– Выручай, у меня выставка в Тояме и одновременно в другом месте, туда должен был поехать папа, но ему визу до сих пор не дали. Если он не приедет, у меня с ними сорвется контракт, а это очень плохо. Ну, в общем, тебе надо четыре дня поработать русским ювелиром.
– Нет.
– В Киото.
– Ну… хорошо.
Вадик – ювелир. И папа его – ювелир. И маленький Рин, когда вырастет, тоже, наверное, станет ювелиром. Мне, честно говоря, было бы все равно, если б мы не мое соседство с Вадиком. Мы снимали с ним квартиры на одной лестничной клетке, а точнее, тропинке в маленьком двухэтажном «апато». У Вадика жена, очень красивая японка, и трое детей: две девочки и мальчик. А еще у Вадика есть работа – он режет яшму. Перед домом у нас находилась мастерская. В ней стоял камнерезный станок, на котором он точил сей малоизвестный японцам камень, превращая его потом в камеи, бусы, кулоны и другие украшения, названий которых я так и не смог запомнить, но которые очень нравились японцам. Кстати, папа Вадика, судя по всему, – действительно ювелир, и довольно известный в России. Вадик рассказывал, что в Питере, Москве, Сан-Франциско, Берлине его отец приложил свою ювелирную руку к восстановлению знаменитых тамошних соборов и дворцов.
Папа Вадика приезжал и к сыну, но лишь изредка, занимаясь в основном производством шедевров у себя на дому – в Петербурге. Вадик их довольно успешно продавал за совершенно несусветные, с моей точки зрения, деньги и всерьез задумывался о расширении производства. Проблема заключалась в том, что он не успевал резать яшму и продавать ее одновременно, для этого ему позарез нужен был папа, а папу в Японию почему-то никак не хотели пускать. Вот и сейчас Вадик спланировал сразу две выставки: понадеялся, что отцу успеют сделать визу. Не успели. И если бы не Киото, я бы тоже туда не поехал. Но… Это Киото. Какой иностранец не сохранит у себя в сердце этот город, побывав в нем хотя бы раз? Вот и я полюбил его с самого первого знакомства, случившегося еще несколько лет назад, и готов был отправиться туда в любое время суток и по любому поводу. Даже ювелиром. Так что я сразу же согласился:
– Говори, что надо делать.
– Да практически ничего. С тобой поедет Тода-сан, мой компаньон, все будет делать он. Твоя задача – улыбаться, делать вид, что ты великий русский мастер и ни слова не понимаешь по-японски. Микроскоп и заготовки я тебе дам. Будешь питаться, бери чеки. Зарплата – полтора мана – 15 тысяч в день.
– «Обезьяной», значит? Хватит мана. Все-таки соседи. Да и Киото…
В следующий понедельник Вадик снарядил меня микроскопом, кусками бракованных заготовок и парой сломанных резцов, и я сел в синкансэн. Тот самый Тода-сан, несмотря на то что по возрасту ему вот-вот на пенсию, оказался вполне компанейским парнем, всю дорогу шутил, рассказывал о своей учебе в университете и о кэндо – фехтовании на мечах. Японец мне положительно нравился, Киото оказался, как обычно, великолепен, да и работа обещала быть непыльной. Живи да радуйся.
Правда, в первый же день по приезде я столкнулся с непредвиденными трудностями, а по-русски говоря, случился прикол: не работал микроскоп. Точнее, он работал (наверное), но я не умел им пользоваться. Спросил японца – он же вроде опытный, но этот Тода-сан хмыкнул что-то вроде «серая бандура», повертел его в руках, но… чего его вертеть? На подставке только табличка: «Сделано в СССР. Усть-Кутский завод точных приборов. 1952 г.» и никаких инструкций. Для японцев, привыкших, что яйца в магазине можно купить с инструкцией по очистке скорлупы, и встающих перед красным светофором именно там, где на тротуаре нарисованы белые ступни, сталинский микроскоп был штукой еще более загадочной, чем для меня. Пришлось учиться резать яшму вслепую. Уткнусь одним глазом в эту оптическую трубку, а там чернота – тьма кромешная! Но вожу добросовестно сломанным резцом по бракованному камню, пытаясь снять с него стружку. Главное, думаю, палец себе не отрезать. Вокруг толпы японцев – все ювелиры, участники «Международной выставки драгоценностей в Киото»: смотрят на меня, на то, как с микроскопом управляюсь, – внимательно так, головами покачивают, но о чем говорят, не слышно – в сторонку отходят. Я как-то раз спросил у Тоды, о чем это они. Он ответил, что «коллеги» удивлены моим мастерством. Если бы они знали, что я делаю это вслепую и первый раз в жизни, удивились бы еще больше. Один был особенно хорош – ростом чуть больше метра в прыжке, с набеленным лицом – вылитый Юдашкин, только очень худой, бледный и с большой золотой брошкой в лацкане. Подойдет ко мне, головку набок склонит и мурлычет все одно: «сугой, сугой» – «классно», значит.
Но это были только яшмовые цветочки. Яшмовые ягодки начались на следующий день – день начала работы выставки.
– Ничему не удивляйтесь, Куланов-сэнсэй, – посмеиваясь, говорил мой новый друг Тода, – говорить буду я. Вы должны делать вид, что ничего не понимаете по-японски, а когда я дам знак, скажете что-нибудь по-русски. Какую-нибудь ерунду. Не важно.
– А эти люди вокруг?
– Никто не знает, что вы на самом деле не ювелир. Но это мелочи. Вы, главное, смотрите поверх всех и делайте лицо, как…
– Как у глупого иностранца?
– Да. – Тода снова засмеялся, довольный моей сообразительностью. – Все, едут!
Едут, едут, гости едут! Это надо было видеть: огромное помещение главного зала древней самурайской виллы пришло в движение – ехали гости, они же покупатели. Со всех концов Японии сюда большими автобусами свозили жертв нашей распродажи – самых богатых людей этой страны, ее золотой фонд – пенсионеров и пенсионерок Страны корня солнца. Обремененные накопленными за долгую трудовую жизнь деньгами и располагающие здоровьем, временем и желанием, японские бабушки – «обаа-сан» или просто «обаасанки», как мы их называли, слетелись на нашу выставку со всей Японии. И ведь что интересно: имеющие возможность купить все то же самое, но по гораздо более низким ценам где-нибудь у себя в Фукуоке или Накасибэцу, они нарядились в роскошные кимоно и приехали в древнюю столицу, чтобы насладиться ее храмами, кухней и со вкусом потратить деньги именно здесь. И как раз в этом – последнем – и собирались помочь им мои новые знакомые.
Организаторы старались на совесть. Вынув бабулек из окутанных кондиционированной прохладой автобусов, провели на экскурсию по древнему саду, окружающему виллу, и бросили остывать в ресторан, располагающийся тут же и славящийся, как написано в путеводителях, «своей изысканной кухней, ценителем которой был знаменитый самурай Миямото Мусаси». Насладившихся самурайской стряпней гостей все ближе и ближе подводили к главному залу, давая им потомиться и не подпуская сразу к входу, перед которым стояло два десятка флагов с эмблемой выставки. Сначала их вели… на лекцию.
В большой татамированой комнате представители каждого стенда по очереди расхваливали, пока за глаза, свой товар, рассказывая о неземных достоинствах янтаря, жемчуга, бриллиантов, рубинов… Но самый тяжелый удар – русской яшмой – ждал «обаасанок» в конце. Усевшись в традиционной позе на татами, человек 50 японских бабушек и дедушек ожидали нашего выхода. Первым являлся Тода-сан. Высокий и элегантный, с редкими для японцев благородными усиками, в синим блейзере и с галстуком с изображением храма Спаса-на-крови, он производил сильное впечатление на потенциальных покупательниц. Совершенно по-кавказски распушив хвост, он подмигивал им, ввергая их в пучину смущения, размахивал руками и даже приподнимался на носки, рассказывая душещипательную историю «моего» появления в Японии: «Далеко-далеко на севере есть огромная страна О-росия. Далеко-далеко на севере этой страны есть огромный город Санкт-Петербург, весь покрытый снегом. В нем очень много дворцов и есть даже целые комнаты, стены, пол и потолок которых сделаны из яшмы – драгоценного камня, встречающегося только в северных горах О-росии».
Тут очарованные Тодой бабушки обычно начинали подаваться несколько вперед, внимая его словам и ритму рассказа, а Тода рубил воздух рукой: «Много лет назад, когда у нас была война с Америкой, русские тоже воевали, но только с Германией. Немцы почти полностью разрушили яшмовые дворцы, и тогда русские мастера начали их восстанавливать. Это был адский труд. Год за годом, день за днем. По чуть-чуть, по чуть-чуть».
