и в пер­вую очередь убийство Сталина и Кирова. Через членов центра И. Н. Смирнова и Мрачковского центр был

связан с Троцким...   „

Протокол допроса Г. Зиновьева

от 23—25 июля 1936 г.

...Единственным средством, с помощью которого мы можем надеяться на приход к власти, является орга­низация совершения террористических актов против руководителей ВКП(б), в первую очередь против Сталина

.

  Протокол допроса

Л.

Каменева

от 23—24 июля 1936 г.

С целью ведения в Советском Союзе троцкистской контрреволюционной работы и организации террори­стических актов над Сталиным я нелегально приехал в СССР.

Я не решился без специальных указаний Седова идти на это и сообщил условным письмом Седову в Па­риж, что есть возможность наладить связь с крупной немецкой организацией крайне правого направления (речь идет о ГЕСТАПО...).

Протоколы допросов В. Ольберга от 13 февраля и 9 мая 1936 г.