Первая опасность пренебрежимо мала, потому что ополчение рассеяно по селеньям и само собраться вместе не может – на это нужен приказ.

А вторая опасность может быть резко уменьшена тем, что функции управления новым войском будут разделены: одна административная единица будет заниматься их обучением и вооружением, другая – наказанием и поощрением и третья – руководством ополчением в случае войны.

Никколо Макиавелли был исключительно умным человеком.

Как он мог поверить в то, что изобретенный им механизм «разделенной администрации» будет и в самом деле работать как задумано, совершенно непонятно.

Но, в конце концов, и такой универсальный гений, как Леонардо да Винчи, верил в то, что сможет повернуть реку Арно.

1. 25 января 1504 года, когда работа над «Давидом» уже близилась к завершению, его пришли оценить ведущие флорентийские художники. Только немногие из них, во главе с Боттичелли, по-прежнему настаивали на размещении статуи близ собора. Для прочих консультантов, включая Джулиано да Сангалло, Пьеро ди Козимо и Леонардо да Винчи, общегражданский посыл скульптуры перевесил ее религиозное значение. Для защиты от негативного действия сил природы статую было предложено перенести туда, где заседал городской совет – в лоджию Ланци.

2. Якоб Буркхардт (1818—1897) – швейцарский историк культуры, стоявший у истоков культурологии как самостоятельной дисциплины. Цитата приводится по его книге «Культура Возрождения в Италии», глава I. «Государство как произведение искусства».

3. Людовик XI (фр. Louis XI), по прозвищу Осторожный, Благоразумный (фр. le Prudent) или, неодобрительно, Всемирный Паук (фр. L’universelle aragnée) – король Франции в 1461—1483 годах из династии Валуа.

4. Франческо Сфорца – основатель миланской ветви династии Сфорца, кондотьер. В 1441 году женился на Бьянке Марии Висконти (1425—1468), внебрачной дочери герцога миланского Филиппа Висконти. После смерти герцога Висконти в 1447 году, не оставившего наследников мужского пола, сенат города решил передать герцогство Сфорца.

5. Цитируется по переведенной с итальянского на английский книге Маурицио Вироли «Niccolo’s Smile», page 84.

Такими вот словами: « Ваше великолепие, мессeр капитан-генерал...»[1]начиналось письмо Бьяджо Буонакорси, написанное им в феврале 1509 года и адресованное его другу и начальнику, Никколо Макиавелли. Ну, не будем принимать это пышное обращение слишком уж серьезно: отношения Бьяджо и Никколо строились на совершенно неформальной основе.

Когда Макиавелли в одной из его посольских поездок в Рим понадобилась новая дорогая одежда, он обратился к Бьяджо с просьбой заказать ее – что тот и сделал, но на свою мерку. В письме, сопровождающем посылку с одеждой, Бьяджо высказал надежду, что она подойдет, а если нет, то пусть Никколо « почешет свой зад» и не досаждает своему дpугу впредь подобными поручениями [2].

Так что мы можем быть уверены, что Бьяджо, по своему обыкновению, валял дурака. Но основания для такого вот пародийного славословия у него все-таки были. Бесконечно тянущаяся война с Пизой подходила к благополучному окончанию, и не в последнюю очередь благодаря созданному Никколо Макиавелли ополчению. Он все-таки своего добился – ополчение существовало, в нем числилось теперь до 20 тысяч человек.

К тому же он оказался в самом центре процесса переговоров о капитуляции Пизы. В середине марта 1509-го Синьория послала его в Пьомбино для встречи с делегацией мятежного города. Пизанцы отказались с ним говорить. Во-первых, у них не было полномочий для детальных переговоров, во-вторых, они хотели говорить с кем-нибудь более весомым, чем какой-то секретарь.

Когда наконец делегаты все же стали разговаривать, они начали с выдвижения условия: Пиза, так и быть, отдаст Флоренции свое контадо, то есть свои владения в сельской местности, но собственно город Пиза останется суверенным.

В ответ им было сказано, что если они боятся впустить флорентийцев в стены города, то напрасно: им не надо беспокоиться по поводу возможных репрессий, Синьория Флоренции уже решила, что ни на жизнь, ни на собственность пизанцев не будет допущено никаких покушений.

Что же касается разделения Пизы и ее контадо с точки зрения подчинения юрисдикции Республики Флоренция, то, конечно, это прекрасная шутка, но не лучше ли поговорить о более серьезных предметах? И Макиавелли обратился к делегатам, предcтавлявшим сельские округа Пизы, сообщив им, что « удивлен их наивностью». Они играют в игру, которую не смогут выиграть. Ведь если в итоге победит все-таки Пиза, то они «останутся ее подданными, а не ее гражданами», а если Пиза попадет под штурм, что может случиться в любую минуту, то стены города их не защитят и они погибнут – или уж во всяком случае потеряют все своe имущество.

Угроза, надо сказать, была более чем реальной – поля вокруг Пизы уже поджигали, и делалось это как раз тем ополчением, которое сформировал Макиавелли. И делегаты Пизы вняли словам секретаря:

« Мы хотим мира, мессер посол, мы хотим мира».

Теперь они не цеплялись к рангу – Никколо именовали послом...

Мир был подписан 4 июня 1509 года, и уже 8 июня флорентийцы вошли в город. Капитуляция Пизы была принята канцлером Республики, то есть секретарем Первой Канцелярии, Вирджило Адриани, и секретарем Второй Канцелярии Республики, Никколо Макиавелли. Во Флоренции прошел бурный праздник, ликовало все население. Агостино Веспуччи написал Никколо: « если бы я не боялся, что ты зазнаешся, я бы сказал, что твои ополченцы как раз и сделали это завоевание возможным. Клянусь Господом – я напишу тебе приветствие, достойное быть сочиненным самим Цицероном».

Филиппо Казавекья устроил специальное празднество для Макиавелли, и пригласил его погостить в своем доме, обещая чудесную форель и самые лучшие вина.

Он не находил слов, чтобы описать в достойной степени все достославные деяния секретаря Второй Канцелярии. Правда, он предупреждал его попридержать язык, потому что идеи, им высказываемые, « пойдут на пользу только мудрым, которых всегда немного».

Что сказать – он был прав. Процитируем Маурицио Вироли, автора книги о Макиавелли:

« Человек, который служит общественным интересам с полной самоотдачей и честностью, который пытается понять проблемы, стоящие перед его страной, и старается найти для них подходящие решения – такой человек должен быть ценим и уважаем своими согражданами. Но поскольку люди часто завистливы и невежественны, куда чаще случается обратное: чем больше труда, ума и старания вкладывается в служение общему делу, тем больше яда и подозрений это служение на себя навлекает».

Прибавим к сказанному и то, что сам Никколо Макиавелли делу не помогал. Замечательный дипломат, на редкость проницательный человек, он был тем не менее очень не склонен к лести и лицемерию. Трудно, собственно, сказать, почему – он безусловно был честолюбив, безусловно стремился сделать карьеру и прекрасно знал, как это делается.

Ho y него было, по-видимому, ощущение определенного превосходства над окружающими – какие-то вещи он видел столь ясно, что не понимал, как их могут не видеть другие. Он не любил просить и совершенно не умел кадить самолюбию людей, которых не уважал.

Такие черты характера мало способствуют успешной бюрократической карьере, и Никколо Макиавелли держался на плаву в основном благодаря покровительству Пьетро Содерини. Ну, в результате всего вышесказанного, наверное, он не очень удивился, когда узнал от верного друга Бьяджо, что в Синьорию на него поступил донос. Интересно, что этот донос был анонимным.

В нем утверждалось, что Макиавелли не может занимать никакого официального поста в администрации, потому что его отец числился в списке неплательщиков налогов.