Итальянские кардиналы, которых было вдвое больше, могли бы легко победить, но они были разбиты на отдельные партии и мешали друг другу. Кроме итальянцев и испанцев, было еще только четыре кардинала, которые не входили ни в ту, ни в другую группу, на что и был расчет. В принципе можно было надеяться протолкнуть на папский трон француза именно как компромиссного кандидата, не принадлежащего ни к одной из двух главных «партий».

Но уже первое голосование показало, что кардинал Руанский получает 13 голосов, и ни один из них не подан испанцами. Они выдвинули своего, Бернардино де Карджаваля, и он получил все 11 испанских голосов плюс один итальянский.

Его главный итальянский соперник, Джулиано делла Ровере, получил 15 голосов, и в итоге по предложению кардинала Асканио Сфорца, одного из бежавших от Борджиа прелатов, был избран 64-летний Франческо Пикколомини. Испанцы по предложению Чезаре Борджиа проголосовали за него. Он нарекся Пием III, вернул Чезаре его пост гонфалоньера церкви – и 18 октября 1503 года, через 27 дней после избрания, умер.

Выборы надо было начинать сначала.

В ночь с 31 октября на 1 ноября 1503 года Макиавелли отправил срочное сообщение Синьории об избрании на Святой Престол кардинала Джулиано делла Ровере. Утром 1 ноября вдогонку к письму было отправлено подтверждение буквально из двух строк:

« Во имя Господа извещаю ваши милости, что этим утром кардинал Сан-Пьетро[Джулиано делла Ровере] избран новым папой. Да сделает его Господь хорошим главой христианского мира».

Новый папа избрал себе имя Юлия II, и за него проголосовали и француз, кардинал Руанский, и все 11 испанских прелатов, чьи голоса контролировал Чезаре Борджиа.

Почему он поверил словам Джулиано делла Ровере и его обещаниям оставить за ним пост гонфалоньера церкви, не поддается обьяснению. Сам Чезаре никогда не выполнял своих обещаний – как он мог поверить, что другие будут поступать с ним иначе?

Макиавелли писал Синьории, что Чезаре «непостоянен, нерешителен, полон колебаний и не останавливается ни на каком решении». Это был тот самый человек, который поражал всех – и своих друзей, и своих врагов – полной уверенностью в своих суждениях и быстротой своих действий.

Макиавелли полагал, что, « не привыкнув к ударам судьбы, герцог Валентино не знал больше, как ему быть». В один день он говорил послу Флорентийской Республики, что он еще увидит, как Флоренция лежит в руинах и посмеется над этим зрелищем, потому что он отдаст свои завоевания в Романье в руки венецианцев, заклятых врагов Флоренции, в другой он говорил ему же, что нет смысла копаться в прошлом, а надо смотреть в будущее и действовать так, как подсказывают насущные интересы, и следовательно, Флоренция должна помочь ему удержать его замки от жадных рук венецианцев.

Но, как и сказал Макиавелли, все это говорил уже не человек, а политический труп – от него отшатнулись даже французы. Кардинал Руанский и вовсе утверждал, что « Господь не оставляет грехи без воздаяния, и этот парень[Чезаре] будет тому примером».

У Синьории в направлении ее будущих действий и тени сомнений не возникло: Макиавелли, следуя полученным из Флоренции инcтрукциям, отказал Чезаре Борджиа в праве прохода через территории Республики. Кондотьеры на службе Флоренции разоружили его солдат у замка Кастильон Флорентино и захватили там дона Микеле де Корелла, командира испанских солдат на службе у Борджиа. Его посадили во Флоренции в тюрьму.

Узнав об этом, папа Юлий немедленно приступил к действиям. Арест Чезаре был уже обьявлен – от него потребовали «сдать все его остающиеся крепости для того, чтобы избежать кровопролития».

В Ватикане Чезаре поместили в тех же комнатах, в которых он удавил принца Альфонсо, тогдашнего мужа Лукреции. Все его владения были конфискованы – папа Юлий заявил, что деньги и сокровища пойдут на выплату компенсаций тем, кого Чезаре Борджиа ограбил.

Потом Чезаре был поставлен лицом к лицу с Гвидобальдо, герцогом Урбинским, и униженно просил у него прощения. Как записал один из свидетелей этой сцены, некто Уголино, еще недавно столь грозный герцог Валентино глубоко кланялся, обвинял в происшедшем ошибки своей молодости и своих дурных советников и говорил, что на него повлиял пример его отца, папы Александра, с его ужасными делами и извращенным характером. Он проклинал память отца и обещал вернуть все взятое в Урбино, кроме драгоценных занавесей и истории Трои, которые он подарил из дружбы кардиналу Руанскому [1].

В донесении Синьории, отправленном из Рима 2 декабря, Макиавелли написал, что дни Чезаре сочтены и что его конец не будет легким [2]. Он был несомненно прав, но судьба дала Чезаре Борджиа еще один шанс. 3 января 1504 года в Рим пришли вести о крупной победе испанских войск.

Гонсальво де Кордоба разгромил французов под Гарильяно, между Неаполем и Римом.

Теперь их католические величества, король Арагонский Фердинанд и его супруга, королева Кастильская Изабелла, совместно правящие в Испании, прибавили к своим владениям еще и Неаполь. Естественно, влияние их резко возросло, и когда испанский посол, дон Диего де Мендоза, заступился за Чезаре, с ним не стали спорить. 29 января 1504 года был достигнут компромисс: Чезаре Борджиа сдает все свои крепости в обмен на освобождение и на добровольное изгнание из Рима.

26 апреля он добрался до Неаполя. Его там ждали. Жоффре Борджиа тоже был там, и даже принцесса Санча, внучка короля Ферранте и дочь короля Альфонсо из свергнутой ветви арагонской династии. Испанские власти ее не тронули и даже вернули ей ее бывший дворец.

Гонсальво де Кордоба предложил своему гостю план нападения на Флоренцию. Предполагалось, что во главе похода встанет Пьетро Медичи, но он в день Гарильяно оказался во французском лагере и утонул в реке во время бегства французской армии [3].

Нечего и говорить, что за это предложение Чезаре ухватился просто с восторгом. Но в дело вмешался папа Юлий. До него дошли вести о происходящем, он пожаловался в Мадрид – и дон Гонсальво получил приказ об аресте Чезаре. В отличие от итальянских кондотьеров у испанских полководцев чувство долга и повиновения суверену было развито очень сильно – иначе они высоких постов и не достигали.

Арест был произведен, и заключенного поместили в башню, в камеру под самой крышей, которую солнце нагревало так, что камеру нарекли «Жаровней».

Он просидел там три месяца.

Их католические величества нарушили слово чести, которое от их имени дал испанский посол в Риме. Чезаре Борджиа не получил права свободного прохода, а был задержан. Сначала предлогом послужило то, ради чего дон Гонсальво и предлагал Чезаре командование экспедицией против Флоренции. У Чезаре Борджиа еще оставались какие-то войска в Романье, в частности, в замке Форли, который он отобрал когда-то у Катерины Сфорца. Он по уговору должен был их сдать, и действительно сделал то, что от него зависело, – послал коменданту крепости приказ о сдаче. Но комендант отказался выполнить приказ до тех пор, пока ему не выплатят 15 тысяч флоринов, – а деньги ему выплачены не были.

Когда наконец удалось устранить и это препятствие, то Чезаре все равно не отпустили. Вдова его брата Хуана, зарезанного в Риме, подала на него в испанский суд.

Она была уверена, что ее мужа убили для того, чтобы освободить место для Чезаре Борджиа, и что убийство сделано было по его приказу.

Oна требовала справедливости.

И Чезаре доставили на испанской галере в Валенсию и посадили в тюрьму. Он попытался оттуда бежать. Может быть, ему казалось, что его преследуют призраки? Например, призрак восставшего из могилы его брата Хуана? Судить насчет призраков и насчет того, что чудилось Чезаре в его испанской тюрьме, сложно, но cторожили его вполне реальные люди.

Побег был пресечен, а Чезаре пeревели в другую тюрьму, построже, теперь уже в сердце Кастилии. Вот из нее он сумел все-таки убежать.