— Вот вы о чём, — улыбнулся доктор. — Взрослеете, однако. Статус, репутация, положение в обществе — много есть слов, обозначающих иерархию особей нашего вида — хомо сапиенсов. И усилия, употребляемые людьми для занятий как можно более высокого места на лестнице такого рода отношений, наполняют мою душу глубокой скорбью. Если бы те старания, что тратятся на создание атрибутов респектабельности, употреблялись на добрые дела, сколь бы лучше был мир!

Доктор помолчал немного, поглядывая на ребят, но они только переглядывались озадаченно. Поэтому он продолжил пояснять свою мысль.

— Вот эту дорогу можно вымостить камнем, и тогда колеса перестанут нарезать колеи, и ездить станет удобно даже в самое сырое время. Средств для такой работы требуется не больше, чем на содержание парадного выезда боярина Чухнина.

Гриша припомнил колымагу, изукрашенную так, что от её сияния на солнце невольно прищуривался, восьмёрку серых, в яблоках лошадей, шитьё на мундирах гайдуков, форейторов и стоящих на запятках лакеев. Пожалуй, прав доктор. Интересное дело, а ведь государь-батюшка пользуется этой самой каретой, которую без труда везёт пара лошадок. Её кожаную поверхность Васька натирает обувной ваксой и полирует бархоткой, а из украшений здесь — только гербы на дверцах. Латунные, кажется.

Статус царя выше статуса боярина, но хлопот с ним меньше, и, соответственно, расходов. Вот об этом и рассказал.

— Не вполне ты прав, царевич, — улыбнулся Филипп. — Когда государь встречается с иноземными монархами или их посланниками, вот тогда атрибуты высокого статуса выставляются по высшему разряду.

— Точно! Тронный зал, парчовые одежды, гвардейцы в сияющих латах, — Гриша вспомнил, как присутствовал на церемонии встречи германского короля. — А, стало быть, перед своими слугами папенька не выпендривается — они и так ниже него, во что бы ни рядились. И его внешняя простота как раз и подчёркивает более высокий статус. Точно, боярин Чухнин парадным выездом пользуется, когда к другим боярам едет, а по городу много проще передвигается. А почему тогда к царскому терему при полном параде прибывает?

— А это — выражение почтительности. Мол, вот он я, в лучшем виде прибыл приветствовать лучшего из людей, мне известных, словно на праздник сердца и души, — Филипп улыбнулся. — У нас на Земле в стародавние времена самые могущественные властители, случалось, атрибутику высокого статуса задействовали на постоянной основе. Вплоть до того, что считались богами, или их потомками, а уход за своими особами обставляли разными церемониями. Скажем, подавание башмаков или подштанников доверялось отдельному приближённому. Словом, этикеты доводились до такого уровня, что, скажем, гвардейцы, подхватившие королеву, падающую с лошади, были казнены, потому что им запрещено было к ней прикасаться. Хотя, жизнь её они спасли.

Здесь на Посейдонии, наверняка имели место сходные случаи, просто я не столь осведомлён.

— Так, ты пришелец, — Федот произнёс это неуверенно. — Говорят, они обычно недолго живут.

— Всяко бывает. Меня Милена выходила. Я, когда появился здесь, встретил её в лесу за сбором лекарственных трав. И ничего тревожного в своём организме не примечаю уже, почитай, пятнадцать лет. Она меня сразу напоила молоком и кормила обильно. Всех несушек перерезала, помню, и поросёнка-недоросля заколола. Это в начале-то лета.

Опять замолчали. Гриц думал о дорогах. Колёса кареты как раз хрустели палками, набросанными в низине, видимо в период дождей, и сейчас ушедших в глину. Проезжие гатили, протаскивая телеги через непролазную грязь. А вот как выбрались из лога, так сразу стало ровнее.

Филипп вскоре сошёл. Ему тут надо брать правее к дому боярина Проскурина.

— Наташ! А почему твой папенька сразу с нами не поехал? Знал ведь, куда мы направляемся. А он ни свет, ни заря умчался на своих двоих?

— Это потому, что ужасно рассеянный и непрактичный. Уйдет в себя и что-то там сам себе думает. А на то, что творится вокруг, даже и не смотрит. Он всё время о чём-то размышляет, случается, что и отвечает невпопад. Вернее, впопад, но неожиданно, словно мысли твои прочитал и невысказанные вопросы растолковал.

— А мне папенька мой весь этот остров под руку отдаёт сразу после жатвы, — Гриц тоже ответил невпопад.

— Ты объедь его, пока свободен от хлопот, да погляди, что тут и как, — Федотка почти шепчет, однако, слова разобрать можно.

— Ага. Тебя на службу принимаю советником. Коня пришлю с седлом. Через неделю будь готов сопровождать меня. А вот тебе деньги, — Гриша отдал Федоту небольшой кошелёк. Экипируйся, чтоб выглядело благородно, но для ночёвок у костра чтоб тоже годилась твоя справа. Так что в четыре глаза поглядим. Станешь мне помощником, — это он сразу заявил утвердительно, на что Федотка кивнул. Мол, понял, так и будет.

— А ещё я думаю, тебе, Наташа, стоит сделаться для Татьяны, сестрицы советника моего, служанкой. Камеристкой, например. Тогда получится, что князь при мне служит, а сестра при нём — ей до замужества ещё изрядно расти. Ну, а поскольку ты, опять же, при ней, то, стало быть, разлучаться нам не следует, и все приличия соблюдены. Как полагаешь, Федот? Ладно у нас получится?

Наталья притиснулась к царевичу, а сидящий напротив князь кивнул.

— Вот и хорошо. Покои для тебя и сестры твоей в моём тереме приготовят. Вы ведь частенько станете там бывать запросто, — улыбнулся своей хитрости.

Вдоль дороги волновалась рожь. Вот-вот настанет время убирать её. Да и овёс доходит. Тревога, гнездившаяся в Гришином сердце, потихоньку утихла. Справится он с задачкой, что приготовил для него папенька. Разберётся и совладает.

Третьим в путешествие взял с собой Василия. За лошадьми доглядывать. И, понятное дело, на непредвиденный случай. А еще карту прихватил для наглядности. Выехали утром в направлении к северу, намереваясь добраться до побережья и уже потом вдоль него замкнуть круг. Скакали галопом, однако не очень долго. Дорога привела в деревушку, мирно дремавшую по обе стороны дороги, которая и служила этому поселению единственной улицей. На карте она обозначена не была, однако постройки новыми не выглядели.

На лавочке перед домом сидел дед с клюкой — грел на солнышке свои старые кости. А больше никого тут не было, хотя рассвело уже — солнышко доставало до самой земли и даже слегка припекало.

— Здравствуйте, — царевич сошел с коня и поклонился. Ну, так полагается, если верить сказкам. — А не скажете мне, где люди? В полях никого не видать, и тут пусто.

— Так за ягодами все в лес подались. Как начнётся жатва — не до них станет, вот и торопятся собрать, что наспело.

— А что нынче наспело?

— Малина, ежевика, земляника. А ты что, издалека, что ли, такие вопросы спрашиваешь, будто не из этих мест.

— Просто раньше не примечал, что когда созревает, а ведь точно, земляника сейчас в самой поре. А что с ней делают?

— Малину сушат на зиму. Землянику, у кого мёд есть, так варенье варят, — старик словоохотлив, видно, что ему скучно.

— Ещё что хотел спросить. Давно ли деревня здесь стоит?

— Так это для кого как. Тебя ещё не было, когда мы сюда перебрались со старого места. Как раз лес откорчевали да спалили, когда у меня первый внук родился, а он женился прошлой осенью.

— И откуда вы съехали?

— Дальше по этой дороге деревня наша стояла. Верхом дотуда быстро доскачете, а пешком полдня шагать нужно.

— А съехали оттуда почему?

— Так земля родить перестала.

— Значит и отсюда скоро сниматься придётся? Если два десятка лет вы тут рожь сеете, то почвы должны уже истощиться, — Гриша представил себе хлопоты связанные с переездом на новое место и ему стало страшно от осознания масштаба предстоящих крестьянам работ.

— Не. Поживём пока тут. Надоумил нас добрый человек, как плодородие сохранить. Хлопотно, конечно, а только не надо теперь ни пни из земли выворачивать, ни дома по брёвнышку раскатывать, а потом на новом месте заново собирать, — старик приготовился рассказывать, а Гриша присел рядышком. — Мы по осени листву палую в лесу в кучи сгребаем, а потом по снегу свозим её на поля, да весной запахиваем.