Туареги не признают общепринятого в исламском мире летосчисления. У них существует солнечный год — от зимы до зимы. Годы не нумеруются по порядку, а получают у каждой группы туарегов свое название в честь какого-нибудь события. Так, туареги-инангасат назвали 1918 год «годом нужды», 1919-й — «годом болезни», 1935-й — «годом землетрясения», 1936-й — «годом засухи» и 1943-й — «годом ухода итальянцев и прихода французов в Гадамес». Хронологический порядок заучивается наизусть, и если появляется необходимость вспомнить какое-нибудь событие, то перечисляют все годы, последовавшие ему.

Как и у всех народностей Сахары, племенные объединения туарегов подразделяются на целый ряд кланов-каст. Невероятно трудные условия добычи пропитания вынуждали кочевников жить немногочисленными группами. Племя охватывает чаще всего от десяти до пятнадцати семей, рассеянных на большой территории: только так можно прокормить скот на скудных пастбищах пустыни. При подобных обстоятельствах туареги были не в состоянии одновременно и пасти стада, и защищать свое имущество от набегов враждебных племен. И вот с давних пор появилось разделение труда. Из тех, кто посвятил себя исключительно защите стад и пастбищ, образовалась особая каста — каста воинов, стоящая и сегодня на вершине общественной иерархии туарегов.

Туареги, принадлежащие к касте воинов, называют себя ихаггарами. Они живут преимущественно трудом других каст, которые обязаны платить им дань. Именно в среде ихаггаров родилась бытующая еще и теперь у туарегов пословица: «Вместе с мотыгой в дом приходит позор». Другими словами, даже в очень тяжелые времена спесивые ихаггары не снисходили до того, чтобы трудом добывать себе пропитание. Они предпочитали совершать разбойничьи набеги. Именно из-за таких набегов в некоторых местах Сахары в каждом туареге готовы видеть разбойника.

Британский этнограф Ангус Бьюкенен в 1922 году подробно передал рассказ старого туарегского воина, поведавшего ему о таком разбойничьем налете. Приводим выдержку:

«Это случилось больше тридцати лет назад. У нас еще не было огнестрельного оружия, лишь мечи и копья. Наша группа состояла из двухсот человек, все верхом на верблюдах. На некоторых верблюдах сидело по два человека. В нашем кочевье наступил голод, и мы отправились на грабеж. Когда мы вышли в поход, у нас не было никаких сведений о местонахождении караванов, мы даже не знали, попадется ли нам какой-нибудь из них. Но вскоре натолкнулись на небольшое стадо верблюдов, которое присвоили себе, не встретив никакого сопротивления. Однако к этому времени некоторые наши воины обнаружили усталость, недовольство и нерешительность и попытались покинуть нас, отказаться от первоначального решения и вернуться к себе домой. Я же стоял на прежнем. В результате часть наших людей вернулась домой, в то время как другая выразила согласие, чтобы я повел их дальше. Мы нашли следы большого каравана и начали преследовать его по пятам. Караван был богатый, однако мы не решились напасть на него, так как увидели, что три человека были вооружены огнестрельным оружием и некоторые были верхом на лошадях. Мы испугались ружей, так как знали, что из них нас могут убить прежде чем мы настигнем врага, а лошади легко ушли бы от наших верблюдов, вздумай мы навязать отряду открытый бой.

Однако соблазн был велик, и после долгих раздумий я решил утром, на рассвете, прокрасться в лагерь, в то время как мои сообщники должны были поджидать меня в стороне. Аллах был милостив ко мне. Я добрался до лошадей и отвязал их. Затем я попытался вызвать в лагере переполох, в то время как мои сообщники налетели на караван, чтобы, навязав мужчинам рукопашный бой, захватить его. Но одному из вооруженной охраны удалось бежать на неоседланном коне; мы были близки к панике. Но, на наше счастье, большая часть боеприпасов осталась в лагере, и вскоре мы убедились, что стрелять бежавший не мог. Тогда мы поняли, что одержали победу. Это был арабский караван. Мы почти всех убили или увели в плен. Нами было захвачено двести верблюдов, нагруженных тканями, чаем, сахаром. Одним словом, нам досталась богатая добыча, которая еще долгое время служила предметом разговоров у наших костров после того, как мы вернулись к себе домой».

Каста воинов имела право выставлять аменокала — вождя для временной племенной конфедерации туарегов. Слово «аменокал» происходит от «ама-н-окал», что означает «властелин страны», «владелец земли».

Аменокал кель-ахаггаров — туарегов Ахаггара — всегда избирается из касты воинов племени кель-рела, причем избирается пожизненно. Известен только один случай «смещения» аменокала: его отравили, так как он проиграл войну. Избрание аменокала — дело чрезвычайной важности. Выдвигается ряд кандидатов, матери которых должны быть старшими дочерьми из благородных семей. Происходит настоящая предвыборная борьба, в ходе которой кандидаты не скупятся на посулы — например, снизить дань или предоставить отдельным племенам большую независимость — и составляются «партийные» коалиции.

Одна из первых задач новоизбранного вождя состоит в назначении халифа — своего рода главного министра, заместителя и советника аменокала.

Вождь — одновременно и верховный судья. Он должен улаживать все споры — чаще всего речь идет о разногласиях по поводу размера дани. «Бытовыми» делами ему приходится заниматься куда реже, ибо если разбой в прежние времена и слыл делом законным, то воровство среди туарегов почти не встречается. Раньше приговор вору был один — смерть. В исполнение он приводился таким образом: преступника изгоняли в пустыню, снабдив его мешочком с мукой и горстью соли. Если человек выживал, то больше его не преследовали, но чаще всего он погибал от жажды.

Символ верховной власти аменокала — тобол (барабан), который хранится в специально отведенном месте в шатре вождя. Тобол священен. Никто не имеет права без разрешения аменокала бить в него. В прежние времена тобол сопровождал племя в бой, и его потеря воспринималась как катастрофа.

Аменокал очень богат. Во-первых, ему принадлежит — по крайней мере формально — вся земля племенной конфедерации, во-вторых, в его пользовании находятся лучшие пастбища, в-третьих, он получает большую дань, так что шатер его всегда завален мешками с продовольствием.

Дань должны платить имрады — вассалы. Это или оседлые земледельцы, или кочевники-скотоводы, формально владеющие землей или пастбищами. С тех пор как необходимость в охране скотоводов отпала, «благородным» ихаггарам становится труднее добиваться дани от имрадов. Так, племя даг-рали — вассал племени кель-рела — наградило «благородных» язвительным прозвищем — «люди, которые много едят». Теперь имрады уже не желают мириться со статутом вассалов, в то время как ихаггары материально зависят от вассалов больше, чем когда-либо.

Особый социальный слой в среде туарегов составляют ремесленники — инады. Им часто приписывают знакомство с оккультными силами, ибо инадам подвластны металл и дерево, известны тайны составления красок. Этнограф Жан Габю пишет: «Благородные с большой неохотой вступают в разговор об искусстве обработки кожи и дерева, хотя к самим художественным изделиям и украшениям они далеко не равнодушны. Это область деятельности нижестоящих — ремесленников, кузнецов. Но и последние говорят о своем деле без особого энтузиазма: одни из суеверия — из страха накликать демонов, злых духов, из боязни дурного глаза, другие молчат потому, что лишены каких-либо знаний».

Ремесло у туарегов, и прежде всего кожевенное производство, развито очень высоко. Различные изделия из кожи украшаются цветным орнаментом. Красители составляет сам ремесленник. Из золы он получает черную краску, из толченого риса, разведенного в пахте, — белую, из медного купороса с пахтой и соли аммиака — зеленую. Цветы и плоды граната дают желтую краску. Соцветия дурры (проса) замачивают в воде, добавляют окись натрия и получается глубокий красный цвет.