– А пока ничего, – ответил барон, явно наслаждаясь происходящим. – Пришлось его разбудить. Некрасиво как-то умертвить спящего. Но он почему-то не обрадовался. Надо же, такой vieux routier[4], а меня прозевал. Нет, а как приготовился! – и де Грасси показал на сколоченный из грубых досок гроб, до половины наполненный какой-то коричневой, комками, пылью. – Спал, негодяй, в гробу, да еще привез с собой родную землю.

– Что делать?! – опять заорал Роман: враг продолжал вопить и кружиться.

– А ничего. Это агония. Я вырезал ему сердце. Но последнее слово за вами. Держите, – и протянул Петровичу меч.

Это было настоящее произведение искусства – удобная рукоятка, не дававший руке соскользнуть с нее набалдашник с впаянным в него драгоценным камнем, широкое короткое и, вероятно, очень острое лезвие с вязью непонятных письмен.

– И что с ним делать?

– Отсеките ему голову.

– Как??

– А вот так, – и барон показал. – Параллельно земле, от плеча. Вы же хотели?

Глядя на это визжащее чудовище, Роман не знал, хочет ли он этого по-прежнему. Одно дело отомстить человеку, осознающему свои действия, и другое – этому душевнобольному змею горынычу…

Но размахнулся – вжик! – даже сопротивления не почувствовал, лезвие меча как сквозь масло прошло, покатилась голова с плеч, ударилась о пол и отлетела в угол. Прямо на Фролова смотрели остекленевшие желтые глаза с овальными зрачками. Колени у тела подогнулись, и оно рухнуло на край гроба.

– Pardon, je suis confuse[5], – сказал барон и отпихнул труп ногой в сторону.

Вдруг тело и голова стали на глазах рассыпаться, несколько секунд – и уже остались только две кучки праха.

– Бежим, – сказал де Грасси, забрал меч и вложил его в ножны за спиной.

Роман согласился – граф вопил так, что, наверное, уже все соседи трясущимися пальцами набрали «02».

Они выскочили на улицу, де Грасси порывался побежать, но Фролов взял его за рукав, остановил.

– Не надо. Идем тихо, спокойно, внимания не привлекаем.

Хорошо, что тела не осталось. Ну, покричал кто-то, опрокинул мебель. Да убежал. Никто даже не шелохнется – дело по факту обнаружения пустого гроба не заводят. А то смех был бы, конечно, если камера засняла его, выходящего из подъезда после убийства. А он, глупец, об этом и не подумал. А так бы пришили самосуд. Тьфу ты!

Дошли до Краснопресненской. Барон показал на стоявший у обочины «мерседес-купе»:

– Прокатимся?

– Да, надо бы отсюда поскорее скрыться.

Сели, тронулись.

– Я и не знал, – заметил де Грасси, – сколько у вас на дорогах автомобилей днем, надо было пойти пешком.

Затем он четко и лихо развернулся на стрелке.

– Ух ты! – не выдержал следователь.

– Мой водительский стаж – девяносто восемь лет.

– Впечатляет.

– Домой подбросить?

– Не утруждайтесь. Я думаю, у вас сегодня последний день, так что занимайтесь лучше собой.

Барон рассмеялся.

– Так вы ничего и не поняли. День – первый. Первый за шестьсот лет. А вот будущая ночь – да, будет последней.

– Грустно?

– Нисколько. Мне это нужно было сделать несколько сот лет тому назад. Ада боялся. Но я крещен католиком – а у нас есть чистилище. Вдруг за мои сегодняшние действия мне сделают послабления? Отправят, к примеру, не в девятый круг ада, а хотя бы во второй? На первый, знаете, я особо не рассчитываю.

– Как устроитесь, позвоните.

– Ха-ха! Шутник! Где вас высадить?

– У любой ближайшей станции метро. Через сто метров будет, кстати.

– Хорошо. Приезжайте ко мне после заката. И возьмите с собой Кристину.

– Исключено! – нахмурился Петрович. – Какого черта?

– Ради вас стараюсь! Совместные переживания сплачивают пары! У вас на всю жизнь останется память о приключении!

– От таких приключений инфаркт можно получить.

– А я серьезно. Тогда не получите миллион.

– Ну и катись ты со своим миллионом… Высади меня.

– Ладно, ладно, не горячитесь. Пусть сама решит. Позвоните ей и спросите.

– Нет.

– Вы ортодоксальный исламист? Запрещаете женщине самостоятельно принимать решения?

Роман вздохнул и полез за телефоном. Может быть, сумасшедший вампир прав?

Нажал кнопку вызова.

– Ромочка! – сразу заверещала девушка. – А я все ждала – когда ты позвонишь! Думала, уже забыл меня!

– Глупости. Слушай… Я тут рядом с нашим вчерашним собеседником… В общем, за твоих подруг мы отомстили. Все. Графа больше нет. Но наш новый товарищ просит, чтобы вечером ты была рядом, когда я его отправлю в последний путь…

– Не рядом, не рядом! – запротестовал барон. – Я ведь не изверг – подвергать милые глазки прелестной мадемуазель такому испытанию. Нет! Нет! Просто быть где-нибудь поблизости, чтобы ощущать свою причастность к происходящему! Вас это навеки свяжет, уверен.

– Я все слышала, – ответила Кристина. Роман почувствовал, как она, раздумывая, кусает губы – он уже отметил эту ее привычку. – А новых графов точно не будет?

– Откуда? – крикнул де Грасси. – Конечно, нет!

– Почему бы и не приехать…

– Ты этого точно хочешь? Я боюсь, барон передумает и еще, чего доброго, меня убьет в припадке ненависти к человечеству, а тут еще придется и тебя подвергнуть опасности.

Услышав о «ненависти к человечеству», барон состроил невинную рожицу.

– Ром, честно, – сказала девушка, – мне спокойней всего с тобою рядом. И не прими за бахвальство, я себе не прощу, если с тобой что-то случится, а буду знать, что могла этому помешать, но ничего не сделала.

Петрович зажал трубку ладонью и шепнул водителю:

– Прежде всего отдадите мне свой меч.

Тот кивнул и даже сделал жест рукой – мол, само собой.

– Спасибо, Кристин, – сказал он в телефон, – я тобою восхищен.

– Звони! – весело крикнула она и отключилась.

– Обожаю русский язык! – произнес де Грасси. – Как там – «огонь-баба»?

– Просто ветер в голове гуляет, недостаточно приключений.

– Я поражен! Вы говорите, как тщедушный старикашка! Да что может быть прекрасней благих порывов юности! Первой любви! – тут он понизил голос. – Ну, или второй первой любви. Или третьей. Скучный, педантичный представитель правоохранительных органов – что она в вас нашла?

– Я просто боюсь за нее. Поменяете свое поведение, или новые нинзя к вам в окно залезут – что тогда?

– Исключено. Если я почувствую их приближение, я вас сам выгоню. Мне, конечно, больше шестисот лет, но старческим маразмом я не страдаю.

– Надеюсь, – сказал на прощание следователь и вышел, хлопнув дверью.

– Стойте! – крикнул вампир, опустив стекло и протягивая квадратный листок зеленой бумаги. – Я вам адрес написал!

Петрович взял его и молча кивнул головой.

Перед тем как войти на станцию, он набрал номер Молодчанинова.

– Да, – ответил тот.

– Здравствуйте, Владимир Павлович.

– Здравствуй, майор.

– Убийца вашей дочери уже на пути в ад.

– Это точно? – Роман услышал нотки сдержанной радости.

– Более чем точно. Я это сделал сам.

– Как это… произошло?

– Как надо. Строго по расписанию.

– Тогда… За мной ведь должок, правильно? Мои люди с тобой свяжутся. Только чем ты подтвердишь свои слова?

– Слушайте, – рассердился Фролов, – я вам не наемный киллер фотографии своих жертв в качестве доказательств предоставлять! И не надо мне никаких денег, забудьте! Он моего друга вчера убил, так что это было мое собственное дело…

– Да, я знаю о вашей заварушке на Пресне.

– Вот и все.

– Все равно должок.

– Все равно не надо. Прощайте, – и сунул трубку в карман.

Болтаясь в вагоне поезда метро, думал о том, что пора начинать новую жизнь. Насмотрелся за свои годы на синюшные наркоманские рожи, наслушался криков начальников, исписал мелким почерком тысячи страниц уголовных дел – хватит. Сыт он по горло таким призванием – ловить убийц. Стыдно до сих пор такой вопрос себе задавать, но все-таки – что бы случилось, если бы они с Ленькой тогда в парке разделились наоборот – он вправо, Фринзон – влево? Кате бы сказали, что папа уехал в долгосрочную командировку туда, откуда нельзя позвонить. Прошел бы год, два, глядишь, и успокоилась. Вон, «папозаменитель» в трениках уже сидит на диване, забравшись на него с ногами, смотрит телепередачи.