Историк Н. Е. Носов отметил, что первые торговые переговоры с Англией от имени Московского государства вели именно «торговые мужики» — двинские богатеи Фофан Макаров и Михаил Косицын. Именно они вместе вологжанином Осипом Непеем первыми отправились в качестве русских «гостей» в Англию в 1556 г. Эта внешнеполитическая акция целиком находилась в русле торгово-промышленной политики фактического правительства. Глава правительства Избранной рады А. Ф. Адашев обращал особое внимание на северные промышленные волости — Тотьму, Двину, Пермь. Он всячески защищал интересы зажиточных — торгово-промысловое население. Политику укрепления торгово-промысловых верхов энергично поддерживал Сильвестр — выходец из среды зажиточных посадских людей Новгорода.

Надо сказать, что характер реформ меняется в зависимости от времени их появления. Реформы, а тем более проекты реформ, принятые в годы, близкие к 1547-му, носят значительно более демократический характер, отражают интересы действительно «всей земли». В середине 50-х гг. правительство проводит целый комплекс реформ, направленных на «огосударствление» взаимоотношений между классом феодалов и центральной властью. Важнейшими из них являются приговоры о кормлениях и о службе.

Эти факты убедительно подтверждают мысль В. И. Ленина о том, что «классовая борьба, борьба эксплуатируемой части народа против эксплуататорской лежит в основе политических преобразований и в конечном счете решает судьбу всех таких преобразований».[19]

Кроме приговора о кормлениях правительство принимает в 1550 г. ряд других важнейших указов, регулирующих служебные обязанности землевладельцев. Устанавливается единая норма военной службы с земельных владений. В целях практического исполнения приговора о службе летом 1556 г. был проведен всеобщий смотр дворянского ополчения. Все феодалы-землевладельцы независимо от размера своих владений становились служилыми людьми государства. Даже вотчинная земля превратилась в государственное жалование за службу. Разумеется, княжеская латифундия не стала от этого по приносимым ею доходам равна малому владению мелкого помещика. Речь шла не об уравнении богатств, а об уравнении «сильных» и «богатых» со всеми служилыми людьми в служебной повинности перед государством, именно несмотря на их богатство, на их экономическую самостоятельность.

С середины 50-х гг., вскоре после проведения важнейших реформ фактического правительства, заработала мощная военная машина Московского государства. Через два года, в 1558 г., началась Ливонская война. Для ее ведения, а также для борьбы со степняками на юге и на востоке страны центральное правительство получило возможность постоянно держать под своими знаменами многие десятки тысяч вооруженных воинов, хорошо экипированных, снабженных лошадьми и продовольствием. Иван Грозный позднее отнял у Адашева заслугу создания могущественного русского войска централизованного подчинения. Он объявил рост и решительное улучшение действий вооруженных сил результатом удаления Адашева от власти: «Егда же Олексеева и ваша собацкая власть преста, тогда и тако царствия нашему и государствию во всем послушны учинишася, и множае троюдесять тысящь бранных исходит в помощь православию», — писал Грозный Курбскому в 1564 г. Разумеется, царь тенденциозно и неверно изображает действительную причинную связь фактов. Новое, многочисленное и хорошо организованное русское войско появилось не «по манию царя», освободившегося от мешавших ему советников. На это потребовались годы упорной работы правительства, для этого нужна была система мер, какими и были реформы середины 50-х гг. Снаряжение и содержание такого войска не было бы возможным, если бы оплата его землей и всякого рода «кормом» не была организована в широких общегосударственных масштабах.

Другое дело, что для последовательного проведения в жизнь перераспределения земель и неукоснительного выполнения большими и малыми феодалами служебных обязанностей перед государством политика «внутриклассового мира», проводившаяся правительством 50-х гг. и предопределявшаяся его компромиссным характером, была недостаточной. Для этого потребовалась «бескомпромиссная» рука самодержавия. Однако практическое начало «огосударствлению» отношений всего класса феодалов с центральной властью было положено реформами фактического правительства.

Вo всех установлениях фактического правительства налицо признаки компромисса. Князья и бояре были еще настолько сильны и экономически, и политически, что с ними приходилось считаться. В известной мере их традиционные права поддерживал и царь. Исконность и «честность» его собственного рода была одним из оснований для признания его царем, т. е. первым среди князей. Поэтому при определении глубины и значения реформ правительства компромисса следует отмечать не тот факт, что они сохраняют те или иные элементы старого, векового уклада — отменить целиком веками установленные обычаи и порядки не удавалось никому и никогда, — важно объективно осмыслить, насколько удалось их надломить и потеснить. Так, например, указы о местничестве решительно потеснили прежний вековой порядок. С этой точки зрения надо рассматривать и все другие реформы фактического правительства конца 40—50-х гг.

События более поздних лет уничтожили многие результаты этих реформ. Отчасти именно их недолговечность, отчасти же настойчивое очернение деятельности так называемой Избранной рады, начатое Иваном Грозным, привели к недооценке их глубины и масштаба!.

Некоторые историки полагают, что в период деятельности фактического правительства решался вопрос — по какому пути пойдет Россия: по пути усиления феодализма введением крепостничества или по пути буржуазного развития, пути, для того времени более прогрессивному, а главное, менее пагубному для крестьянства. На наш взгляд, такую постановку вопроса следует смягчить. Вопрос о том, по какому пути пойдет Россия, был предрешен определенным соотношением объективных факторов ее развития. В этом объективно-историческом смысле он не «решался». Но то, что реформы фактического правительства имели тенденцию направить развитие страны на иной путь, чем военно-феодальная диктатура в политическом устройстве и крепостничество в основе экономики, а именно — на путь укрепления сословно-представительной монархии, представляется несомненным.

Проектируя и проводя важнейшие реформы по устроению русского централизованного государства, двигаясь в этом направлении по пути новому и неизведанному, руководители правительства неустанно занимались публицистическим обоснованием своей деятельности. Все они — Макарий, Иван IV, Адашев, Сильвестр не раз брались за перо публициста. Произведения, создававшиеся ими в обстановке острой политической борьбы, ярко отражают кипевшие вокруг политические страсти.

Для многих из этих произведении, особенно для тех, которые создавались в начальную пору деятельности фактического правительства, в конце 40-х — начале 50-х гг., характерен еще и поиск, нащупывание путей развития новорожденного централизованного государства. И поскольку речь в них идет о путях развития нового для Руси государственного уклада, публицисты черпают свою аргументацию то из опыта всемирной истории, то из высказываний церковных авторитетов да и светских «мудрых философов», то создают утопические картины идеального государственного устройства, якобы существующего в тех или иных странах. Ветер перемен освежал застойную атмосферу удельной Руси и расчищал перед мысленным взором современников невиданные до тех пор дали.

Отношение к Сильвестру в исторической науке и в литературе, быть может, наиболее ярко показывает, какое сильное влияние имели на историков оценки и характеристики Ивана Грозного. Многие исследователи повторяют прозвище, данное Сильвестру царем, — «поп-невежа».

Не следует, однако, забывать, что Грозный произнес свою хулу уже после смерти Сильвестра. При его жизни царь не решился вступить в спор с «попом-невежей» на «очевистном суде» и приказал судить его заочно. Именно продолжением этого заочного суда и являются те характеристики, которые даны Сильвестру в позднейших сочинениях царя.