Она подвергалась не столько сексуальным домогательствам, сколько зловещему, бесконечно тонкому издевательству. И беспричинную вину, стыд, которые она испытывала тогда, сейчас она испытывала снова.

«Вот в чем дело», — говорила она себе, играя с куском лососины — коралловой плотью на изогнутой кости. И сквозь свою задумчивость, как будто издалека, она услышала телефонный звонок, услышала, как Доминик пошел ответить на него. «Неудивительно, что я так неудачлива, — решила она и, сдаваясь, ставя на себе крест, сделала вывод: — Я конченый человек».

— А можно я после обеда покажу дяде Дэвиду Топпера? — заныла Люси. — Топпер, объяснила она, оборачиваясь к Дэвиду с гротескной кокетливостью и неуклюжей игривостью, — это пони. Он принадлежит моей лучшей подруге Джокасте.

«Боже праведный, — внутренне простонал Дэвид, — да она втюрилась в меня!»

— Может, мы все сходим? — ловко выкрутился он. — Заодно подышим свежим воздухом.

— О, вряд ли Наоми интересуют лошади.

Услышав свое имя (похоже, она решила, что Люси обращается к ней), Наоми подняла глаза, взмахнув ресницами, которые до этого покоились на щеках. И на долю секунды ей почудилось, что напротив нее на камчатной скатерти лежат руки Алекса Гарви. (Только это ее любимый унаследовал от своего отца: тонкие, сильные пальцы, крепкую хватку). Сердце ее мучительно сжалось.

— А, Джуин, как дела? — сердечно воскликнул Доминик. — Как ты, мой Июнь? — перевел он ее французское имя на английский. — Все такая же яростная и неприступная?

— Не совсем, — угрюмо ответила Джуин и разрыдалась.

— Ну же, перестань, не надо, — стал уговаривать ее Доминик, — не волнуйся так. Что случилось? В чем дело? Расскажи все дядюшке Доминику. Все факты по порядку. Тебя кто-нибудь обидел? Назови имена.

— Это… это… — беспомощно всхлипывала на другом конце провода Джуин. После долгой паузы, высморкавшись, она в конце концов смогла вымолвить: — Это Вера. Вера Солтер. Помнишь, я говорила тебе? Одна из моих старушек.

— Та, что живет в доме для престарелых?

— Жила.

— Жила? Значит, она умерла? Мне очень жаль.

— С чего бы это? Ты ведь даже не знал ее.

Ее тон был вызывающим. Пусть он только посмеет сказать что-нибудь о том, что время Веры прошло, пусть только предположит, что на все воля Бога или что-то в этом роде. Тогда он узнает всю силу ее ярости.

Но Доминик искренне произнес:

— Я узнал ее из твоих рассказов, Джуин. Правда. Благодаря тебе она стала для меня близким человеком. И в любом случае мне жаль и тебя. И еще жаль, что… что еще погас один огонек.

Он терпеливо ждал, пока ее прерывистое дыхание успокоится. И на всякий случай прикусил язык зубами, чтобы не вырвалась какая-нибудь глупая, неуместная шутка, что случалось с ним в моменты особого напряжения.

— Прости, — сказала она наконец.

— Наверное, с тех пор как мы вернулись из нашей замечательной поездки, тебе жилось несладко, Джу-Джу?

— Да, не очень-то весело, прямо скажем.

— Взбодрись, цыпленок. Постарайся не брать на себя решение всех мировых проблем. Скажи лучше, как Элли понравился хаггис?

— Она не очень распространялась на эту тему. Полагаю, сгоревшая квартира несколько ее отвлекла.

— Надо было сказать ей, что хаггис всегда едят на вечерах Бернса[56].

Ой, сорвалось! Опять он пошутил, и при том неудачно. Доминик смиренно ожидал, что Джуин повесит трубку — и поделом ему! — но к его облегчению она рассмеялась.

— Ты, Доминик, — сказала она ему, — как брат, которого у меня не было.

— Но ты могла бы взять меня. И не говори, что тебе не предлагали. Вообще-то, в настоящее время предложение все еще действительно. Срок действия истекает тридцать первого декабря.

— Значит, до тех пор у меня есть время подумать?

— Если тут есть о чем думать. Слушай, у нас тут полный дом собрался. Великий Дэвид Гарви почтил нас своим визитом. Люси совсем одурела, а мать аж дрожит от волнения. Но его, конечно, интересует только Наоми, — заметил Доминик цинично. — Ах да, Джуин, — почувствовал он необходимость добавить (все равно она скоро услышит об этом от кого-нибудь), — Наоми пока остановилась у нас. Она разошлась с Алексом.

Последовала пауза, пока Джуин пыталась обрести дар речи, потом она резко бросила:

— У меня сейчас кончатся монетки. Пока.

— Ты когда-нибудь обращала внимание на то, — спросила Элли, вытряхивая их пачки сигарету, — какие несоразмерно маленькие стопы у Джеральдин?

— Да вроде нет, — ответила Кейт усталым, отстраненным тоном и украдкой бросила взгляд на Алекса. Любое упоминание Джеральдин при данных обстоятельствах казалось ей излишним. Она уже пожалела о том, что рассказала Элли про Джона, потому что догадывалась, что Элли специально будет возвращаться к этой теме, чтобы помучить ее.

— Так вот, у нее несоразмерно маленький размер ноги. — Элли щелкнула зажигалкой, втянула щеки и закурила сигарету. — И Наоми согласна. Она тоже обратила на это внимание. И ты взгляни повнимательней, когда в следующий раз приедешь к Джеральдин пересаживать ее нарциссы. И что за нелепые туфли-лодочки она носит! Разумеется, я до смерти буду бороться за право женщины носить ту обувь, которая ей нравится, но всему должны быть границы. Все эти пряжки, каблучки, так и хочется стукнуть ее хорошенько.

— Я съезжу к ним, — объявил Алекс. Он подошел к пианино, откинул крышку, оперся коленом о табурет и пробежался пальцем по клавишам. Звучные, зловещие, нестройные ноты, сталкиваясь, обежали комнату. — Я поговорю с ней. Если все это действительно так, то пусть она скажет мне это в лицо.

— На твоем месте, дорогой, я бы не спешила, — высказала свою точку зрения Элли. Она поискала вокруг себя пепельницу и решила обойтись цветочным горшком. Это была ее идея позвонить Горстам, чтобы узнать, не у них ли Наоми. Она сама и позвонила под каким-то предлогом, ее предположение подтвердилось, а также к своему огорчению Элли узнала, что в Копперфилдсе находится и Дэвид Гарви. Упоминание его имени ужасно расстроило ее. Она полагала, что после их маленького приключения в Италии Дэвид должен был хотя бы сводить ее в приличное место поужинать, но пока от него не было ни слуху, ни духу. — Дай ей двадцать четыре часа. — Этот мудрый совет она дала вопреки своему тайному желанию как можно скорее выпроводить Алекса. Когда Джуин вернется, что могло произойти с минуты на минуту, и увидит его в таком мрачном настроении, очевидно влюбленным и почти сведенным с ума отчаянием, то непременно снова воспылает к нему страстью, и жить с ней в таком случае станет просто невыносимо. — Действуй тихо, аккуратно. Главное в этом деле — не спугнуть ее. Она же как заяц — тут же ускачет прочь. Ты ведь хорошо ее знаешь (по крайней мере, у тебя было время и возможность узнать ее). Она абсолютно бесхарактерна. И я говорю это с любовью, как ее подруга.

— То есть стоит подождать день-другой? Может, в твоих словах есть смысл.

— Что значит «может»? Я не всегда права, мой мальчик. — Элли постучала указательным пальцем по переносице. — Но зато я никогда не ошибаюсь.

— Никогда?

— Никогда. Так, а где, интересно мне знать, мое чадо? Она давно уже должна была вернуться. Летом Джуин работала в одном из этих сумеречных домов, — ты, Алекс, должно быть, слышал, — а сегодня решила нанести по старой памяти визит. Спрашивается, сколько времени можно провести с кучей древних развалин?

— Это очень похвально, что она заботится об этих стариках, — вставила Кейт, желая показать ее перед сыном в наилучшем свете. Она устроилась на диване, прижала подушку к груди и сидела, покачиваясь взад и вперед. — Значит, у нее есть душа и характер.

— О да, характер у нее есть, — подтвердила Элли, но в ее устах это прозвучало так, будто наличие характера ею не приветствовалось.

— Нам она всегда казалась очень славной девочкой, правда, Ал?