Акли находится в полной кабале. Он должен работать только на своего хозяина. Однако он имеет ряд льгот, например может в какие-то дни недели работать на себя. В Ахаггаре икланы очень привязаны к своим хозяевам; они едят из одного котла и вместе переживают все радости и невзгоды. Их дети растут вместе и воспитываются одинаково. Икланы пользуются некоторыми правами, что свидетельствует о гуманном отношении к ним туарегов и делает последним честь; так, у них не положено избавляться от слишком молодого или слишком старого слуги, он находится на полном содержании у своего хозяина.

Икланы передаются по наследству. Они могут иметь собственных животных, но после их смерти скот переходит не к детям, а к хозяину. Все эти законы, определявшие жизнь икланов, были упразднены после провозглашения в 1962 году независимости Алжира.

Имхары, инислимены, имрады имеют абсолютные права на своих икланов. Последние не могут вступить в брак без согласия хозяина. Обычно, когда на одной стоянке есть мужчина и женщина — икланы, их женят; жених получает от хозяина козу, которую отдает в качестве выкупа за жену. Но если акли находит себе жену сам и притом на другой стоянке, он ничего не получает от хозяина и должен сам искать возможность заплатить выкуп за нее, составляющий в этом случае, как правило, десять коз. Икланы, занятые выпасом стад и по роду своих занятий почти не бывающие на стоянках, обычно не женятся. «Устраиваются, как могут», — говорил о них отец де Фуко.

Туареги часто берут себе в качестве наложниц женщин из прислуги. В этом они видят ряд преимуществ. Прежде всего, им не надо платить выкуп; кррме того, они имеют дело с женщиной, которая легче подчиняется их прихотям, чем туарегская женщина, и они, если захотят, могут сменить ее. Дети от таких союзов являются свободными — ибореллитами, но к сословию отца не принадлежат. Отец признает свое родство с ними, однако их общественное положение намного ниже. Тем не менее они имеют право наследовать имущество отца. Туарегские женщины благородного происхождения, которые вступают в связь с икланами, лишаются уважения своих соплеменников; похоже, однако, что подобные случаи были нередки, тем более что, согласно поверью, связи между имхарскими женщинами и икланами якобы не оставляют потомства.

Случалось, что икланы становились благородными, и тогда им разрешалось жениться на женщинах из аристократического класса, хотя такая линия не могла уже дать аменокаля в своем потомстве. Благородными икланы становились за свои подвиги. Так было, например, с икланом по имени Шернаш, бывшим компаньоном Мусы аг Амастана, и с икланом Литни.

Нравы у икланов весьма свободные: в их среде обычны педерастия и другие пороки. Воровство и ложь у них заложены в крови. Например, они имеют привычку пить молоко коз, которых, пасут на выгоне. Поэтому на отдельных стоянках им никогда не дают молока, резонно считая, что они и так его пьют. Чтобы застраховать себя от убытка, хозяева иногда доходили до того, что пастухам своих стад прокалывали обе губы и вешали на рот замок. Сорок лет назад в Ахаггаре еще проживала одна старуха, с которой была проделана подобная операция.

Между хозяевами и икланами существуют довольно простые отношения. Некоторые икланы заслуживают их большого доверия и расположения либо своим умом, либо храбростью в бою, ибо икланы сопровождают своих хозяев во время реззу. Мусу аг Амастана, бывшего аменокаля Ахаггара, в походах всегда сопровождал его черный слуга Шернаш, и военные подвиги, совершенные ими вместе, до сих пор представляют собой самые красочные повествования на ночных бдениях на стоянках. Бывший раб Литни, также слуга Мусы, был отпущен на волю, и ему было разрешено жениться на благородной женщине; впоследствии он стал халифом аменокаля.

Акли, если с ним плохо обращались или он рассчитывал на более выгодные условия, мог сменить своего господина. Но поскольку туарег обычно так просто его не отпускал, акли мог прибегнуть к следующей уловке: он отрезал ухо у животного из стада того хозяина, которому хотел принадлежать, или делал что-нибудь еще в этом роде. Тогда хозяин получал право жизни и смерти над провинившимся рабом. И, согласно обычаю, раб автоматически становился его собственностью. В подобных случаях обе стороны, как правило, предварительно обо всем договаривались.

От икланов в язык тамашек пришло много новых слов и выражений — все, естественно, суданского происхождения. Речь у икланов грубая, а язык хозяев они страшно коверкают, превратив его в настоящий жаргон. Икланы хорошо сохранили свой фольклор — в танцах, пантомимах, которые они устраивают среди своих, или же во время общих празднеств и семейных торжеств своих хозяев.

Социальная и политическая эволюция привела к исчезновению института рабовладения; надо сказать, он не носил здесь такого антигуманного характера, как это принято думать. Было бы большой ошибкой проводить немедленное освобождение икланов, это шло бы вразрез с их собственными интересами. Попытки в этом направлении, сделанные в Мали с началом французской оккупации, привели к плачевным результатам. Освобожденные икланы становились деклассированными элементами: они не могли и не хотели заниматься обработкой земли и сразу же столкнулись с невозможностью заработать себе на жизнь.

Упразднение рабства осуществлялось постепенно и в индивидуальном порядке. Оно происходило медленно, но неуклонно и принесло туарегам важные социальные изменения. Подобную эволюцию можно было пронаблюдать у иуллеммеденов, в Адраре (Мали) и особенно в районе Томбукту, где имрадские женщины стали теперь сами толочь просо и выполнять ту домашнюю работу, которую до этого делали только женщины-таклит.

Освобождение икланов, более или менее явное, происходило у туарегов во все времена. Оно имело много разных причин, но в первую очередь — ту, что никто не хотел кормить лишние рты. Поэтому туареги какое-то количество своих икланов делали полусвободными, на них возлагался уход лишь за стадами хозяина. Они становились в этом случае иклан-эн-эгеф, то есть «пленниками дюн». В Сахеле их часто называют беллах, или бузу.

Кроме того, пленники могли быть освобождены из жалости, из-за желания хозяев поощрить их за какие-то оказанные услуги; и тогда этих людей называли идерфа-нами.

Беллахов не отпускали на волю полностью, хозяин сохранял право распоряжаться ими и их имуществом. Тем не менее они живут свободно, и туареги позволяют им самим добывать себе средства к существованию. Многие из них кроме ухода за стадами хозяев занимаются еще каким-нибудь ремеслом, например собирают дрова, выжигают древесный уголь и продают в поселках; иногда женщины занимаются изготовлением глиняной посуды.

Иклан-эн-эгеф группируются в племена, имеют своего вождя, ведут кочевой образ жизни, живут в палатках, как и туареги, и придерживаются эндогамии, однако остаются в подчинении какого-либо имхарского или имрадского племени. В случае возникновения конфликта они принимают сторону своих хозяев и, вооружившись дротиками, участвуют в сражениях как пехотинцы.

Известно много таких племен у игуарарен и тенгере-гифов — в районе Томбукту, у иуллеммеденов — в районе Гао, у кель-динник (восточных иуллеммеденов) — в районе Тахуа, однако у ахаггаров их нет. В Ахаггаре насчитываются лишь единицы иклан-эн-эгефов.

Слово идерфан происходит от седерф («отпускать на волю»), а в более широком смысле это означает «тот, кто не способен больше оказывать услуги». В принципе избавляться от раба преклонного возраста или того, чья продуктивность упала, отпуская его на волю, у туарегов не принято. Однако подобные случаи иногда имеют место, особенно у суданских туарегов. Но отпущение на волю может быть и благородным жестом хозяина. Иногда рабы отпускаются на волю скопом — в знак вознаграждения за какой-нибудь геройский поступок. Никола приводит пример из жизни округа Тахуа, когда целая фракция тамджертов была отпущена на волю после сражения при Изерване (1898 год), где они храбро противостояли кель-ахаггар. Многие идерфаны в таких случаях возвращаются к земледелию. Они часто селятся вместе с оседлыми племенами, заключают с ними брачные союзы и оказывают им небольшие услуги, например стерегут их стада.