— Как ты думаешь, он вернется?

— Если бы я была на твоем месте, то не знаю, приняла ли бы я его назад.

— Я не это… — Кейт имела в виду нечто более абстрактное, более эмоциональное, чем просто географическое местонахождение. Она хотела знать, вернется ли Алекс к ней душой.

— Ты можешь сдать его комнату. Возьми себе постояльца.

— Ни за что в жизни.

— Таким образом ты могла бы встретить Того Самого Мужчину.

— Элейн, ты знаешь, и я знаю, что такого зверя не существует.

— Значит, тем больше у тебя оснований подумать о своей собственной жизни и своем собственном удовольствии. Так, милая моя леди Гарви, а не оторвешь ли ты свою задницу от стула и не достанешь ли нам тарелки?

— Я совсем тебе не помогаю, да? Извини.

— Слушай, мне твоя помощь не нужна. Но сделай для меня одну вещь. — Элли оперлась руками о стол и наклонилась прямо к лицу Кейт.

— Все что угодно. Для тебя — все что угодно. Ты была так добра ко мне сегодня. Я просто хочу сказать… Честно, я… Я не забуду.

— Уф, хватит молоть ерунду. Я хочу, чтоб ты пообещала мне одну вещь.

— Что?

— Позвони Джуин, хорошо? Помирись с ней. А то эта курица несчастная съест себя заживо.

— У туристов, отдыхающих на Средиземноморье, желудочные расстройства случаются в двадцать раз чаще, чем у тех, кто остается дома. В Южной Европе британский турист подвергался значительной опасности подхватить гастроэнтерологическую инфекцию, в том числе тифозную и паратифозную лихорадку. Были известны и летальные случаи.

— Неужели, — не поверила последнему утверждению Кейт, лишь одним ухом прислушиваясь к перечню возможных бед, а сама тем временем распутывала вьюнок, чуть не задушивший куст белой розы. Этот сорняк был таким упорным, таким неискоренимым! И какой пресной красотой были красивы его бескровные цветки-колокольчики! Они наводили ее на мысли о… той, чье имя не следует называть. — Италия далеко не страна третьего мира.

— Может, и так, — сказала Джеральдин, чья неуклюжая тень шла следом за трудолюбивой садовницей — по газону, по клумбам, потом перевалила через розы и — исчезла, поглощенная более мрачной тенью от забора. — Но я тебе говорю то, что прочитала. Факты, как они были напечатаны.

Когда Кейт приехала, она нашла свою родственницу на террасе, сидящей под зонтиком с бахромой у столика из кованого железа. Лето тяжелым бременем лежало на плечах Джеральдин (не следовало забывать, что она не очень-то любила жару). «Это, должно быть, тот самый хваленый садовый гарнитур», — подумала Кейт. Только ради такого гарнитура Джеральдин стала бы сидеть на улице под лучами яркого полуденного солнца.

Джеральдин питала слабость к наборам, она увлекалась комплектами. Труды Диккенса в одинаковых красно-золотых ливреях украшали книжный шкаф в гостиной. Маленькие столики на колесиках въезжали под более крупные столы, но такого же дизайна. Все кастрюли в ее кухне были из одного дорогого набора; яйцерезка, шумовка, половник и остальные кухонные приборы имели семейное сходство. Для Джеральдин комплектность была воплощением идеального уклада жизни. Еще маленькой девочкой она желтым карандашом написала Санта-Клаусу письмо, где сообщала о своем горячем желании иметь «гарнитур принцессы»; и если бы Санта-Клаус не подвел ее с доставкой того гарнитура, она обязательно стала бы принцессой.

Для Кейт, у которой не было двух одинаковых предметов (разумеется, кроме туфель и носков) и у которой, можно сказать, не было уклада жизни как такового, все это было предметом восхищения и поводом для депрессии. Кейт считала, что сама она никогда не сможет купить всего Мантовани[36] одной коллекцией.

Как только Кейт появилась сегодня на террасе, Джеральдин поднялась со стула и затем ходила следом за подругой, непрерывно болтая. Кейт она всегда казалась исключительно бездеятельной персоной, которая целыми днями почти ничего не делала. Обычно ее можно было найти устроившейся в кресле, но при этом она каким-то образом умела создать такое впечатление, как будто она присела лишь секунду назад, обессиленная бесконечными трудами.

Джеральдин же измеряла свое трудолюбие количеством эмоциональной энергии, которую она тратила на выполнение простейшей задачи. К любому делу она приступала с массой ненужных предосторожностей, истощая себя бестолковыми опасениями, во всем видя трудности и тратя время в нерешительности, так как не умела сделать выбор, жадная до результата, и волнуясь больше всего о том, какое впечатление она произведет. Для человека более легкого, чем Джеральдин Горст, жизнь Джеральдин Горст показалась бы гораздо более легкой.

Хотя до поездки в Шотландию оставалось еще три недели, Джеральдин уже с головой погрузилась в приготовления — как психологические, так и практические. Она делала многочисленные предположения, строила бесконечные планы, приступить к осуществлению которых она сможет только в последнюю минуту. Бесполезно, например, было заправлять бензином бак автомобиля или паковать зубные щетки детей: приходилось ждать, а от ожидания Джеральдин становилась раздражительной. А еще она составляла списки. Списки списков. То, что она не могла сделать немедленно, ей обязательно нужно было распланировать. И не должно было быть никаких случайностей, которые она бы не предвидела. От такого объема мыслительной работы порой она чуть ли не заболевала.

Прошлым вечером она совершенно случайно наткнулась на журнальную статью, где описывались опасности путешествий. Она прочитала ее с жадностью, ужасно недовольная тем, что отпуска других людей бывали еще более чреваты невзгодами. И ее разочаровала информация о том, что шистозома кровяная, лихорадка денге и желтая лихорадка не были характерны для материковой Европы, а также что малярия встречалась только в тропиках, тогда как ядовитая рыба-камень, искусно притворяющаяся обломком скалы, показывала свои фокусы только в Индийском и Тихом океанах.

— Так или иначе… — Стоя на коленях, Кейт откинулась назад, чтобы вытащить из земли длинные пряди сорняков. Против своей воли она восхитилась живучестью и цепкостью вьюнка. — В любом случае, Джеральдин, вряд ли Элли окажется близко к морю. Ее приглашают на виллу, от которой до берега не меньше мили.

Но оказалось, что опасность представляло не только само Средиземное море (хотя нельзя забывать, что оно кишело бактериями и несло ответственность за множество случаев диареи). Не только моллюски, вылавливаемые из моря сетями. Оказалось, что и рис был носителем заразы, и водопроводная вода, а также салаты, свежие фрукты, непастеризованный сыр…

— И вообще я не стала бы сильно переживать, — решила Кейт. Она предполагала, что любая уважающая себя кишечная палочка, очутившись во внутренностях Элейн Шарп, немедленно извинится и уберется восвояси. Естественным состоянием Элли было крепкое здоровье. — Полагаю, Элли выживет.

— В этом я не сомневаюсь, — немногословно ответила Джеральдин, уязвленная дерзким тоном Кейт. — Я только хотела сказать, что ей следует захватить с собой достаточно «Иммодиума».

— Скорее «Алказельцер». Это будет более уместно. Я имею в виду — наутро после того как, если ты сразу не догадалась.

Джеральдин раздраженно фыркнула и промокнула нос уголком кружевного платка. Мысленно она извинила Кейт, напомнив себе (с трудом), что та все еще слегка не в себе, что ее ум еще расстроен после шока, вызванного связью Алекса и Наоми. Интересно, что там у них происходит? О таком не порасспрашиваешь. И Джеральдин пришлось удовлетвориться простым вопросом:

— А как ты сама, Кейт?

— Сама? — Кейт с выражением глубочайшей сосредоточенности на лице, закусив губы, намотала стебли вьюнка жгутом на руку, потому что пальцы не справлялись, и дернула. Вьюнок не поддался. — Да вроде нормально.

И в каком-то смысле так оно и было. По крайней мере, она чувствовала себя лучше, чем раньше. Некоторое время после отъезда Алекса она, казалось, притягивала к себе всевозможные несчастья, в череде которых пропажа ее сумочки на парковке возле универсама было не первым и не последним. Что это, плохая карма?