— Но у нее есть все права на ее дом, верно? Она собирается продать свой дом, в котором даже не жила.
— Может быть, — ответила Дейл, — Элизабет оставит отца, ведь она намного моложе его. Может, он сам решит так поступить. Может, отец, — она быстро приблизилась к брату, — хочет всего лишь присмотреться к ней?
Лукас взглянул без энтузиазма в бокал с минеральной водой, потом произнес:
— Она — небогатая невеста.
— Да, — согласилась Дейл.
— Ты говоришь это не очень-то убедительно…
— Я так чувствую. Хотя, конечно, верю, что она с ним не ради материальной выгоды. Но не это пугает меня.
— Тогда что?
Дейл снова откусила от ветчины.
— Сам папа.
— Что ты имеешь в виду?
— Его желание отдавать ей вещи, даже если она не спрашивает о них. Все это на самом деле — наше.
Лукас замер. Много лет назад он сказал себе, что не хочет ничего получить от отца, что должен сам устроить свою жизнь, найти свой путь и зарабатывать деньги. Так это делал и отец. Но со временем Люк увидел, насколько трудно найти свое место в жизни и начал понимать, что не имеет ничего против небольшой помощи — того, что не заработал сам, но чем обладал по праву рождения.
Люк взял другую оливку.
— Ты знаешь, о чем я, — говорила Дейл. — Ты видел сам.
Он медленно покачал головой.
— Ты видел, каков он с ней, — заявила сестра. — Тебе совершенно не нужно его знать, чтобы видеть, как он счастлив. Особенно теперь, когда Руфус любит ее, и она любит ребенка. Вот что пугает.
Лукас поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза.
— То, что он любит ее?
Дейл утвердительно кивнула. Бокал с вином в ее правой руке слегка дрожал, и когда она заговорила, в голосе зазвучали внезапные слезы.
— О, Люк, он любит. В это раз он действительно любит.
— Не плачь…
— Я ничего не могу поделать, — сказала Дейл. Она поставила бокал на стол и закрыла лицо ладонями. Лукас вытянул под столом ноги, коснувшись ее.
— Я еще здесь, пончик….
Сестра дико зарыдала, закрыв лицо руками. Он наблюдал за ней. Это был один из тех приступов, когда Дейл выходила из состояния равновесия и взывала к его жалости из-за потери, которая постигла ее в раннем детстве. Та потеря, вероятно, и послужила причиной гибели истинных отношений, в которых она так нуждалась. Нет, она боролась, по-своему пыталась стать другой, нормальной. Конечно, Дейл переусердствовала в тот день во время ленча, отдавая распоряжения официантами, подчеркнуто вежливо разговаривая с Элизабет. Но ведь это была попытка, — пусть даже неумелая, но искренняя, — произвести приятное впечатление на отца, наладить отношения с его будущей женой, успокоить Руфуса.
Бедная Дейл, — думал Лукас, — бедная, измученная Дейл. Он протянул руки через стол и взял ее за запястья.
— Допей свое вино, сестренка, — сказал Люк.
Лондонская квартира Элизабет, как решила она, оказалась слишком велика. В ней было две спальни и вытянутой формы гостиная, которая лишь мысленно представлялась наполненной народом. Такого никогда не случалось в жизни. А еще там же помещались кухня и две ванные комнаты. Если Лиз собиралась, как теперь планировала, ездить на работу из Бата в понедельник утром и возвращаться обратно каждые выходные, то ей была нужна квартира вдвое, если не в четверть меньше этой. Необходима только постель, ванная и чайник. Новая квартира не должна стать домом, как было не суждено и прежней. Она сделается всего лишь местом, где можно съесть ужин, разогрев его в микроволновке, позвонить Тому, принять ванную и выспаться. Еще понадобятся услуги консьержки и прачечной. В самой квартире должен находиться шкаф для хранения тех сдержанных деловых костюмов, в которых Том ни разу ее не видел. Эти костюмы — та часть ее жизни, которая когда-то казалась ей единственным, что у нее есть. Прежде альтернативы не было, но теперь эта сторона отступила назад. Прежнее существование нравилось Лиз, оно прекрасно ей подходило, но сейчас не занимало всецело. У всего появился больший смысл.
Ее нынешняя жизнь существенно отличалась от прежней, была полна яркими красками и людьми. Лиз удивлялась тому, что все это вдруг захватило ее. Она не была больше посторонним зрителем, стоящим по другую сторону яркой витрины, она очутилась внутри. Исчезло безразличие. Если бы лондонский поезд в Бат был отменен в пятницу, Том стал бы звонить ей непрестанно на мобильник, чтобы убедиться — все в порядке. Он звонил ей в первый раз утром, потом — во время работы, а еще — вечером. За несколько коротких месяцев Элизабет превратилась из непримечательной знакомой в близкого человека, который вправе менять их жизнь, не оглядываясь на прошлое.
Место, где она жила в Лондоне, Лиз выбрала исключительно сама. Том должен был ей помочь найти новую квартиру, но только как любезный и беспристрастный советчик, который в будущем не станет жить здесь сам. При всем восторге по поводу перемен Элизабет не могла не заметить: какой бы замкнутой ни оказалась ее лондонская жизнь, никто не удивился ее решению. Никто не сказал ей: «Мне очень жаль, но лучше — нет». А Том на прошлых выходных так и заявил — мило, но решительно.
Вероятно, ей не следовало спрашивать его. Или, раз уж собралась спросить, то не так рано, и, конечно, же, не сразу после этого ужасного ленча с Лукасом, Эми и Дейл. Тогда дочь Тома главенствовала за столом и обращалась с Элизабет, словно та выжила из ума. Лиз предпочла ничего не говорить. Она понимала, что Том ничего не видит или же не замечает мелочей. Она дала себе зарок, что будет терпеть Дейл не только во время встречи, но и потом. Это почти удалось. Лиз была способна говорить с настоящей теплотой о Лукасе, сказать о некотором сходстве, которое она заметила между ним и Руфусом. После, удивляясь самой себе, Элизабет услышала свой вопрос, обращенный к отцу Лукаса и Дейл — а что, если она и Том съедут из его нынешнего дома?
Он внимательно посмотрел на нее.
— Что?
Лиз стояла в холле, уже накинув пальто, с чемоданом у ног, поскольку Том собирался подвезти ее на вокзал к ночному воскресному поезду в Лондон.
— Ты спрашивал, хочу ли я перемен. Ты сказал, мы могли бы вместе изменить мою и твою жизнь. Ну, я подумала об этом, и я хочу перемен, правда. Давай переедем в другой дом.
Он сдержанно ответил:
— Я думал, тебе нравился этот.
— Да, нравился.
— Возможно, тебе подходит дом, который ты купила. Дома тебе некоторое время интересны, а потом, по непонятным причинам, перестают нравиться.
— Это совсем другое…
— Надеюсь, — сказал он, — что твоя перемена привязанностей не распространяется на людей.
Она почувствовала небольшой приступ гнева.
— Ты знаешь, что это не так. Как смешно и по-детски глупо говорить такие вещи…
— Возможно, я чувствую, что предложение оставить дом столь же смешно и по-детски глупо. Почему ты хочешь это сделать так внезапно?
У нее перехватило дыхание.
— Воспоминания о Паулине, запертая на ключ дверь в комнату Дейл…
Он посмотрел на Лиз.
— Так было всегда. Мы преодолеем это. Ты поймешь. — Том подошел ближе. — Мне жаль, что я говорил так прямо…
— Все в порядке…
— Дейл вела себя сегодня глупо. Очень глупо. Но она любит тебя. Ей никогда не нравилась Джози. Потом дочка успокоится, перестанет устраивать представления. Ты увидишь. Но есть еще кое-кто…
— Кто же?
— Руфус, — сказал Том.
Элизабет засунула руки в карманы пальто.
— Что с ним?
— Это дом для него, — ответил Том. — Этот дом, вероятно, самое лучшее убежище, которое у него сейчас есть, самая надежная пристань. Я не могу… — он умолк, потом взглянул на нее. — Вправе ли я?
Лиз медленно покачала головой.
— Ты видишь, каким он здесь был, — сказал Том. — Каким был с тобой. Ему стало легче, верно?
Элизабет испустила долгий вздох. В один из последних визитов Руфуса Том нашел ее за тем, что она учила мальчика основам игры в шахматы. Лиз ощутила себя окруженной атмосферой одобрения, тепла и огромной любви. Она посмотрела на любимого. Он улыбнулся, подавшись вперед, обнял ее, неуклюже притянув к своему пальто.
