— Пан офицер просит показать, где живет Григорий Кириллович Бояр.

Старики понурились. Молчание было слишком долгим. Шульц нервно ударил стеком о краги. Его терпение лопнуло, и он сердито закричал на переводчика. Тот в тон офицеру заорал на крестьян:

— Пан офицер прикажет шомполами бить!.. Скажите пану офицеру!

Старики медленно подняли головы и посмотрели на Кирея.

— Ведите, дед… — прошептал Мирон. — Их сила…

Руки Кирея дрожали. Он сделал один шаг вперед, с трудом произнес:

— Я… я… отец… Черт его побери!

Солдат-переводчик доложил офицеру, что старик — отец Григория. Шульц отдал команду. Взвод двинулся. Кирей шел впереди. Все, кроме Тихона Надводнюка, пошли следом за взводом ко двору Бояров. Один из немцев раскрыл ворота, и взвод вошел во двор. Команда. Пулеметчики быстро установили пулемет прямо против дверей хаты, взвод рассыпался цепью, винтовки ощетинились штыками.

Из хаты вышел Григорий, немного бледный, но спокойный. За ним вся в слезах вышла Наталка.

Шульц спросил через переводчика:

— Григорий Кириллович Бояр?

— Да.

— Крестьянин?

— Да.

— На войне был?

— Да.

— Чин?

— Рядовой.

Шульц достал из кармана лист бумаги. Переводчик повторял слова Шульца.

— Штаб немецкого командования имеет сведения, что Бояр Григорий Кириллович — большевик, прячет у себя большевистское оружие и большевиков. Правда это?

Бояр посмотрел в глаза Шульцу и усмехнулся.

— Нет у меня никаких большевиков и никакого оружия.

— Мы сделаем обыск! — пригрозил переводчик.

— Делайте!

Бояр сел на колоду. Немцы с винтовками наперевес пошли в хлев. Бояр засмеялся. Подумал: «Ищите!.. А Бровченко не солгал», — и вспомнил посещение Надводнюка, которому еще утром Бровченко сообщил о доносе. Немцы раскапывали штыками навоз, из клуни летела пыль и пучки соломы. Бояр подумал: «Еще свое оружие подбросят» и побежал в клуню. Пять немцев лазили по соломе, штыки втыкали вглубь. Шульц стоял на пороге. Начали перебрасывать солому из одной загородки в другую. Поднялась пыль. Шульц закашлялся и вышел из клуни. В ту же секунду солдаты перестали искать и закивали Бояру.

— Польшевик?

Григорию стало смешно от этого — «польшевик».

— Нет.

Один из солдат стал на пороге, другие окружили Бояра, похлопывали его по плечу, прикасались к рукам, заглядывали в глаза, причмокивали и быстро-быстро говорили слова, из которых только одно и понимал Григорий: «польшевик».

В клуне опять появился Шульц. Солдаты сейчас же начали рыться в соломе. Бояр ушел в хлев. И там солдаты стояли и перешептывались, а когда Шульц заглянул в хлев, принялись за работу.

Прошло с полчаса. Ничего не найдя, немцы высыпали во двор, поискали в хате и тоже ничего не нашли.

Шульц, взбешенный неудачей, повел солдат на огород. Они рыскали в кустах, втыкали штыки в мягкую землю, но следов от свежевыкопанных ям не было. Григорий ходил за ними следом. Он старался не смотреть на грушу с дуплом, но дерево маячило у него перед глазами. Шульц подошел к дереву, постучал по стволу стеком. У Григория по спине пробежали мурашки. «Конец!» Шульц засунул стек в дупло, почему-то свистнул и отошел.

Григорию показалось, будто у него с плеч свалилась неимоверная тяжесть. Он облегченно вздохнул.

«Теперь уберутся к чертовой матери!» — и смелее подошел к переводчику: — У меня ничего не нашли. Я прошу сказать, кто возвел на меня этот поклеп?

Шульц выслушал переводчика, прищурился, выдавил из себя несколько слов. Сейчас же рядом с Бояром выросло двое солдат. Команда. И взвод вышел со двора. Наталка бросилась к Григорию, но два штыка преградили ей дорогу. Она остановилась, закрыла лицо передником и заголосила.

— За что? Черт его побери! — ударил руками о полы Кирей. Немцы на него не обратили внимания.

Взвод вышел на улицу и повернул к Надводнюкам.

Немцев у калитки встречали Дмитро, отец, мать, Ульяна и Мишка. Дмитро стоял, крепко сжав губы. Увидев Бояра, Дмитро едва заметно побледнел. Глазами спросил: «Нашли что-нибудь?» Когда Бояр отрицательно покачал головой, Дмитро перевел дыхание и присел на завалинку. Шульц не отходил от своих солдат, заставляя их обыскивать даже мышиные норы… Но и у Надводнюков ничего не нашли. Шульц нервно кусал губы, жевал кончик сигары. И рядом с Надводнюком выросло двое солдат. Взвод под рыдания Ульяны, Мишки и матери вышел со двора. За взводом шли Наталка, Ульяна, Кирей, Тихон, Тихониха, Гнат, Мирон, выбегали женщины из соседних дворов, выходили мужчины, и все присоединялись к толпе, заполняли улицу. Шульц шел рядом со взводом, оглядывался на толпу и жевал кончик сигары. Потом выхватил из кобуры револьвер, выстрелил в воздух и крикнул:

— Цурюк!

Толпа подалась назад, но не разошлась. Дав солдатам отойти шагов на сто, крестьяне опять пошли следом.

— Куда их ведут, ро-о-ди-мые? — голосили женщины.

— Может на расстрел ведут? Черт его побери! Заступитесь, люди добрые! — умолял Кирей.

Мужчины шли, не спуская глаз с немцев, и успокаивали женщин.

Взвод остановился у ворот Гордея Малышенко. И тут обыск не дал никаких результатов. Гордея поставили рядом с Бояром и Надводнюком. К толпе присоединилась старенькая мать Гордея — Параска. Потом немцы забрали Пескового и пошли к Клесуну. Шульц никак не мог понять, что Павла Клесуна действительно нет дома. Шульц рассвирепел, потерял самообладание, кричал, снова и снова производил обыск, но Павла, конечно, не нашли.

Тогда подтолкнули к Шульцу старого Марка, низенького, с маленьким плоским лицом, в стеганых штанах и длинной, грязной полотняной рубахе.

Переводчик спросил:

— Где сын?

— Я ничего не знаю, — прошамкал Марко. Шульц взмахнул стеком. Марка бросили на землю, ударили шомполом по спине. Старик дернулся, вытянул ноги и затих. Солдат бил его по животу, по голове. Марко едва слышно стонал. Потом Шульц еще раз взмахнул стеком. Взвод выстроился, окружил арестованных и вышел со двора. Следом за взводом, запрудив всю улицу, двигалась толпа. В передних рядах шла Марьянка, поддерживая мать Малышенко. Шульц опасливо оглядывался и, наконец, приказал солдатам дать залп в воздух. Люди остановились, сбившись в кучу, но потом опять пошли вслед за взводом.

Арестованных немцы отвели в погреб под школой. У дверей поставили часового. Толпа не расходилась.

Шульц подозвал переводчика:

— Скажи — стрелять буду…

В полдень немцы согнали крестьян к церкви на сход. На паперти стояли Писарчук, Варивода, Маргела, Лука Орищенко и поп Маркиан. Шульц, размахивая стеком, шагал взад и вперед. У паперти стоял навытяжку ординарец. Вдоль ограды выстроились вооруженные немцы. Люди входили на погост и сразу попадали в кольцо. Озираясь по сторонам, они боязливо жались друг к другу. Вместе со своими соседями стоял рослый Ананий Тяжкий, озабоченный и невеселый. Яков Кутный прислонился к вербе, заложил руки за спину, изрытое оспою лицо было темным и гневным. Свирид Сорока как-то особенно долго сворачивал цыгарку, исподлобья наблюдая за равномерно шагавшим по паперти Шульцем. Шуршавый прошептал Дорошу Яковенко:

— Слышали, в Макошине новости… Наследники графа Мусина-Пушкина требуют, чтобы крестьяне заплатили деньги за имущество. Вы думаете — мало денег! Ого!.. Сорок две тысячи да семьсот восемьдесят один рубль. Еще и один! Что будет народ делать?..

Новость сразу облетела сход. Это известие потрясло всех. Кто-то шепотом рассказал еще одну новость. Сядринский помещик тоже требует денег за сожженный дом. Люди не подчинились немцам, и немцы сожгли село… Боровичане растерялись. С испугом посматривали на вооруженных немцев: не для того ли и боровичан созвали сюда?

В ворота прошли Бровченко и Муся. Осмотрелись, стали неподалеку от Анания. Пришла Марьянка, остановилась возле Муси.

— Не слыхали, для чего народ сгоняют? — Марьянка дотронулась до руки Бровченко.