На наш взгляд, дело обстоит не так очевидно.

Заключение, будто в названные дворовые города «не могли быть посланы сборщики из земского», исходит из посылки, будто на опричных, а затем на дворовых территориях «испомещались» сплошняком одни лишь опричники и дворовые. Такое представление неточно. На опричных и дворовых территориях и в городах наряду с опричными и дворовыми служилыми людьми находились и земские, которых при переходе данной местности в опричнину или в двор, оттуда не выселяли. Собирать их на службу по земским спискам направлялись земские сборщики. К тому времени, когда эти сборщики отправились в дворовые города собирать на службу своих служилых людей, дворовые из этих мест уже находились в царском войске. Об этом с очевидностью свидетельствует тот факт, что они уже фигурируют в той же самой росписи 1577 г., в подразделениях, численный состав которых тут же указан с точностью до одного человека.

К числу уже приведенных данных, подтверждающих, что опричнина не была отменена Грозным и 1572 г., следует прибавить и еще одно свидетельство современника. Речь идет об «Истории о великом князе Московском» А. М. Курбского. Нетрудно представить себе, с каким злорадством написал бы он о провале опричной политики Грозного, об отмене ненавистной опричнины. Но, как известно, найти ни в этом, ни и других сочинениях Курбского хотя бы намек на отмену опричнины невозможно.

В 1573–1574 гг. к моменту окончания своей «Истории» Курбский пишет об опричнине как о существующем учреждении. «О, окаянныи… пагубники отечества, и телесоядцы, и кровопийцы, — обращается Курбский к опричникам, — поколь маете безстудствовати и оправдати такова человека растерзателя». В патетическом этом вопросе звучит надежда на уничтожение опричнины. Но «доколе» опричники будут «безстудствовать», Курбский не знает и конца опричнины явно не предвидит. Опричнина и опричники продолжают существовать для Курбского и в более поздние годы. В своем третьем послании Ивану Грозному, написанном в сентябре 1579 г., Курбский говорит, что с пути истинного людей совращает дьявол, и продолжает: «Как ныне и с твоим величеством по воле его случилось: вместо избранных и достойных мужей, которые, не стыдясь, говорили тебе правду, окружил себя сквернейшими прихлебателями и маньяками, вместо крепких воевод и полководцев — гнуснейшими и богу ненавистными Вельскими с товарищами их, вместо храброго воинства — кромешниками, или опричниками кровоядными, которые несравнимо отвратительнее палачей».

Для Курбского опричнина началась давно — с изгнания «избранных и достойных мужей», т. е. Сильвестра, Адашева и их соратников. Однако он не случайно не упоминает здесь имен организаторов опричнины — Басмановых «с товарищи», поскольку они давно сошли с исторической сцены. Он очень точно выбрал род Вельских, символизирующий как бы всю кровавую историю опричнины от Малюты Скуратова-Бельского и до виднейшего дворового деятеля конца 70-х гг. Богдана Яковлевича Вельского. В своем последнем послании Курбский все еще заклинает царя: «Очнись и встань! Никогда не поздно…». Среди шагов, которые царь должен предпринять, чтобы спастись, очиститься, начать новую жизнь, а главное, чтобы прекратить ужасные бедствия своей страны, важнейшим, по мнению Курбского, является прекращение разгулов «кромешников» — опричников.

Как видим, Курбский ни в коей мере не поддается на удочку отрицания и сокрытия опричнины.

Изучение едва ли не всех соображений историков в пользу гипотезы об отмене опричнины, а также исследование источников, освещающих организацию государственного управления после 1572 г., убеждает в том, что объективных данных, подтверждающих эту гипотезу, нет. Источники сообщают множество фактов, указывающих на то, что опричнина под именем «двора» продолжала существовать.

Единственным современным событиям источником, содержащим прямое утверждение, что опричнина была отменена, являются записки вестфальца Генриха Штадена, занесенного судьбой в Москву Ивана Грозного. Но словам Штадена, всемогущий бог послал на опричнину давно ожидавшуюся земскими «кару, которая приключилась через посредство крымского царя Девлет-Гирея. С этим и пришел опричнине конец, и никто не смел поминать опричнину под следующей угрозой: шшовного обнажали по пояс и били кнутом на торгу. Опричники должны были возвратить земским вотчины. И все земские получили свои вотчины». Из этого сообщения Штадена исследователи и делают заключение, что царем был издан указ об отмене опричнины, содержащий ряд конкретных пунктов, в том числе предписывающий опричникам вернуть всем земским отнятые у них земли. К сожалению, сообщепие Штадена не было подвергнуто источниковедческому анализу. Исследователи, обращавшиеся к «Запискам» Штадена, ограничивались общими оценками этого источника.

И. И. Полосин назвал их «повестью душегубства, разбоя, татьбы с поличным», написанной с «неподражаемым цинизмом». «Бессвязный рассказ едва грамотного, необразованного и некультурного авантюриста Штадена», в котором «много хвастовства и лжи», — так характеризует этот источник С. Б. Веселовский. «Общим смыслом событий и мотивами царя Штаден не интересуется, — продолжает исследователь, — да и по собственной необразованности он не был способен их понять… По низменности своей натуры Штаден меряет все на свой аршин».

Тем не менее при таких резких оценках источника его важнейшее сообщение об отмене опричнины было воспринято с полным доверием.

«Записки» Штадена стали достоянием русской и советской историографии только в 1925 г. К этому времени гипотеза об отмене опричнины, высказанная еще Карамзиным, насчитывала более ста лет своего существования. Но никаких прямых доказательств ее истинности в распоряжении историков не было. Заявление Штадена прозвучало поэтому для сторонников данной гипотезы как долгожданное объективное подтверждение их давнего предположения. В действительности же произошло нечто обратное: издавна существовавшая гипотеза сыграла роль готового подтверждения сообщению источника, что и вывело его из-под необходимого критического изучения. Между тем сообщения Штадена об опричнине вообще, а об ее отмене в особенности заслуживают предельно критического отношения.

Издатель «Записок» Штадена И. И. Полосин изложил обстоятельства их появления. К сожалению, эти обстоятельства никем из исследователей, в том числе самим Полосиным, не были учтены при оценке сочинений Штадена. Между тем сравнительное изучение различных произведений Штадена, написанных при различных обстоятельствах, ставит ряд вопросов, без ответа на которые «Записки» в качестве исторического источника использовать неправомерно. Вопросы эти таковы: все ли четыре произведения, составившие сборник «Записок» Штадена, написаны им лично? Что в сочинениях Штадена является воспоминаниями очевидца, а что — записью легенд и слухов? Внимательное прочтение сочинений, названных И. И. Полосиным, а отнюдь не самим Штаденом «Записки немца-опричника», заставляет поставить и такой вопрос: а был ли Штаден опричником? Не следует ли его заявление об этом занести в обширный список его явных выдумок? Генрих Штаден составлял свои записки о Московии в 1577–1578 гг. в эльзасском имении Люцельштейн в Вогезах, принадлежавшем пфальцграфу Георгу Гансу. Этот политический авантюрист был в то время охвачен идеей захвата Русского государства. Немало энергии затратил он на сколачивание коалиции против Руси, стараясь втянуть в нее Пруссию, Польшу, Ливонию, Швецию и Священную Римскую империю. Георг Ганс добивался у императора и на заседаниях рейхстага ассигнований на создание могучего флота на Балтике для похода в северные моря с целью нападения на русские владения. Себя он предлагал в «великие адмиралы» будущей армады.

Мелкий авантюрист Генрих Штаден, вернувшийся из России в 1576 г., попался на глаза авантюристу большего размаха как нельзя более кстати. Живой свидетель «развала» Русского государства — а именно так хотел представить состояние дел в России Георг Ганс, чтобы легче было уговорить своих союзников на войну против нее, — «знаток» русских нравов Штаден должен был авторитетом очевидца поддержать кланы воинственного пфальцграфа.