После праздничного шествия участники и гости расходятся. Многие отправляются в находящийся рядышком буддийский храм. Вряд ли замаливать грехи. Скорее всего, полюбоваться редкой красоты пагодой и прудом со статуей Будды да потолковать с монахами, принявшими обет безбрачия – так же, как их отцы и деды. Мы же, по старой русской привычке, отправились в идзакая – японский кабачок, где вскоре встретили много знакомых лиц. Очарованные нашей активностью и непосредственностью, японцы прислали подарок от своего стола – кувшин пива. Догадайтесь, каким был следующий тост… Правильно, но главное не это, а то, что через некоторое время все наши девушки, которые в тот день просили у духов ребенка, написав об этом на дощечках-эма, родили мальчиков. Я очень люблю этот храм.

А теперь еще об одном японском ритуале, совершающемся обычно через некоторое время после свадьбы или после посещения храма вроде Канаяма-дзиндзя.

К синтоистским богам японцы обращаются не только при мольбах о новой жизни, но и тогда, когда мольбы сбываются, проще говоря, при рождении ребенка. Впервые мне повезло увидеть это в Наре, древней столице страны Ямато, в родовом святилище рода Фудзивара – самого знаменитого клана Японии. Там я наблюдал за старинным обрядом, который называется «О-мия маири» или «Убусу-но маири». Суть его состоит в том, что синтоистские священники каннуси представляют новорожденного богам ками. Здесь, в храме Касуга-тайся, мальчиков знакомят с влиятельными местными духами на 32-й, а девочек – на 33-й день после рождения. Главными же действующими лицами ритуала становятся, конечно, сам новорожденный, который в данном случае оказался мальчиком, его бабушка и синтоистский священник каннуси.

Придя в храм, счастливое семейство, состоящее, помимо ребенка, из его родителей, а также двух бабушек и двух дедушек, объявляет священнику о своей готовности. За несколько дней до этого с ним уже была достигнута предварительная договоренность, назначено время, а также произведена оплата церемонии. Храмовый служка выносит белое покрывало, напоминающее фартук, которое отец ребенка завязывает на своей матери. В Токио это покрывало почему-то цветное: для мальчиков темных тонов, для девочек – красных. Почему, признаться, не знаю.

Новорожденного передают бабушке на руки. Семья усаживается на скамейку перед площадкой с алтарем, куда торжественно всходит каннуси. Священник узнал у родителей имя ребенка – Фусатаро – и, обратившись к алтарю, принимается негромко читать молитву норито, иногда делая по два хлопка в ладоши: так принято обращать на себя внимание синтоистских богов – ками. Затем он приглашает на свое место родителей мальчика и, пока они еле слышно обращаются к духам, сидит в стороне, беззвучно шевеля губами, читая норито.

Молитва заканчивается, родители возвращаются к ребенку, священник принимает из рук служки подарок от храма и, произнеся пару формальных фраз, вручает его одному из дедушек, после чего с достоинством удаляется. Заметно волновавшееся до церемонии, которая, кстати, длилась всего около 15 минут, семейство наконец расслабляется. На лицах появляются улыбки, и счастливые родители неспешно отправляются к автомобилю, принимая по пути поздравления прохожих, – их сын известен теперь духам этих мест, и одним настоящим японцем в этом мире стало больше.

Именно так звучит по-русски слово «якудза» в буквальном переводе с японского. Неудачная комбинация в популярной карточной игре дала название одной из самых удачных сторон японского бизнеса – теневой. При этом сама японская мафия – якудза – известна, помимо всего прочего, и тем, что не особенно скрывается от полиции. В ежегодной «Белой книге» Главного полицейского управления страны с точностью до нескольких десятков человек приведены данные о количественном составе различных группировок, сфере их деятельности, известны их главари – оябуны, адреса и телефоны офисов. Но не стоит думать, что по улицам Токио мафиози расхаживают чуть ли не с табличкой на груди «Я – бандит». Япония – высокоразвитая капиталистическая держава, пропагандирующая либерально-демократические ценности в американском духе, и быть преступником здесь почти так же нехорошо, как и в любой другой стране. В то же время около 80 тысяч якудза, объединенных в две с лишним тысячи группировок, нуждаются во всемерной легализации своей деятельности. Их бизнес тесно связан с участием в экономической жизни страны, в деятельности крупнейших предприятий, особенно строительной отрасли, им нужны официальные контакты с полицией, миграционными службами, чиновниками и депутатами всех уровней, с прессой и издательствами – с обществом, в котором они живут. Для легализации таких контактов и придания себе социального веса нередко создаются общественные объединения, клубы, спортивные общества, особенно часто – молодежные союзы, носящие маску воспитателей юного поколения в «патриотическом» духе. Их членами, за малым исключением, становятся кобуны – рядовые бойцы, сятэй – «бригадиры» и даже авторитеты – оябуны. Частенько в названиях таких «молодежных лиг» присутствует и национальный колорит. Это может выражаться в наличии всего лишь одного иероглифа в названии – «восточный», но отражает традиционную для японских правых паназиатскую геополитическую ориентацию, а в последнее время нередко и противопоставляется официальной – проамериканской – ориентации японского общества. Неудивительно, что, получив несколько приглашений от новых японских знакомых и друзей на проводы года старого – события для японцев более значимого, чем приход Нового года, мы решили узнать, как провожают минувшее в самом, пожалуй, необычном японском коллективе.

«Лига», пригласившая меня на свои проводы старого года – Бонэнкай, отличается от многих ей подобных наличием идейного вдохновителя – Сэнсэя (Учителя). Невысокого роста человек в «диктаторского стиля» френче и с приветливой улыбкой на устах говорит как минимум на пяти языках, хорошо разбирается в тонкостях азиатского национализма и имеет большой опыт практической «работы». Он успел поучаствовать во многих конфликтах в Восточной Азии, в том числе в известных событиях на площади Тяньаньмэнь в Пекине и в партизанской войне в Бирме в 1991–1992 годах. Дополнительный авторитет ему придает близкое родство со знаменитым японским ультранационалистом довоенных времен, основателем влиятельного националистического союза Кокурюкай, и еще более известным писателем Юкио Мисимой, избравшим харакири для сведения счетов с жизнью. Как и для некоторых других из 30 человек, входящих в ядро организации, работа в «Лиге» для Сэнсэя не основная. В «миру» он отличается от обычных японских граждан лишь наличием «шестисотого» «Мерседеса» с левым рулем и манерой одеваться, абсолютно не свойственной японским клеркам. Его облик разительно меняется лишь в праздники, когда он участвует в публичных мероприятиях «Лиги» или устраи вает уличный митинг прямо перед своим домом. Соорудив импровизированную трибуну и взяв в руки мегафон, он сгоняет с лица совершенно безуховскую улыбку и, потрясая кулаком, требует от японской молодежи стать решительнее и избавиться от американского влияния.

Интересно, что именно умение выдерживать своеобразный стиль в одежде выделяет якудза из довольно безликой сине-черной японской толпы, не знакомой в большинстве своем с понятием комбинаторности в подборе одежды, известным нам по фильму «Служебный роман». Находясь в зале для приглашенных на Бонэнкай гостей, я думал о том, что медальное выражение лиц сидящих вокруг меня людей совершенно неизвестно большинству иностранцев, живущих в Японии подолгу, но привычно любителям гангстерских боевиков Китано: эти люди – якудза. Они разительно непохожи на вечно растерянных японских клерков с вечно открытыми ртами и вздыбленными чубами. Большинство присутствующих оказались либо вообще лысы (у некоторых на сверкающем черепе синели татуировки в виде драконов или свернувшихся на темени змей), либо густо набриолинены. Вкупе с обилием кожаных пиджаков и суровыми взглядами из-под насупленных бровей все это создавало у меня впечатление участия в съемках фильма «Такси-2» – настолько похожи казались на его героев мои соседи по столикам.