Однако самым большим кратером обладает высочайшая гора Тибести — Эми-Куси; ее высота 3415 метров. Диаметр кратера двенадцать километров. Французский офицер дю Буше, который первым взобрался на Эми-Куси, оставил очень увлекательное описание этого гиганта.
«Ранним утром я отправился на верблюде от подножия массива, а вечером уже ночевал в кратере, после того как поднялся на высоту две тысячи семьсот метров. Я никогда не забуду грандиозного зрелища, которое являла собой эта огромная шахта при заходе солнца: с одной стороны — струи жидкой лавы и базальтовые трубки, с другой — конусы из шлаковидных обломков лавы, а в середине кратера до самой вершины будто пылал костер, пламя которого достигало четырехсот-пятисот метров. Затем наступил страшный холод и гербы (сосуды из целой кожи козы, в которых носят воду) замерзли менее чем за час. Невозможно передать мое удивление, когда проснувшись, я обнаружил на дне кратера множество газелей и еще свежие следы кочевий тиббу».
Тиббу всегда очень тяжело жилось в этом краю. Они вынуждены были беспрестанно бороться с голодом. Вот что пишет по этому поводу Нахтигаль:
«Наше прибытие в Тао совпало с самым тяжелым временем года, когда недостаток в пище вынуждает немногочисленное население менять местожительство. К лету у жителей юго-западной половины Тибести кончаются запасы зерна „духн“ — высокой, ветвистой травы, а козы и верблюды перестают давать молоко; их убивают лишь в случае крайней необходимости. Жесткие плоды пальмы-дум не могут насытить даже непритязательных тубу (тиббу). Многие уже перекочевали в более плодородную долину Бардаи на северо-востоке нагорья. Шатры и многочисленные пещеры были в основном пусты. Вождь Тафертеми также покинул соседнюю долину Зуар, где остались лишь очень немногие благородные тиббу, которые вышли нам навстречу. Когда они уселись широким полукругом перед моей палаткой, они больше походили на сборище голодных и оборванных бандитов, чем на собрание самых благородных людей племени. Свита их выглядела еще более убого… Они сразу потребовали угостить их горячим ужином…».
Английский путешественник Ричардсон еще сто двадцать лет назад описал невзыскательность и выносливость тиббу: «Когда тиббу, житель Тибести, отправляется в путешествие, у него с собой только козий бурдюк с водой и несколько горстей фиников. Если эти запасы кончились, он может три дня подряд ничего не брать в рот, просто туже затягивает пояс и продолжает свой путь. На следующий день он снова затягивает пояс. Если же он и после этого не находит ничего съестного, то уже всерьез огорчается…».
Жизнь тиббу Тибести подчинена строгому ежегодному ритму. Они кормятся за счет своих стад и садов. В Тибести живут лишь восемь тысяч тиббу (в общей сложности считают, что их не меньше ста пятидесяти тысяч), которые вырастили около пятидесяти шести тысяч плодоносящих пальм. Поголовье скота составляет восемьсот верблюдов, семьсот ослов и пятьдесят тысяч овец. С февраля до июня стада пасутся в низинах, затем они переходят в горы, где к этому времени выпадают первые дожди. В этот период обрабатываются сады. Зерновые они сеют в феврале, а в июне уже собирают урожай. С конца июля до начала августа снимают урожай фиников. Уборка урожая — дело рабов, пленных и стариков, оставшихся в долине. Зимой мужчины отправляются в ежегодное путешествие в Феццан или Куфру, где они обменивают свои сельскохозяйственные продукты на другие, нужные им товары.
У тиббу, как и у всех народов Сахары, своя социальная иерархия. Правда, она не настолько резко выражена, как у туарегов. В основном различают «благородных» и вассалов. Последние обязаны платить дань «благородным». Следует отметить, что «благородные» не считают ниже своего достоинства работать. У тиббу нет царя, высший авторитет для них — вождь племени. Однако и он не обладает большой властью. Его главная функция — «внешнеполитическая». Вождь обязан вести переговоры с другими племенами, если речь идет о разграничении пастбищ и т. п. Раньше он был также военачальником во время войны. Не располагая никакой реальной властью, чтобы провести в жизнь то или иное из принятых решений, он выполняет лишь посреднические функции. В прежние времена из господствующего клана Тамагра, перекочевавшего в конце XVII века из Чада в Тибести, избирался дарде — «султан Тибести». Эта должность была упразднена после французской оккупации страны. Однако и до оккупации авторитет «султана» или вождя племени был не очень высок. Это отмечал, кстати, и Нахтигаль. Он писал:
«Политический союз слаб, власть вождей ничтожна, традиции и обычаи в какой-то степени являются связующими узами. Тиббу подразделяются на „благородных“ и народ. Во главе общества стоят князья с незначительными правами и доходами. Простой народ не имеет ни прав, ни обязанностей. Там, где неблагородные тиббу, как, например, в Бардаи, не занимаются земледелием, они полностью отданы на милость „благородных“… В западной части страны, где почти ничего не растет, каждый третий тиббу является майной, то есть „благородным“. Правда, „благородныйЭ может быть облачен в лохмотья и истощен голодом, но от этого тиббу не становится менее гордым и требовательным».
Хотя социальная структура тиббу по сравнению с социальной структурой туарегов выражена слабо (вероятно, прежде всего из-за нежелания признать кого бы то ни было «шефом»), особое положение хаддадов — кузнецов — проявляется более четко, чем у туарегов. Кузнецы образуют относительно многочисленную касту — азза, куда входят и представители других профессий, как, например, деревообделочники, скорняки и охотники, так как кузнецы-тиббу обрабатывают исключительно металл. Если в настоящее время они получают сырье путем торговли, то раньше тиббу сами добывали металл в Тибести. Тогда железо встречалось редко и стоило очень дорого. Частично они использовали метеориты, а южнее уэда Н’каола добывали содержащую железо горную породу, которую обрабатывали в примитивных плавильных печах.
Азза были в прежние времена своего рода зависимым от «благородных» тиббу рабочим классом. Каждое племя азза подчинялось какому-либо племени «благородных» и было обязано платить ему дань. Азза сохранили множество доисламских обычаев. Это опять-таки позволяет предположить, что они не тиббу, а потомки другого народа, который жил в Тибести до прихода сюда кочевников-скотоводов и в обычаях и нравах которого сохранились остатки первоначальной сахарской культуры.
Азза, как и остальные тиббу, — по крайней мере формально — мусульмане. Предполагают, правда, что они приняли мусульманство всего лишь двести или триста лет назад. Они присягают на Коране, однако они также верят в то, что ложная клятва неизбежно приведет в течение одного года к смерти клятвопреступника. Очень немногие тиббу отправляются на богомолье в Мекку, а в дни уборки урожая в торжественной обстановке исполняются древнейшие анимистические ритуалы плодородия.
Положение женщин основывается на удивительном смешении мусульманских и домусульманских обычаев. Так, девушки при выборе своих будущих супругов лишены права голоса. Если кто-нибудь убил женщину, то с убийцы взимается штраф, вполовину меньше того, который взяли бы с него за убийство мужчины. Однако вместе с тем женщина пользуется уважением и имеет множество привилегий. Само собой разумеется, что последнее слово в вопросах домашнего хозяйства остается за женщиной, она же имеет решающий голос во всех внутренних семейных делах. Если же муж, например, уехал в Феццан, то авторитет женщины становится абсолютным: в этом случае она вправе вести деловые переговоры, заключать торговые сделки и определять маршруты кочевий.
В Тибести в настоящее время происходит процесс, совершенно противоположный тому, который наблюдается на северо-западе Сахары. Если там кочевничество идет на убыль, то в Тибести оно процветает. Как только оседлый или полуоседлый тиббу заработал достаточно денег для покупки нескольких верблюдов, он тут же снимается с места. Причина, очевидно, не только в дальнейшем наступлении пустыни, но и в стремлении тиббу сохранить свою свободу, уйти из-под контроля властей.
