Что касается названий гир и гер, то они сопоставимы с туарегскими словами со значением «большая река, озеро, море» (ахаггар згарау, языки аир и восточный тауллеммет — агарау и др.), и в частности «река Нигер», однако с той оговоркой, что в туарегском здесь основа гарау, а у Плиния — гер/гир, т. е. сходство отнюдь не полное; отметим, кстати, что с восточных отрогов Высокого Атласа берет начало река под названием Гир. Никакого н-гер у античных авторов, естественно, нет, а есть название р. Нигер, которое Лот склонен выводить из н-гер, что могло бы по-берберски значить «относящийся к гер», а если гер/гир переводить как «река» — то «относящийся к реке, речной». Такое исходное значение для названия одной из крупнейших рек Африки представляется несколько странным (оно выглядело бы правдоподобнее, если бы речь шла, скажем, о небольшом притоке); кроме того, мало вероятно, чтобы собственное имя, гидроним, начиналось с частицы н, передающей грамматические отношения типа русского родительного падежа или английского оf. Думаю, что если гидроним Нигер действительно берберского происхождения, то он гораздо лучше объясняется из слов, производных от туарегского глагола əngər ‘находиться позади, укрываться за’, а именно ахаггарского a-nəddir ‘участок горного массива между вершиной и подножием’ (возможно, это связано с особенностями рельефа долины Нигера) и точно соответствующего ему названия Аnəgger («река Нигер») в языках аир и восточный тауллеммет.
Любопытно, что и вполне приемлемые сопоставления автора вроде Вальса — Абалесса — не самые древние из исторически засвидетельствованных слов берберских, или, как их еще называют, берберо-ливийских языков. Плиний Старший писал свои труды в I, а Птолемей — во II в. н. э., тогда как еще в египетских текстах периода Нового царства (с 22-й династии, X в. до н. э.) засвидетельствован термин ms ‘князь, вождь (ливийцев)’, — очевидно, заимствованное берберское слово, дожившее до наших дней в форме məss — ‘хозяин, владелец’ в туарегских языках и входящее составной частью в известные с древности антропонимы, имена людей (типа Маssulet из məss ult ‘хозяин дочери’, Маsunа из məss-inау ‘наш хозяин’). Но и это слово — не самый древний берберизм в египетском. В текстах Среднего царства (11 династия, XXII–XXI вв. до н. э.). упоминается ливийское имя собственное ’,bykwr, означающее «собака, борзая»; древнее берберо-ливийское слово сохранилось в современных туарегских языках: в гхате — а-baykur ‘борзая’, в ахаггаре — а-baykor ‘непородистая собака’. Поразительно, насколько точна древнеегипетская передача берберской структуры слова с помощью одних согласных (египетская иероглифика не передавала гласных): ’,bykwr должно было бы реально произноситься как [аbауkur]. Эта замеченная еще знаменитым французским египтологом и исследователем текстов пирамид Гастоном Масперо берберо-египетская параллель представляет собой, вероятно, самый долговечный исторически засвидетельствованный пример сохранности звукового облика и значения слова — на протяжении четырех тысячелетий! Прибавим к этому засвидетельствованные Геродотом в V в. до н. э. названия ливийских племен — максии (соответствующих Маzices Птолемея и самоназванию берберов i-maziy-ən) и гараманты (от топонима Гарама, происходящего с большой степенью вероятности из общеберберского а-γərəm ‘крупное поселение, город’) — и приоритет, приписываемый Анри Лотом Плинию и Птолемею в передаче самых древних слов берберского языка, приходится признать незаслуженным…
Говоря о том, что ливийский язык «заимствовал из каждого языка некоторые слова», имея в виду языки вторгавшихся в Северную Африку «финикийцев, римлян, вандалов, византийцев», Лот допускает неточность: в берберо-ливийских языках засвидетельствованы финикийские, латинские и греческие заимствования, что неудивительно, учитывая высокий уровень культуры соответствующих народов и длительный период контактов с ними; вандалы же — группа германских племен, завоевавших в V в. большую часть Средиземноморского побережья Африки, — не оставили видимых следов в языке местного населения.
Весьма неточно перечислены регионы, где говорят на берберских языках. Так, оазис Ауджила (Авгилы Геродота) находится в современной Ливии, а не в Египте. Упоминая Малую Кабилию, авч тор почему-то пропускает Большую Кабилию — горный массив к востоку от г. Алжир, где проживает большая часть кабилов. К перечисленным районам следует добавить ряд населенных пунктов Туниса (Сенед и др.), Ливии (оазисы Куфра, Эль-Фоджаха, г. Зуара, или Зувара), Алжира (между городами Алжир и Тлемсен, в Южном Оране, оазисы Туггурт, Тиндуф и др.), Юго-Западную Мавританию (западноберберское племя зенага). Неточно и цитируемое Лотом описание Андре Бассе «северо-западной географической границы» распространения туарегов, пересекающей Сахару от Гадамеса до Томбукту, равно как и утверждение самого Лота о том, что «западнее этой границы речь идет уже о диалектах, родственных языку зенага». Во-первых, к юго-западу и западу от Томбукту тоже живут туарегские племена (шабун, тенгерегиф, кель-антессар), во-вторых, никаких диалектов, родственных зенага, в берберологии не засвидетельствовано (зенага — группа близкородственных диалектов, локализованных в одном небольшом регионе), а многочисленные североберберские языки и диалекты, распространенные к западу от линии Гадамес — Томбукту, родственны зенага в той же степени, что и туарегским языкам: зенага, североберберские (группа ташельхит-тамазигхт, зенетские и кабильский), восточноберберские (оазисов Египта и Ливии) и южноберберские (туарегские) языки представляют собой четыре более или менее равноудаленные генетически ветви берберской семьи языков.
Неполным предстает в описании Лота деление туарегских языков. Среди диалектных групп и изолированных языков, играющих важную роль во внутритуарегской классификации, не названы те, на которых говорят туареги, базирующиеся в Ливии (оазис Гат, или Гхат; племена урагхен, имангхассатен и др.), а также группа «танеслемт» в окрестностях Томбукту (племена кель-антессар, шери-фен и др.), которую автор, по-видимому, включает в группу тауллеммет; в действительности, последняя, судя по некоторым данным (большинство диалектов этой группы почти не описано), состоит из нескольких диалектных общностей, скрывающихся под общим названием, но не связанных особо близким родством. Полученная нами на основании глоттохронологических[59] подсчетов по методу С. А. Старостина генетическая классификация шести туарегских языков, о которых имеется достаточно лексической информации, выглядит следующим образом:
1. Гхат.
2. Ахаггар, аир, восточный тауллеммет:
а) ахаггар,
б) аир, восточный тауллеммет.
3. Тадгхак[60], танеслемт.
Процент этимологически тождественных единиц в стословном списке основной лексики (иначе — в свадешевском списке, по имени основателя глоттохронологического метода Морриса Свадеша) между языками трех перечисленных групп равен в среднем 80–84, что соответствует IV–VI вв. н. э. в качестве периода разделения пратуарегского языка на диалекты. Такой процент совпадений равен или несколько выше, чем процент совпадений в стословных списках между славянскими или, скажем, между романскими языками (данные С. А. Старостина), т. е. распадение праславянского или прароманского (латинского) языка на диалекты, развившиеся в известные нам славянские или романские языки, произошло примерно тогда же или на несколько сотен лет раньше, чем распадение пратуарегского. Процент совпадений между языками внутри второй группы — 88–91 (95 между аиром и восточным тауллемметом, что указывает на XIII в., и 86–88 между этими двумя языками и ахаггаром, что указывает на рубеж VII–VIII вв.); между языками третьей группы 91% совпадений, указывающий на XI в. Единственное и притом серьезное нарушение стройности нашей схемы — подскок процента совпадений между гхатом и ахаггаром (87%), равного проценту совпадений между ахаггаром и подгруппой аир — восточный тауллеммет (притом, что последние два языка имеют в среднем 80% совпадений с гхатом). Теоретически это может означать, что ахаггар входит не во вторую, а в первую группу (с гхатом), а подскок с языками второй группы указывает на исторические контакты между носителями этих языков и ахаггара и, следовательно, на взаимные лексические заимствования. Однако анализ большого массива лексики всех перечисленных языков указывает в первую очередь на значительное влияние ачаггара на гхат, что, по-видимому, и объясняет их вторичное сближение. Я подробно остановился на всей этой, возможно, навевающей на читателя зевоту проблематике, чтобы показать, как лингвистические модели, в данном случае глоттохронология, могут пролить свет на древнее родство языков и народов, на хронологию их разделения и на их контакты, в том числе и не засвидетельствованные в письменных памятниках, археологически и т. п.
