– Отлично, – кивнул головой Робер Жекле. – Ты обвиняешься в колдовстве и пособничестве Сатане, похищении скота в окрестных деревнях, а также в том, что наслал порчу на их жителей, в вызове бури пятнадцатого мая 1602-го года от Рождества Христова, в результате которой побились градом посевы… М-м, – оторвался он от бумаги и снял с носа очки, которые надевал во время чтения. – А что за необходимость жить в лесу? Был бы ты отшельником-монахом, посвятившим себя Господу – понятно, но ты ведь не монах? У твоей хижины нет креста, да и на тебе нет Святого Распятия… Веришь ли ты в Христа Бога нашего и Святую Церковь его?
– Не знаю, – пожал плечами пленник. Помощник нервно заерзал на скамье. – Наверное, верую. По крайней мере, раз есть дьявол и я – орудие его, в чем у меня нет никакого сомнения, значит, и Бог есть.
– О, – удивился явно разочарованный палач, очевидно, оставшийся сегодня без работы, – уже сознался…
– Так ты, презренный, – нахмурился судья, – признаешься, что входил в сношения с дьяволом?
– Нет, не входил.
Палач потер руки.
– Так как же ты называешь себя его орудием? – продолжил Жекле.
– Мне так кажется.
Помощник покачал головой.
– Что-то у тебя слишком грамотная речь для простолюдина, – свел вместе брови судья. – Учился ли ты грамоте, и если да, то где?
– Учился. В своем родовом замке. Только немного и недолго.
– Родовом замке? – схватился за сердце судья. – Так ты… Вы… Дворянин?
– Самый что ни на есть дворянин. Могу по памяти зачитать семь своих предыдущих поколений, только, конечно, не вам. Да и отрекся я давно от своего рода ради одинокой жизни.
– Да врет он! – вскочил с места помощник. – Еретик, которого обучил обрывкам латыни какой-нибудь беглый монах! Дворянин – а живет в лесу в землянке, ворует у крестьян скот!
– Что вы на это скажете? – обратился Жекле к узнику.
– Ничего, – ответил тот.
– Не упрямьтесь, говорите, что знаете, – мягко улыбнулся судья. – Если ничего не расскажете, то сначала палач зажмет большие пальцы ваших рук вон в те маленькие тиски и будет давить на них, пока не раздробит кости. Затем он подвесит вас за связанные сзади руки вон на ту дыбу, где вы провисите не менее часа. Если будете продолжать молчать, вас опустят, привяжут к ногам груз и снова поднимут. Пока будете висеть, этот добрый малый, – говоривший повернулся к мучителю, и тот во весь рот заулыбался, – станет прижигать ваше тело каленым железом, а по настроению – вырывать из него куски раскаленными щипцами. Ну, уж если и это не подействует – вон в тех прекрасных испанских сапогах будут раздроблены кости ваших ног. А вон тот трон с острыми шипами на сиденье будет предложен вам потом для отдыха. Для пущей радости разожжем под ним огонь. Может, не будем доводить до этого?
– Не будем, – согласился оппонент. – Говорите, в чем я виноват, я со всем соглашусь.
– Ну, наглец, – вскочил с места помощник, – как же мы за тебя можем говорить, каким именно образом ты вступал в сношения с дьяволом?
– А мне лень придумывать, – поднял голову узник. – Вы у нас мужи ученые, вот и выдумывайте.
– Собака! – крикнул палач, схватил висевший на стене кнут и с широкого замаха вознамерился опустить плеть на спину подсудимого. Но тот в секунду схватил плеть в руку, обмотал вокруг локтя и дернул на себя. От неожиданности нападавший не выпустил рукоятку, и полетел за кнутом в сторону узника. Тот выскочил навстречу, насколько позволяла длина цепей, и резко ударил врага лбом в переносицу. «Добрый малый» с глухим ревом рухнул на землю, и пленник принялся стегать его кнутом. Вскочившие с мест судьи застыли в немом ужасе, и лишь спустя секунд двадцать помощник кинулся вверх по лестнице звать на помощь.
Прибежавшие стражники немедленно обнажили мечи, демонстрируя готовность тут же изрубить негодяя, но судья их остановил – ему становилось интересно. Слава учителей не давала ему покоя, он писал свой трактат по демонологии, и каждый необычный случай был для него очень интересен.
Пленника сразу подвесили на дыбу – избитому быстро нашлась замена. Но узник повел себя очень странно – сначала истошно кричал, будто бы ему и вправду стало очень больно, но увидев довольное выражение лиц мучителей, весело расхохотался и принялся напевать песенку. Возмущенный помощник приказал подвесить к ногам груз – в сто, потом в двести, триста килограммов – подсудимого поднимали к потолку, потом отпускали веревку и перед самой землей останавливали падение, так обычно вылетали из плечевых суставов руки, а все тело пронзала острейшая боль, но подсудимый опять смеялся. Помощник кипел от негодования, Жекле в предчувствии удачи радостно потирал ладони. Сегодня он начнет главу о силе дьявола.
После нескольких прижиганий железом, также не имевших результата, судья заметил, что наступило время обеда.
Из милосердия подсудимому тоже дали отдохнуть.
Во время трапезы помощник рассказал, что отшельник появился в их краях сравнительно недавно и у него был товарищ, который исчез. Крестьянам незачем было приходить с жалобой к старосте и заставлять писать донос, если бы отшельники хоть раз вступили б с ними в разговор, даже через двери своей хижины, или когда-нибудь показались снаружи днем. А так их видели только ночью, как призраков – неужели нормальный христианин станет выходить из дома лишь в темноте? Судья кивнул головой, и местный помощник принялся уговаривать его не затягивать с данным подсудимым, потому как в ожидании приезда преподобного у них в темнице скопилось двадцать семь ведьм и четыре колдуна, и их дела требуют скорейшего рассмотрения. После обеда истязания продолжились с новой силой.
Раздетого догола подсудимого прижигали железом – на нем не было живого места, раздробили кости ног в испанских сапогах, а под конец усадили на «ведьмин стул», сиденье, спинка и подлокотники которого кузнец сплошь усеял острыми шипами. Сверху на колени положили груз, а снизу подожгли огонь. Подсудимый не стонал, не молил о помощи, он только будто бы о чем-то задумался, взгляд его стал отрешенным.
Судьи устали и решили продолжить завтра, снова надев на него кандалы и оставив голым и без пищи.
– Слушайте, – обратился к ним пленник, когда они уже направились к лестнице, – вы всем этим ужасным пыткам подвергаете обычных людей, и как я слышал, в основном женщин? За что?
– За связь с дьяволом и колдовство, – гордо ответил помощник судьи.
Сам старик молчал.
– Это вы – дьяволы. Невежественные, тупые слуги суеверий. Разве в Священном Писании упоминаются колдуны и ведьмы?
– Молчи, богохульник! – взвился представитель местной власти.
– Я хотел умереть, – продолжил узник. – За свои грехи, которых у меня немало. Но сначала убью вас. И спасибо, что помогли принять решение. Пошли вон, я должен отдыхать.
Помощник хотел было осыпать наглеца проклятиями, но судья толкнул его в спину – что-то ему подсказывало, что этого пленника действительно надо опасаться – а уж из-за связи с дьяволом или ввиду удивительной физической стойкости, с этим он разберется. Новый палач на прощание несколько раз стегнул подсудимого кнутом, но тот даже не шелохнулся.
На следующее утро ведущих процесса ждал удивительный сюрприз. Едва они вошли в пыточную камеру, как чуть не потеряли дар речи – пленник осунулся, еще больше побледнел и похудел, но на его теле не было ни следа от вчерашних ожогов и побоев, ни пятнышка! На, казалось бы, раздробленных ногах он стоял твердо. Вошедшие стали осенять себя крестным знамением, вспоминая козни дьявола, подсудимый их перебил:
– Что вы все Князя Тьмы поминаете – а вдруг это чудо Господне!
Изумленные судьи, посовещавшись, решили ускорить процесс. Пленник висел на дыбе, а помощник ходил вокруг него и громко вопрошал:
– Отрекался ли ты от Бога и в каких словах? В чьем присутствии, с какими церемониями, на каком месте, в какое время и с подписью или без оной? Получил ли от тебя нечистый письменное обязательство? Писано оно было кровью – и какой кровью, своей или чужой – или чернилами? Когда он к тебе явился? Как его звали? Как он был одет, и особенно, какой формы были у него ступни? Заметил ли ты какие-нибудь чертовские приметы? Сколько денег он тебе дал? Когда он явился тебе вторично? Какие заклинания ты используешь в своем чародействе? Где ты прячешь волшебные снадобья, мази и эликсиры?
