Однако у японских политиков своя логика: «Аниме имеет низкий порог восприятия и, следовательно, широкое поле для развития на чужой почве. Упрощенная культура аниме не требует специальной подготовки и способна понравиться даже людям с неразвитым эстетическим вкусом и интеллектом. В дальнейшем имеется в виду привитие через аниме интереса к более сложным формам японской культуры». Вывод: для создания позитивного имиджа Японии в мире, достижения политических целей и экономической выгоды следует считать аниме «отправной точкой для понимания японской культуры», – говорят специалисты Совета по культурной дипломатии Японии. И принцип «не хочешь – не смотри» здесь не подходит: Токио кладет все силы, чтобы каждый из нас посмотрел аниме, а вдруг затянет?

«Много лет назад основным стимулом в изучении японского языка для молодых иностранцев был бизнес. Но теперь люди учат японский потому, что хотят читать мангу, играть в японские игры и читать книги по играм раньше, чем их переведут», – сказал недавно Ицунори Онодэра, старший заместитель министра иностранных дел Японии, комментируя успехи японского государственного пиара. Речь высокопоставленного дипломата прозвучала в Нагое – крупном японском городе, где состоялся Всемирный фестиваль косплей (от англ. costumer play). Съехавшие со всей Японии фанаты аниме и манги, увлеченные своим хобби настолько, что сами изготавливают и носят костюмы любимых персонажей, познакомились на фестивале со свои ми единомышленниками из США, Бразилии и Франции, прибывшими на «слет косплееров» по приглашению и за счет японского внешнеполитического ведомства. Позируя вместе с броско одетыми косплеерами, облаченный в деловой костюм Онодера еще раз подтвердил, что Япония рассматривает мангу и аниме в качестве средства агитации и склонения на свою сторону иностранцев, особенно молодежи. Любопытно, что одновременно чиновник признался в собственных недостатках: «Я не знаю, персонажей какой манги вы изображаете, но уверен, что мои дети и молодые сотрудники МИДа хотели бы сфотографироваться с вами», – и тем самым подтвердил, что главное в этом деле – массовость. А остальное – не так важно. Когда новость о фестивале прозвучала в эфире «Эхо Москвы», первый же вопрос, заданный на радио слушателем, звучал так: «А хэнтай будет?» Похоже, что японских дипломатов, даже не знающих, с кем именно они в данный момент фотографируются, это не смущает. Их вообще трудно смутить. Расхождения в понимании того, для кого предназначены аниме и манга, удивительно не совпадают с их официальным позиционированием. Один из университетов в Киото с 2010 года готовит магистров по манге, а с 2012 года собирается выращивать в своих стенах докторов наук по… манге. Какое воспаленное воображение нужно иметь, чтобы можно было представить в одном ряду доктора, например, по физике, химии или политологии с доктором по манге? Пусть японская докторантура – всего лишь наша аспирантура, но все равно… Так и хочется спросить: «Доктор Манга, кто вы? Что вы?»

Здесь можно было бы написать еще многое. Например, привести статистику роста самоубийств среди фанатов аниме или вспомнить скандалы с запрещением «Покемонов», разгоревшиеся после того, как у детей, посмотревших сериал, начинались психозы. Но лично мне достаточно и того, что я не хочу считать себя существом «с низким порогом восприятия» – попросту говоря, дебилом, не способным понимать дзюдо, чайную церемонию или икебану, не способным видеть иную – настоящую, живую, любимую мной Японию. Я хочу воспринимать мир на высоком уровне и не желаю, чтобы мои дети, насмотревшись японских мультиков, вдруг начали затрудняться с определением собственного пола – хотя бы из уважения к Японии. Поверьте, эта страна – не только аниме.

Никогда не думал, что настанет момент, когда я напишу о Зорге. Но японская осень – не только идеальное время для прогулок, но и повод для того, чтобы вспомнить об этом человеке, казненном 7 ноября 1944 года в токийской тюрьме Сугамо. У меня свое, совсем личное отношение к нему, и я вовсе не претендую на «научную новизну», набирая эти строки. Я не «зорговед» и не «зорголог», коих в отечестве и за его пределами немало. История жизни всего одного человека стала уже целой наукой, которая кормит десятки исследователей по всему миру. Мне интересно другое. Он жил, читал, писал, ходил, ел, любил, занимался сексом, пьянствовал и разбивался на мотоцикле, а потом умер и, умерев, стал на много лет никому абсолютно не нужен и не интересен. Никому, кроме одного человека – маленькой японской официантки с красивым голосом.

Прошли десятилетия после его смерти и все, что делал Зорге, все, чем он занимался, стало вдруг ужасно важно знать профессиональным исследователям, которые препарировали его жизнь, заботливо растянув ее за лапки на своих письменных столах, и принялись изучать ее сквозь лупу. Я не против науки, просто слишком уж мелкими смотрятся некоторые такие исследователи рядом с объектом изучения. Особенно мерзко это почему-то (почему бы?) выглядело у нас в стране – стране, ради которой он жил и умер – как влюбленный, как фанатик, как дурак для многих из тех, кто живет в ней сегодня.

Зорге в Советском Союзе открыли по команде – в 1964 году. Европейцы и американцы о нем знали и раньше. Особенно американцы. Не хочется повторяться, но очень похоже, что, спасая СССР, Зорге отвел войну на юг, фактически на Америку. Странным образом это и его заслуга в том, что американцы теперь чувствуют себя победителями и вечными властителями Японии, а мы, победив, думаем, как бы отказать в «северных территориях», чтобы и не обидеть, и денег получить.

Впрочем, речь не об этом. Действуя строго в русле «установок сверху», супруги Колесниковы положили жизнь Зорге в мраморный саркофаг книжной серии «Жизнь замечательных людей». Фигурой он был крупной, поэтому пришлось пристраивать ее в партийное прокрустово ложе – там усекли, тут кастрировали, зубы вставили, бутылку из ослабевшей руки вынули. Неплохую, в общем-то, книжку втиснули в три буквы: ЖЗЛ. Сделали из него породистого разведчика – «Штирлица» Дальнего Востока. Но потом, когда грянула перестройка и бывшие партийные историки оказались во главе процесса демократизации отечественной науки, направление взгляда переменилось.

Зорге снова оказался фантастически удачной находкой. Открывает Бакатин архивы КГБ? У ГРУ тоже есть чем ошарашить «демократическую общественность»: Зорге был двойным шпионом! А при ближайшем рассмотрении тройным и даже четверным! Прошла борьба с пьянством, и даже президентам не возбраняется теперь падать в речку, укушавшись до свинского состояния? Нет проблем: вы знаете, как Зорге пил? Срочно надо на обложку свежего номера голую бабу, но с политическим подтекстом? Пожалуйста: Зорге – сексуальный маньяк, обесчестивший всех женщин германского посольства и пристававший к полицай-комиссару Майзингеру!

И вот ведь что интересно: для каждого специалиста по Зорге действительно есть реальная основа для занятий. Странным он был человеком, удивительным, объемным – этот Рихард Зорге. Мне кажется, такие люди только в то время и могли жить. Сейчас Зорге не влез бы, не поместился на наши улицы, так и стоял бы у здания ГРУ, возвышаясь над всеми и не глядя ни на кого, как стоит сейчас его памятник на этом месте. За пару десятков лет своей жизни он обеспечил работой кучу народа. Да, наверное, он был великим шпионом. Вполне возможно, что и двойным, – почему нет? Впрочем, говорят, что двойные агенты столько не живут. Был он и великолепным журналистом, который, не зная досконально языка и не имея базового образования, понял страну и людей, в ней живущих, а поняв, делал прогнозы, которые удивительным образом сбывались, удивляя «спецов». Был он геополитиком, когда слово это не снилось даже отцам тех, кто сегодня вворачивает его куда попало, не понимая смысла. Был он и… Много кем был Зорге. Мне важно, что он просто был.

Я много раз видел его фотографии, сделанные в Токио, и не понимал, но чувствовал, что что-то не так, что-то важное ускользает от меня, уходит. Чтобы понять, пришлось в Токио пожить. Конечно, это была совсем другая жизнь – в Токио начала XXI века. Да и я, к счастью, не шпион. Мне было проще: общение с русскими почти каждый день, море иностранцев на улицах, да и японцы совсем не те, что 70 лет назад. Но там, в Токио, я впервые понял, что такое быть одному, что такое тоска, извините за банальность, по родине, усугубляющаяся к тому же внешней и внутренней «крайней азиатчиной» страны пребывания. Попробуйте каждый день ходить по улицам, возвышаясь на голову, а то и на две над окружающими, выделяясь из толпы цветом кожи и волос, языком и разрезом глаз. Попробуйте каждый день приходить в комнату площадью в шесть татами и устраиваться на ночлег, зная, что в щель занавесок за вами внимательно наблюдает в бинокль 80-летняя старушка из дома напротив. Ерунда это, если представить, каково было Зорге в его ситуации в ТОМ Токио.