Бесспорную мысль о том, что проблема опричнины является частью более общей проблемы образования и развития централизованного русского государства, Р.Г. Скрынников повторяет не раз. При этом, однако, делает дополнение: «В этой многовековой истории семь лет опричнины — не более, чем кратковременный эпизод».
Солидаризируясь с В. О. Ключевским и С. Б. Веселовским в том, что опричнина была в 1572 г. отменена, Р. Г. Скрынников вынужден брать назад ряд своих выводов о целях опричнины и об итогах ее деятельности. Опричная политика, по его мнению, не была чем-то единым на протяжении семи лет ее существования, она не была подчинена ни субъективно, ни объективно единой цели, принципу или схеме. Если так, можно ли вообще говорить о политике? Действия, не имеющие ни субъективно, ни объективно единой цели, скорее подходят под определение С. Б. Веселовского, который считал, что опричнина не имела серьезного государственного смысла. Говоря об отмене опричнины, Скрынников имеет в виду не только те или иные конкретные мероприятия, а вообще отмену того «нового режима», который, как он пишет, был установлен указом об опричнине, санкционированным думой и высшим духовенством.
Как видим, С. Б. Веселовский и Р. Г. Скрынников «отменяют» далеко не равнозначные политические институты. Между тем арсенал доказательств, выдвигаемых в пользу отмены опричнины, в обоих случаях один и тот же. Рассмотрим эти аргументы с точки зрения их доказательности.
Историк Л. М. Сухотин, а вслед за ним и другие исследователи, высказали предположение, что в 1572 г. был издан царский указ об отмене опричнины, который до нас не дошел. Это утверждение основывается главным образом на заявлении немца Генриха Штадена, жившего несколько лот в Москве Ивана Грозного, что «опричнине пришел конец», а земским возвратили их вотчины. Р. Г. Скрынников также пишет о специальном указе, отменившем опричнину.
О царском указе, отменившем опричнину, принято говорить в историографии как о вполне достоверном факте. Но если Сухотин «осторожно и скромно высказывает мнение» об отмене опричнины в 1572 г., то Веселовский считает необходимым «выразиться увереннее и сильнее». «Факт уничтожения опричнины» для него неоспорим. По его мнению, указания источников на то, что опричнина была «отставлена», настолько ясны и определенны, что следует только уточнить, когда это произошло и в чем выразилась отмена опричнины. В самом этом утверждении содержится противоречие. Если требуется уточнить даже то, когда произошла отмена опричнины и в чем она выразилась, то говорить о ясности и определенности свидетельств источников весьма трудно. Источников, будто бы «ясно и определенно» говорящих об отмене опричнины, вообще не существует. На это указывает сам Веселовский, отстаивающий при этом (лучше сказать, несмотря на это) гипотезу об отмене опричнины. До нас не дошел не только указ об отмене опричнины, не дошло никаких его следов.
Указ об учреждении опричнины тоже до пас не дошел. Тем не менее дошли его многочисленные следы и последствия: пересказ в летописи, разделение городов и территорий на «земские» и «опричные», вполне реально обособленный штат опричников. Когда факт существования опричнины стали скрывать от иностранцев, это также отразилось в посольских наказах. Соответственно указ об отмене опричнины, если бы таковой имел место, должны были бы в этих наказах всячески рекламировать на радость Ватикану и тем силам в Польше, которые хотели видеть на своем престоле русского царя или его сына, а также в сношениях с Англией, где имели весьма нелестную информацию об опричнине. Но ни единой ссылки на подобный, указ нет и в дипломатических документах. Нет их ни в каких официальных материалах того времени. Нет ни одного случая ссылки на опричнину как на «бывшее» учреждение. Все претензии на несправедливые решения но местническим спорам, принятые «в опричнине», появляются только после смерти Грозного.
Некоторые исследователи готовы усмотреть свидетельство в пользу отмены опричнины в завещании, составленном Иваном Грозным летом 1572 г. в Новгороде. Среди многочисленных наставлений своим сыновьям Грозный написал в завещании: «А что есьми учинил опричнину, — и то на воле детей моих, Ивана и Федора, как им прибыльнее, и чинят, а образец им учинен готов». Эти слова царя рассматривают как свидетельство о том, что опричнина уже выполнила свою задачу и перед Грозным встал вопрос о ее дальнейшей целесообразности.
Царь, живя в Новгороде, говорит С. Б. Веселовский, написал летом 1572 г. завещание, в котором в довольно сухих и холодных выражениях упоминает об опричнине и предоставляет сыновьям по своему желанию сохранить или отменить опричнину, «как им прибыльнее». Но ведь нет ничего удивительного в том, что такой документ, как завещание, написан «в сухих и холодных», а не в приподнятых и восторженных выражениях.
Р. Г. Скрынников также усматривает в цитированных словах признак полного равнодушия к судьбе опричнины. По существу, как он полагает, вопрос о дальнейшем существовании или отмене опричных порядков царь целиком передавал на усмотрение своих наследников.
Между тем в предшествующем и в последующем изложении Скрынников утверждает, будто царь Иван по многим причинам решил отменить опричнину и что уже с конца 1571 г., т. е. за год до написания завещания, «исподволь» готовил упразднение опричных порядков. Если бы это было так, если бы «доверие царя к опричному окружению было окончательно подорвано», если верно, что опричнина превратилась в «непроизводительную трату средств», Грозный, разумеется, не стал бы советовать сыновьям подумать о сохранении опричнины и при этом с некоторым самодовольством подчеркивать, что «образец им учинен готов». Известно, что (Грозный с неудержимой страстностью проводил и пропагандировал владевшие им идеи, и заподозрить его в «равнодушии» к будущей системе управления страной и к судьбе царствования своих сыновей совершенно невозможно. Царь понимал, что прямой совет — покончить с опричниной обеспечил бы его сыновьям значительно большую поддержку в аристократической, боярской, словом, в земской среде, чем совет подумать, не следует ли сохранить опричный порядок. Тем не менее он не обращается к своим наследникам с подобным советом.
С другой стороны, у Грозного были серьезные причины для того, чтобы не рекламировать в завещании опричную систему. Он знал, что его сыновьям для утверждения на престоле предстоит серьезная борьба. «А будет бог помилует, и государство свое доступити и на нем утвердитеся…», — пишет он в условном наклонении, давая понять, что признание его сыновей на царствовании не означает обязательного признания опричнины, что его наследникам, возможно, будет «прибыльнее» править без нее.
Но, пожалуй, самую большую роль в том, что формулировка о будущем опричнины приобрела в завещании 1572 г. осторожный характер, сыграли соображения внешнеполитические. Грозный не любил показывать опричнину зарубежным государственным деятелям. Он постоянно приказывал отрицать какой-либо раздел государства на опричнину и земщину. Попытки сокрытия опричнины имели место задолго до 1572 г. «В первые годы, — пишет П. А. Садиков, — московская дипломатия как будто не считала возможным отрекаться от нее (от опричнины. — Д. А.) целиком. Но уже рано в наказах стремятся доказать, что все якобы новые порядки в государстве исконны, что "опричнины" никакой не существует».
Посольству Умного-Колычева, отправлявшемуся в Литву в 1566 г., был дан наказ: если спросят, для чего государь ваш велел поставить двор за городом, — отвечать: «Для своего государьского прохладу». Если бы литовцы стали утверждать, что ваш «государь дворы ставит розделу для и для того кладучи опалу на бояр», — послу следовало решительно отклонить эту «клевету» и заявить: «Делитца государю не с кем». В апреле 1566 г. литовским гонцам велено было сказать, что «у государя нашего никоторые опричнины нет». Все это нисколько не мешало фактическому существованию опричнины как политической системы.
В сентябре 1571 г., за год до так называемой отмены опричнины и написания завещания 1572 г., резко усилились основания для дипломатического отрицания опричных порядков. В ноябре 1571 г. папа римский решил прекратить свои попытки наладить с Москвой антитурецкий союз и прервать все сношения с царем Иваном. Причиной такого резкого поворота послужило ознакомление панского нунция Портико, а затем и самого папы с записками Альберта Шлихтинга — немца, бежавшего из Московии в Польшу. Этот факт еще раз показал царю, что опричный порядок, установленный им, вызывает крайне неблагоприятный резонанс и серьезные внешнеполитические осложнения.
