Странное положение Носика, словно колеблющегося между экстремизмом и благопристойностью, легко объяснимо. В русской Сети Носик повторил путь героев андерграунда восьмидесятых, успешно вписавшихся на телевидение и в издательский дом «Ъ». Будь он старше на пять — десять лет, тоже мог бы стать Александром Тимофеевским или Сергеем Шолоховым, но теперь места в офф-лайне были заняты, и ему оставалась только Сеть. Во многом это двойственное положение способствует его популярности: те, кого возмущают такие ходы Антона, как демонстративный взлом счетчика «Рамблера» в 1997 году, примиряются с Носиком благодаря его радениям за цивилизованные отношения в Сети, а те, кому претит его конформизм, готовы простить ему высокие заработки и здоровую журналистскую продажность за Баяна Ширянова и вполне либеральное отношение к авторскому праву.

Не так-то легко учуять приближение славы, и уж тем более трудно сказать, когда внутрисетевая известность перешла в широкую офф-лайновую. Публикации в прессе, от «Итогов» до «МК», конечно, сыграли свою роль: Антону удалось стать рупором Рунета. Изнутри было хорошо видно, что Носик пристрастен. Но то — изнутри. Похоже, он легко обыгрывал всех своих соперников, используя тонкие провокации (наподобие того же взлома «Рамблера») и умело манипулируя читателем путем все новых и новых разделений (между «Ситилайном» и «Нетскейтом», между собой — независимым журналистом и собой — автором «ВИ» и так далее). Стороннему человеку разобраться в этих хитросплетениях было фактически невозможно, и только крики конкурентов «Ситилайна», обвинявших компанию в демпинговании, нечестной конкуренции и намеренном введении в заблуждение пользователей, позволяли предположить, что здесь что-то не так Но, к слову сказать, Носик никогда не был владельцем «Ситилайна»: тут с него взятки гладки. А что писал для них, так и что? Мало ли кто для них писал…

Вдобавок Носик блестяще пользовался приемом неответа. Скажем, фраза «X никогда не покупал компанию Y» означает, что переговоры идут полным ходом, но бумаги еще не подписаны. Читатель же уверен, что Носик сказал: о продаже компании Y человеку X никогда и речь не шла. Сам виноват, читать надо внимательнее. Подобная тактика была на удивление эффективна, и потому альянс Носика с Фондом эффективной политики, возглавляемым Глебом Павловским, выглядит более чем закономерным.

В 1999 году Носик появляется на страницах бумажных изданий уже не автором, а героем статей. Став в январе главным редактором первой ежедневной онлайн-газеты «Газета. ру», он из охотника за новостями наконец-то превратился в ньюсмейкера. В сентябре «Газета» сменила владельца, Носик сделал новостное агентство «Лента. ру» и в октябре запустил точный клон «Газеты. ру» — «Вести. ру». Так его сетевая жизнь замкнулась: от израильских «Вестей» к «Вести. ру».

Написав эту статью, я послал ее Носику — по дружбе и чтобы избежать фактических ошибок. Носик заметил, что в Израиле действительно нельзя говорить по мобильному в машине, но в тот раз он не был за рулем. Мы, впрочем, решили это оставить, в качестве легенды. Вероятно, в благодарность Носик присвоил мне звание своего официального биографа, о каковом звании я, честно говоря, и не просил. Правда, после выхода статьи Антон прочитал ее еще раз и возмутился пассажем:

Отсюда, сказал Носик, следует, что он, Носик, любит кокаин. А он, Носик, не любит кокаин.

В предисловии я опрометчиво пообещал написать в этой книге о том, кто из ветеранов Рунета какие наркотики любит или не любит, но как-то пока находились темы поинтереснее. Впрочем, раз слово дадено, нельзя не воспользоваться случаем, чтобы восстановить справедливость: прошу не понимать процитированный абзац в том смысле, что Антон Носик любит кокаин. Насколько я помню, он всегда утверждал, что нет, он не любит кокаин.

Следующие три материала были написаны для журнала «Амадей» в качестве краткого отчета о моей работе в «Газете. ру»/«Вестях. ру» в течение 1999 года. Первый из них замышлялся как обзор важных событий 1999 года, и потому все оригинальные названия заменены на информативные.

Для меня этот год был знаменателен тем, что я принял участие в смелом эксперименте: начиная с февраля — марта я каждый будний день писал заметку в некое виртуальное (в смысле — существующее только в Интернете) издание, называвшееся сначала Gazeta.ru, а потом Vesti.ru. Таким образом, все культурные события были мною освещены в режиме реального времени. И потому в качестве календаря я решил отобрать несколько своих статей — разумеется, подсократив их и подредактировав.

В клубе «О.Г.И.» прошел вечер поэта Бахыта Кенжеева

Седой и косматый Кенжеев пришел с молодой рыжей девушкой, получил в качестве гонорара бутылку «Ливадии», которую не спеша потягивал весь вечер. В кулуарах успел рассказать историю под условным названием «Как меня кинули в Алма-Ате».

Некоторое время назад Кенжеев очутился в родном городе Алма-Ата, где вместе с братом, до сих пор там проживающим, познакомился в кафе с двумя молодыми людьми, какими-то старыми знакомыми брата, сейчас торгующими фьючерсами или еще чем-то. Молодые люди предложили вечером встретиться в мастерской кого-то из местных скульпторов или художников. Кенжеев пришел — но, увидев, что кроме него с братом, хозяина и двух торговцев фьючерсами никого нет, приуныл, предчувствуя недоброе. Предчувствия скоро оправдались: один из молодых людей достал исписанный лист бумаги и сказал:

— Можно я задам вам несколько вопросов?

— Да, пожалуйста, — ответил Кенжеев, приготовившись услышать вопросы о том, сколько стоит масло в Канаде и как туда переехать насовсем. «Провинциалы», — подумал он без любви.

Юноша заглянул в бумажку и сказал:

— Ну, начнем, пожалуй, с этого. Не кажется ли вам, что концепция времени у Хайдеггера принципиально отличается от концепции времени у Мандельштама? Для одного из них время — внешний поток, а для другого…

Кенжееву оставалось только извиниться за подозрения. Даже сейчас, рассказывая об этом, он был совершенно счастлив.

Мэрилин Мэнсон сделал предложение Рози Макгоун.

Мэрилин Мэнсон, певец, в своем псевдониме объединивший имя самого знаменитого секс-символа с фамилией человека, считающегося «главным сатанистом» шестидесятых, решил жениться и 14 февраля сделал предложение актрисе Рози Макгоун, доказав, что можно сколько угодно себя называть сатанистом, а свой сингл — «Я не люблю наркотики, но наркотики любят меня», но в какой-то момент звездно-полосатая культурная начинка потомка пуритан дает о себе знать: ты делаешь предложение своей девушке не в Вальпургиеву ночь, а на день св. (!) Валентина и, вместо того чтобы, по де Саду, призвать любимую убить свою мать, послушно и радостно бежишь знакомиться с будущей тещей. Да, если подумать, Мэрилин Монро и Чарли Мэнсон — это так старомодно и, по большому счету, трогательно. Уорхол мог бы нарисовать их парный портрет. Второй сюжет связан с самой Рози. Более всего памятная широкой аудитории по триллерам «Фантомы» и «Крик» (если помните, ее защемило дверью гаража — с летальным исходом), она вошла в кино, сыграв главную роль в картине Грегга Араки «Поколение судного дня» — одном из самых кровавых и мрачных фильмов девяностых, воплощении подросткового кошмара, в котором двух героев-тинов (Эми и ее дружка) соблазняет демонический Ксавьер Ред с черепом на перстне и ужасающе-прекрасными татуировками. Кассовые аппараты все время выбивают 6,66, кровь льется рекой, в конце фильма банда неонацистов отрезает герою член, и Рози с Ксавьером остаются вдвоем. (Неудивительно, что после съемок в таком фильме Рози может приводить к мамочке кого угодно!).