Внутренности животного охотники съедают тут же, а мясо вялят.

Вращающийся капкан представляет собой более сложную конструкцию: натяжное устройство, сделанное из сухожилия антилопы-орикс, закрученного с помощью палки, один конец которой остро отточен, крепится на кусок рога этого же животного; небольшой деревянный диск, обтянутый кожей, крепится на второй палке, немного длиннее первой, которая вставляется между натяжным устройством и дугой, тогда как заостренный конец палки фиксируется отверстием в бусине или колечком на кожаном диске; на этом диске помещается лассо, и его конец прикрепляется к заостренной палке.

Этот капкан ставится обычно на тропе, по которой ходят газели, или под деревьями и слегка присыпается песком. Когда нога животного попадает на кожаный диск, под ее тяжестью высвобождается заостренная палка и бьет по ноге так, что перебивает ему ногу, и, кроме того, на ноге животного затягивается лассо.

Капкан с пружиной походит на капкан английского типа. Обычно считают, что у туарегов — его плохая копия, тогда как на самом деле именно английская модель произошла от этой известной в Иране и на всем Ближнем Востоке еще с античных времен. Приспособление с приманкой, имеющее в английском капкане вид маятника, здесь сделано из туго натянутой кожи, где закреплена стеклянная бусина, в дырку которой просунуты концы силков. Таким капканом можно поймать и газель, однако в основном он предназначен для ловли шакалов и зайцев. Впрочем, в него случайно могут попасть и другие животные, такие, как ежи, хищные птицы, голуби и т. п.

В Тассилин-Аджер, на террасах уэда, встречаются небольшие сооружения из камней в виде загона, размером 80–90 сантиметров в длину, 40 в ширину и 50 в высоту. Это ловушки для шакалов. Дверцей служит плита, скользящая по выдолбленным в камнях пазам. Система срабатывает на манер подъемного окна: когда шакал, зайдя внутрь, хватает приманку, плита падает — и зверь оказывается в западне.

В земледельческих центрах харратины ловят также грызунов. Для этого они строят из камня небольшие западни или роют маленькие воронки.

Среди ахаггаров встречаются такие охотники, которые выслеживают газель или муфлона, дожидаются, когда животное заснет в своем укрытии, а затем подкрадываются и убивают его.

Существуют охотничьи угодья, принадлежащие какому-нибудь одному человеку. В Кудье, например, никто не имеет права охотиться на горе Тахат без разрешения ее владельца — потомка древнего племени изебетен. То же самое и в отношении гор Исекрем, Иламан, Таесса и т. д. Если же кто-нибудь все-таки станет охотиться в этих горах и убьет животное, он обязан отдать владельцу шкуру, а также голову и половину туши.

Как-то в руки туарегов попало большое количество скорострельных ружей. Они воспользовались ими и произвели серьезные опустошения среди диких животных. К счастью, французская администрация быстро изъяла у них оружие. Однако у туарегов все же остались несколько итальянских винтовок и небольшой запас патронов к ним. Особенно пострадали газели и муфлоны. За одну лишь зиму 1949/50 года в Кудье было убито из ружей и доставлено в Таманрассет более 200 муфлонов. В таких размерах этих животных раньше никогда не добывали. Составить же представление о том, какое количество животных ахаггары убивают в течение года традиционными способами, довольно трудно. Исследование, проведенное мною в 1939 году по стоянкам, дало цифру 300, без учета животных, убитых на территориях, граничащих с Сахелем. Таким образом, охота играет весьма незначительную роль в хозяйстве ахаггаров.

К началу французской оккупации в Ахаггаре еще водились страусы. Записи, сделанные отцом де Фуко, свидетельствуют о том, что на эту птицу некогда охотились и страусовое перо доставлялось на базар в Айн-Салах.

Рыбные водоемы редки в Ахаггаре; выше уже говорилось, по каким причинам туареги не употребляют в пищу рыбу. Тем не менее некоторые племена исеккемарен, в частности кочующие в районе Амгида, рыбу любят. Они ловят ее, когда падает уровень воды. Несколько человек заходят в воду и, толкая перед собой фашину, сплетенную из ветвей деревьев и стеблей злаков, перегораживают водоем и гонят рыбу к берегу. Так они пересекают весь водоем, и рыба оказывается в западне. Рыбины выкидывают на берег и тут же собирают. Когда после паводка уэд высыхает, на песке часто остается рыба: ее собирают прямо руками и вялят. Я видел целую корзину такой рыбы на стоянке племени кель-ухет, близ Амгида.

В племени даг-рали мне рассказывали, как там ловят рыбу. Делается это с помощью бечевки с кусочком мяса на конце. В Исеккеразене, где в прудах водятся усачи, люди племени даг-рали и агух-эн-техле при мне ели только что наловленную мною рыбу.

В Тассилин-Аджер, и в частности в земледельческом центре в Ихерире, существует еще один способ ловли рыбы: в земле делают небольшие углубления и соединяют их канавками с водоемом, где водится рыба. Когда туда случайно заплывает рыбина, ее легко ловят руками.

Как мы видим, ловля рыбы в хозяйстве у туарегов Сахары играет незначительную роль.

Туареги Ахаггара — прежде всего пастухи и поэтому совсем не проявляли интереса к земледелию. Кроме того, обработка земли предполагает оседлый образ жизни и ручной труд, что считается у них унизительным. Они не занимаются выращиванием даже сезонных культур, как, например, пастухи арабы или берберы, пользующиеся сохой, или ряд кланов пастухов-фульбе сахельской степи, которые в период дождей ставят палатки на краю какой-нибудь низины и засевают ее. Однако на родине туарегов существует определенное число земледельческих центров и есть земли, которые могли бы стать таковыми и даже успешно развиваться при условии, конечно, во-первых, личной заинтересованности самих туарегов и, во-вторых, отмены устаревшего полуфеодального законодательства по отношению к чернокожему населению. Короче говоря, они работают на участках лишь постольку, поскольку это нужно им для прокорма.

Большая часть земледельческих центров Ахаггара возникла не более ста лет назад под воздействием арабских элементов, осевших в стране. Лишь оазисы Силет и Тибегин более древние и датируются эпохой имананских султанов. Последние привели из Туата марабутов, научивших туарегов сооружать ирригационные системы — фоггары. По крайней мере такова версия туарегов. Впрочем, из описаний «Триумфа» Корнелия Бальба мы знаем, что Абалесса уже существовала в его время, а само это название означает не что иное, как «возделанная земля». К тому же во многих земледельческих центрах (таких, как Иделес, Тит, Абалесса, Ин-Амеджель, Тарахуахут, Таманрассет, Эссали-Секин, Тахарт, Херафеф и др.) обнаружены следы древних поселений: орудия неолитического периода, черепки глиняной посуды, доисламские могильники; они встречаются во всех возделываемых зонах и напоминают предметы и вещи нынешних земледельцев. Таким образом, если то, что говорят туареги, верно и если их хронология достаточно точно фиксирует дату возникновения отдельных центров, то можно с уверенностью сказать, что многие из них активно использовались еще в глубокой древности и что в позднейшее время имело место в основном их повторное освоение. Финиковая пальма фигурирует уже на наскальных рисунках «периода колесницы».

К моменту прихода французов в Ахаггар здесь в эксплуатации находилось около сорока земледельческих центров.

Право землепользования принадлежит тому, кто первым обработал участок или, точнее, тому, кто первый способствовал либо сам, либо через посредников его освоению. Земля же, как таковая, принадлежит аменокалю, но он сдает ее в аренду, за что ежегодно получает с урожая налог (меск) из расчета 4 гессы зерна, то есть примерно 10 килограммов, с участка. Хозяевами земли могут стать и имхары и имрады, даже энадены, но только не икланы — они сами собственность указанных выше.