— Эй! — неискренне воскликнул Доминик. — Что привело тебя сюда в столь ранний час? Давно не виделись, а? — Про себя же Доминик подумал: «О черт!» Он подумал: «Алекс, бедолага ты несчастный».

— Я приехал повидаться с Наоми, — коротко ответил Алекс. Он сошел с гравиевой дорожки на траву, прикрыл глаза ладонью от солнца и обвел взглядом дом, словно в надежде увидеть Наоми в одном из окон. И в его поведении было столько гордости и достоинства, что невозможно было испытывать к нему жалости, хотя шансов у него было мало. Сочувствие здесь было просто не к месту.

— Ах да. Конечно. — Доминик говорил с притворной беззаботностью. — Она вчера действительно разбила здесь лагерь, но сейчас она еще, должно быть, в постели. — С Дэвидом, мог бы добавить он. Наоми была в постели с Дэвидом. Потому что вчера он слышал, как они вовсю наяривали — Доминик не сомневался в том, как интерпретировать услышанное. И хотя его это нисколько не касалось, но все же поведение Наоми он счел весьма некрасивым. В смысле, что за полная идиотка!

— Я пойду к ней, — безапелляционно заявил Алекс, — покажи мне, как пройти в ее комнату… — Он стремился как можно скорее встретиться с ней — пока не перегорел адреналин и не иссякло мужество. Это стремление проявлялось некоторой самонадеянностью в поведении, что, наверное, играло Алексу на руку.

— Э… Послушай. — Движением головы призвав Алекса следовать за ним, Доминик направился через рыхлый газон, покрытый серебром паутины и переливающийся каплями росы, к веранде с тыльной стороны дома. На веранде он жестом пригласил Алекса сесть на один из стульев, выполненных в деревенском стиле. Сад, окутанный теплой, влажной осенней дымкой, дышал ароматами гниющей листвы и умирающих роз. — Хочешь кофе? — предложил Доминик.

— Нет, спасибо. Мне просто нужно сказать Наоми пару слов. Пожалуйста, покажи мне, где ее найти. — Алекс не мог понять, почему Доминик казался таким уклончивым, таким смущенным. Ведь в его визите вроде не было ничего неприличного — они с Наоми и так уже были любовниками. Разве он не имел права увидеться с ней?

— Послушай, Ал, — ударился Доминик в импровизацию, — давай я объясню тебе, что к чему, хорошо? Позволь мне выложить перед тобой факты. Дело в том, что моя дорогая старая мать придерживается довольно… Ну, мягко говоря, она не в восторге от твоего последнего… увлечения. В связи с ним прозвучало слово «возмутительно». И еще «отвратительно». И я не могу гарантировать, что, застав вас с Наоми вместе, она не выльет на вас ведро холодной воды. Я не могу обещать, что она не устроит вам головомойку. У меня есть план получше. Я могу незаметно проскользнуть в дом и привести Наоми сюда. И вы спрячетесь в каком-нибудь укромном уголке и без помех проведете свое совещание. Как тебе моя идея?

Алекс лишь махнул рукой в знак того, что ему было все равно.

— Отлично! — воскликнул Доминик, но не бросился тут же выполнять свою миссию, а продолжал бестолково стоять, водя по каменным плитам ногой. — Ты точно не хочешь кофе?

— Абсолютно точно, спасибо.

— Отлично, — повторил Доминик и только после этого вошел в раскрытые стеклянные двери и скрылся в доме.

Он взлетел на второй этаж, осторожно посмотрел направо и налево — в доме уже отчетливо чувствовалось пробуждение, вот-вот из спален начнут появляться люди, станут задавать вопросы, — и тихо, но настойчиво побарабанил пальцами по двери Наоми. В комнате кто-то шепотом обменялся несколькими фразами, потом дверь приоткрылась и появилась Наоми. Доминик ожидал увидеть счастливую, удовлетворенную до головокружения женщину, но Наоми стояла перед ним озадаченная и смущенная.

— Там, гм, кое-кто хочет видеть тебя, — сообщил он ей и откашлялся.

— Кто? — Она испуганно сощурилась, как будто он посветил ей в глаза фонариком.

— Алекс. Он хочет поговорить. Ты спустишься?

— Скажи ему, пусть проваливает. — Это холодное распоряжение отдал Дэвид, скрываемый спиной Наоми. Из его слов было непонятно, кого он имеет в виду: Алекса или Доминика.

— Я не могу встретиться с ним, Доминик, — взмолилась Наоми. Она все вертела и вертела дверную ручку, щелкая замком. — Ты скажи ему, что я просто не могу, хорошо? Скажи, что это ни к чему. Ему не следовало приезжать сюда. Ты понимаешь?

— Да, — ответил Доминик, презрительно скривив губы, — все это очень неудобно. Я вполне понимаю сложность твоей ситуации.

— Правда? — Наоми оперлась о дверь, на миг распахнув ее шире, и взору Доминика предстал голый Дэвид, стоящий у дальней стены, с незаслуженно большим и монументально торчащим членом.

— Как тебе будет угодно. — Он быстро развернулся и сбежал вниз по лестнице в столовую, а оттуда — снова на заднюю террасу.

— Она говорит, что тебе не следовало приезжать сюда, — проинформировал он Алекса с едва заметной дрожью в голосе, еще старательнее избегая взгляда двоюродного брата. — То есть мне очень жаль и все такое, но она твердо отказывается видеть тебя.

— Передай ей, Доминик, — ответил Алекс с пугающим самообладанием (только едва заметное подрагивание щеки выдавало его эмоции), — что если она хочет, чтобы я уехал, то пусть скажет мне это сама. Скажи ей, что она должна спуститься и посмотреть мне в лицо. Иначе я не уеду.

— Дело твое, — пожал плечами Доминик, мысленно отметив неблагоразумие такого плана. Он снова поднялся по лестнице.

— Наоми, послушай, пожалуйста. Он говорит, что хочет услышать это от тебя. Если ты не спустишься, то он не уедет. Мне кажется, что тебе, наверное, стоит…

— Ну так сходи, — услышал Доминик, как рявкнул на Наоми Дэвид, — посмотри на этого упрямого мерзавца. Поцелуй его на прощанье, и покончим с этим. Образумь его — или я сам это сделаю.

Наоми зажала рот рукой, подавляя всхлипы, выскочила из спальни и шелковым облаком пролетела мимо Доминика. На лестничной площадке она заколебалась, бросила через плечо взгляд, полный мольбы, безмолвного призыва, а потом бросилась навстречу року.

Она показалась Алексу всего лишь на несколько секунд, она даже не переступила за порог дома. Красно-золотые парчовые гардины столовой придали театральности ее краткому драматичному появлению.

— Уходи, — вот и все, что она сказала; вот и все, что она могла сказать.

Алекс видел, но не мог понять ее страдание. Он недоуменно спрашивал себя: «Неужели это сделал я? Но как?» То, что его присутствие здесь невыносимо для нее, было очевидно.

Пронзенная его взглядом, как бабочка булавкой, трепещущая Наоми помедлила несколько мучительных мгновений. Потом Алекс резко поднялся и, не сказав больше ни слова, повернулся и вышел.

За этой сценой наблюдал Дэвид Гарви, стоявший у окна спальни со сложенными на груди руками. Он удовлетворенно улыбнулся. Все правильно, думал он. Подобающий финал неподобающей связи.

«Значит, все», — подумал он.

«Ни солнца, ни луны, ни утра, ни дня. Ни рассвета, ни заката, ни другого времени суток. Ни тепла, ни радости, ни здоровой легкости. Ни чего-то там, чего-то там, чего-то там. Мм, ни пчел. Ни плодов, ни цветов, ни листвы, ни птиц. Ноябрь»[57].

В полдень мрачного ноябрьского дня Наоми крадучись выскользнула из своей арендованной в Найтсбридже квартиры на общую площадку. Она пыталась вспомнить строки стихотворения, плохо выученного в давно прошедшие школьные годы и с тех пор хорошо забытого.

«Ни социальной жизни, — уныло импровизировала она, — ни друзей, ни бодрого телефонного звонка. Ни секса, ни смеха, ни любви. Ничего хорошего, коль живешь одна. Ни ума, ни смысла, ни ведра, ни коромысла. Ни просвета. Ни привета. Наоми».

Она нажала на кнопку вызова лифта, и откуда-то сверху до нее донесся сдержанный механический кашель, потом по шахте — по дыхательным путям, по страдающей одышкой груди этого фешенебельного жилого дома, который в остальное время не подавал признаков жизни, — с хрипом пронесся воздух.

В длинном коридоре стояла глубокая тишина. Плюшевый ковер поглощал каждый шаг; плотный бежевый ворс гасил колебания пола. Если за тяжелыми дверями, расположенными по обе стороны коридора, за замками и защелками и прятались люди, то слышно их не было. Дверные глазки со стеклянным любопытством упорно смотрели в пустоту. Тонкие тени собирались в рубчатых шторах, между которыми росли бледные цветы настенных светильников. В этом пространстве действительно не бывало ни рассвета, ни заката, ни другого времени суток.