— Сейчас всё поймёшь, — сказал знахарь. — Ну-ка, подняли кубки. — Дождавшись, когда мы возьмём стаканчики, он поднял свой и произнёс: — За целителя Филлиниана! — И одним махом выпил.

Я последовал его примеру и, поставив стаканчик на стол, посмотрел на Кламиру. Та не пила и неотрывно смотрела на меня. В её глазах я увидел такое восхищение и обожание, что… Конечно, в первую минуту мне это очень понравилось. Кто откажется быть объектом восхищения и обожания? Это же так здорово. Некоторые лицедеи, насколько известно, жить не могли без этого. В буквальном смысле. Как только внимание капризной публики отвращалось от них, они быстро спивались и умирали. Некоторые ради удержания этого внимания готовы были на всё, на самые мерзкие поступки и скандалы, лишь бы о них говорили снова и снова. Неважно, в каком контексте. Главное, чтобы не забыли. Другие же, напротив, быстро уставали от такого внимания и старались всячески его избегать.

За эту минуту, пока смотрел в глаза Кламиры, я многое понял в поведении Вителлины. Понял, почему она старательно избегала людных улиц и собраний, незаметно для окружающих морщилась, когда прохожие слишком уж бурно выражали своё восхищение, а также догадался, чем её привлекла моя скромная особа. Именно тем, что она не увидела в моих глазах восторга преданного пса. Нет, я не разочаровался в себе, и самооценка моя ничуть не упала. Не всё ли равно, собственно говоря, какое именно перо из павлиньего хвоста, который мы широким цветастым веером гордо разворачиваем перед дамами, привлекло её внимание? Месяц мы были вместе, и нам было хорошо. Было бы плохо — пресечь наши встречи ей ничего не стоило.

Я подошёл к Кламире, взял из её руки стаканчик с вином, к которому она так и не притронулась, и поставил на стол. А потом хорошенько встряхнул девушку за плечи:

— Кламира! Очнись! Я всё тот же Филин.

— Да-да-да… — часто-часто, мелко-мелко закивала она. — Я помню, Фил… линиан.

— Просто Филин, Кламира. Мы же друзья!

Огонёк восхищения приугас в её глазах, но, к сожалению, не исчез совсем. Меня охватило тоскливое чувство потери. Я терял подругу. Взамен приобретал поклонницу, но поклонницы и поклонники мне были совсем не нужны. А вот друзья… они на рынке рядочками не лежат — пара за медяк, пучок за серебряк. В данный момент ничего нельзя было поделать, и я понадеялся на время, которое многое лечит. Может быть, излечит и лекаря Кламиру.

Ещё вспомнилось, как учитель Лабриано посоветовал не хвастаться перед друзьями. Я представил себе, что Сен и Свента смотрят на меня так же, как Кламира, и мне чуть плохо не стало. Остаться одному, без друзей, в толпе поклонников и поклонниц — это точно не моё.

Два дня я пробездельничал, почти не выходя из дома. Отъедался, отсыпался, отдыхал. На третий день знахарь пришёл ко мне сам в сопровождении Кламиры.

— Если ты уже восстановился, может, сходим сегодня к одному инвалиду? — спросил он.

Я согласился, по-быстрому оделся, взял сумку, и мы отправились в путь. Впрочем, идти пришлось недалеко. Инвалид жил через две улицы от дома тётушки Матриды и уже ждал нас. Похоже, Герболио не сообщил ему о цели нашего визита, но бывший командир отряда егерей проявил настоящее гостеприимство. Стол был накрыт и ломился от разнообразнейших закусок, кувшинчиков, свежих овощей и фруктов. У стола хлопотала худенькая пожилая женщина, не растерявшая былой красоты, однако постоянная тревога в глазах явно не добавляла ей здоровья. Хозяин, некогда стройный и плечистый воин, а теперь сгорбленный высохший старик, принял нас, сидя в кресле. Он извинился, что не может встретить гостей стоя, ноги не ходят совсем, тепло поприветствовал знахаря и вопросительно посмотрел на нас.

— Это Филлиниан и Кламира, — представил нас знахарь. — Мои практиканты.

Мы раскланялись с хозяином, и тот широким жестом пригласил нас к столу.

— Стол — это хорошо, — одобрил Герболио. — Он нам очень понадобится. Но не сейчас. Скажи-ка, Гарсиол, ты ещё помнишь, что такое секретность?

Хозяин быстро глянул на женщину, та понятливо кивнула и двинулась к выходу, но знахарь её остановил:

— Хозяйка твоя тоже должна в этом участвовать, поэтому пусть остаётся. Такое вот дело, Гарсиол, прежде чем я продолжу, ты и твоя жена должны подписать магический договор о неразглашении. Вы согласны? — Дождавшись подтверждающего кивка от обоих, он достал договор и попросил их приложить руки. После того как дело было сделано, продолжил: — Один из этих молодых людей — целитель. Кто именно, знать вам не обязательно. Целитель в качестве тренировки своих способностей готов попытаться вылечить тебя, Гарсиол. Рисковать тебе, поэтому думай.

Хозяева, услышав это предложение, посмотрели на нас с такой безумной надеждой, что мне чуть опять плохо не стало. Казалось, не оправдать их надежды хуже смерти.

— Да, — твёрдо сказал Гарсиол. — Я согласен рискнуть. Что от меня требуется?

— Мы расположимся в твоей спальне. Я дам тебе сонное зелье, и ты уснешь. Хозяйку мы попросим побыть в соседней комнате и не мешать нам.

Затем мы отнесли воина в спальню, помогли ему раздеться, дали укрепляющие эликсиры и сразу установили капельницу с раствором необходимых веществ. После этого я поудобнее расположился возле постели и перешёл целиком на магическое зрение.

У инвалида оказались поражены печень, почки, часть правого лёгкого и позвоночник. Первым делом я сформировал системы восстановления фильтров — печени и почек. Основательно подкачал их энергией и стал наблюдать за процессом. Я уже как-то приноровился, и теперь поддержание устойчивости системы не требовало такого напряжения, как в первый раз. Я чувствовал, что могу сформировать и поддерживать системы восстановления и других органов, но решил, что строить дополнительную систему по очистке крови от элементов, подлежащих выводу из организма, нецелесообразно.

Где-то часа через полтора обновление этих органов приблизилось к завершению, и я приступил к исцелению правого лёгкого и позвоночника. Формировалась правильная структура органа, подавалась энергия, подводились необходимые компоненты, из которых тут же строилась материальная составляющая организма. Процесс был завораживающе красив и гармоничен. Впрочем, случаи сбоев и дисгармонии тут же пресекались и корректировались мною. Я чувствовал себя дирижером огромного оркестра, играющего очень сложную, но божественно прекрасную мелодию.

Примерно через пять часов (уже перевалило далеко за полдень), убедившись, что процесс исцеления больше не требует моего внимания, я открыл глаза и кивнул Герболио. Они с Кламирой тоже устали: доливали раствор в капельницу, втирали мази по моему указанию, в общем, не бездельничали. А я снова был выжатым лимоном, но выжатым не до конца. Сока хватило бы ещё на столько же, это точно. После первого исцеления я стал более уверен в своих действиях, меньше боялся и напрягался и, соответственно, тратил намного меньше сил, чем в первый раз.

— Ну как? — с ожиданием посмотрел на меня знахарь.

— Всё в порядке. Пусть спит, а с завтрашнего дня усиленно питается и расхаживается.

Мы выползли из спальни и увидели хозяйку, которая, похоже, так и простояла, не присаживаясь, около стола.

— Ну что, хозяюшка, чем попотчуешь голодных лекарей? — бодро спросил Герболио. — Давай что есть — всё съедим, ничего не оставим. А благоверный твой пусть поспит. Утром накормишь его варёной курятиной да бульоном с рисом. И пусть сам встаёт к столу. Хватит уже бока отлеживать.

Женщина осела на ближайший стул и тихо заплакала.

— Ох, уж эти женщины! — патетически воскликнул знахарь. — Тут радоваться надо, что муж как новенький стал, а она в слёзы. Или боишься, что к молоденькой уйдёт?

Женщина счастливо, не переставая плакать, замотала головой, потом подхватилась, засуетилась, стала нас рассаживать и угощать. Горячие овощи и мясо уже давно остыли, но она быстро всё разогрела и всё причитала, что вкус теперь совсем не тот, а новое сготовить некогда. Но мы были непривередливы и основательно сократили её запасы продуктов.