Трое с обмороженными пятками в основном отлеживаются. Медленно, очень медленно нарастает новая кожа. В один из вечеров, полистав медицинский справочник, Престрюд говорит:

— Тут кое-что написано про обморожения. Похоже, мы неправильно лечились…

Начальник экспедиции с криком вскакивает на ноги, хватает первый попавшийся под руку предмет и бросает. Этот предмет — шило, оно втыкается в стену, он выдергивает его из доски и кладет на стол дрожащими руками.

— Пошел ты! — кричит он. — Со своими справочниками! Если я говорю, что твоя пятка заживает, значит, заживает.

— Что-то уж очень медленно?.. — спрашивает Престрюд.

Юхансен произносит негромко, но метко:

— Нам ведь неизвестно, как себя оправдали моторные сани?..

Начальник выскакивает из помещения.

Над Антарктидой еще бушуют вьюги, дни идут, все готово для нового старта. В стенах «Фрамхейма» грязь, теснота, тяжелая атмосфера.

Наконец приходит день, когда пятерка трогается в путь, — Амундсен, Вистинг, Хассель, Бьоланд и Ханссен. Собаки в полном здравии.

Прощальные рукопожатия, пожелания успеха. Амундсен и Юхансен стоят лицом к лицу. Над полярным краем ясное небо.

Они тоже обмениваются рукопожатием.

Юхансен:

— Желаю вам удачи в походе к полюсу. Амундсен благодарит и желает того же участникам похода на восток.

Курсом на юг выходит целая военная экспедиция. Первый отряд выступил 24 октября 1911 года. Он состоял из четырех человек и двух моторных саней с прицепами. Командиром был назначен Эдвард Эванс. Члены отряда — Дэй, Лэшли и Хупер. Моторы запускались с помощью паяльных ламп. На разогрев уходило больше часа. И производить его следовало с великой осторожностью, чтобы не полетел какой-нибудь подшипник. Наконец моторы принимались громко тарахтеть, вся конструкция тряслась, и моторист тоже трясся, потому что в любой момент что-то могло сломаться — и разбирай всю машину в мороз и метель. Моторные сани обладали большой тяговой силой. Хвати их на две-три недели, это неимоверно облегчило бы Скотту и его людям перевозку тяжелого снаряжения.

Первому отряду устроили торжественные проводы. Стоя у домика в проливе Мак-Мёрдо, начальник экспедиции следил за санями в бинокль. В первый день они прошли без остановок полторы тысячи метров. Мотористы бежали рядом с санями, придерживая коченеющим пальцем регулятор газа. Стоило мотористу поскользнуться, как палец тоже соскальзывал. Подача горючего нарушалась. Мотор со стоном останавливался. Или же наоборот, пока моторист поднимался на ноги, обороты возрастали, сани набирали скорость, а впереди — торос, в последнюю секунду моторист, чертыхаясь, догоняет сани, хватается за руль, отворачивает в сторону, прицеп опрокидывается, гусеницы буксуют на снегу. Мотор перегревается. Приходится его выключать. Поднимай прицеп, заводи мотор, пока горячий; самому мотористу тоже жарко. Пошел. Опять моторист бежит рядом с санями, держа палец на регуляторе.

Первым серьезным испытанием для моторных саней стал подъем с морского льда на материковый. Это препятствие они одолели запросто. Казалось, с ростом трудностей они только лучше идут, и Скотт, продолжая следить за ними в бинокль, чувствовал, что у него вырастают крылья. Использование мотора во льдах занимало важное место в планах экспедиции. Трое моторных саней обошлись Империи в сотни тысяч фунтов стерлингов. Сам он смотрел на этот эксперимент с пессимизмом. И с оптимизмом тоже — в перспективе. Просто он не верил, что на его долю выпадет доказать выгоду моторных саней. Ему не изменяла скромность, и он оставался реалистом — до такой степени, что это становилось для него помехой. Постоянно он был чем-нибудь озабочен. Однако сейчас, глядя в бинокль, говорил себе, что на этот раз счастье на его стороне.

Через несколько дней тронулся в путь второй отряд. Им руководил сам Скотт. Этот отряд был главным, роль тягла выполняли пони. Они были в отменной форме; во время трудной зимовки им задавали корм по всем правилам, разработанным в английских поместьях, и отвечал за их состояние специалист по лошадям, капитан Оутс. Скотту пони очень понравились за то, что у них не было заведено пожирать друг друга. При виде пса, поедающего своего собрата, ему становилось дурно. Он знал также о случаях, когда голодные люди во льдах съедали своих собак. Пони — милейшее животное. В его поведении есть нечто английское. Он способен глодать собственную сбрую. Но есть все подряд, как это свойственно собакам, не станет. К тому же рост пони позволяет человеку гладить его, не нагибаясь. Собака в роли тягла выглядит неестественно. Ей положено охотиться или лежать подле камина. Уилсон и Скотт загодя обсудили достоинства лошадей и собак. Подыскали — наполовину в шутку, наполовину всерьез — весьма веские аргументы в пользу пони. Не закрывая при этом глаза на пробелы в своих суждениях. И начальник экспедиции решил все-таки взять собак, чтобы и тут была соблюдена справедливость. Хотя ни он, ни другие члены экспедиции в них не верили.

Еще несколько дней, и выходит третий отряд. Его возглавляет специалист по собакам Мирз. У него есть русский помощник — Дмитрий. У каждого по упряжке. Они везут легкий груз и по плану должны развивать большую скорость. Участвуют в походе в основном затем, чтобы подтвердить правильность скептического отношения Империи к использованию собак в полярных областях.

Большая экспедиция движется через снега рассредоточенными группами — люди с энергичным профилем, крепкими руками, богатым опытом, с руководителем, который постоянно озабочен. Его беспокоит не столько вопрос — будет ли он первым на полюсе, хотя и это немаловажно; прежде всего он беспокоится за каждого из своих людей, а еще его тревожит собственное несовершенство. Вечерами, заполняя дневник, он снова и снова останавливается на этом вопросе. И всякий раз приходит к одному и тому же выводу: возможно, в этом коллективе достаточно моих данных, вообще же мне чего-то недостает.

Передовой отряд на двух моторных санях пробивается вперед между торосами и глубокими трещинами. Эдвард Эванс, тот самый, что хотел стартовать раньше, чтобы выиграть состязание с Амундсеном, не дает передышки своим подчиненным. Моторы перегреваются, приходится выключать их, чтобы не сгорели подшипники. Охлаждая моторы, не следует спешить, но и мешкать нельзя. Накрыв их шерстяными одеялами, люди бегают и прыгают по льду, чтобы не обморозить пальцы ног. Ветер срывает одеяла. Привяжи их. Веревка обледенела. Веревка задубела. Ложись сам на одеяло, лежащее на моторе. Мотор накалился. Одеяло тлеет. Вскакивай на ноги, чертыхайся, сжимай кулаки на ветру, подавляя желание наброситься на соседа, плюй на снег и тверди: «Это все Амундсен виноват».

Дальше на юг.

Первому отряду предписано дойти до 81°30′ — с моторами или без них. Там они должны ждать следующую группу. Это военный приказ, и Эванс клянется, что никто — никто не догонит его и его людей. Выжимает все из людей и моторов. Брось на снег пустой бидон из-под керосина; при бидоне записка: «Все в порядке!» Поехали дальше.

Мотор перегрелся. Накрыть его одеялом.

Далеко позади трусят пони второго отряда. В составе этой группы младший офицер запаса Эдгар Эванс — мастер на все руки. Он может выковать железные шипы, починить сбрую в сильный мороз, разжечь примус при штормовом ветре. Один из тех младших офицеров, на которых опирается могущество Империи. Ему положено рассуждать в той мере, в какой это необходимо, чтобы передать рядовому приказ офицера. Но вот незадача: никто не знает, что Эдгар Эванс думает про себя. Никто не догадывается, что его сверлит один вопрос: «Получу я свои деньги, если Скотт не будет первым на полюсе?..»

Скотт восхищается Эдгаром Эвансом. И охотно выражает вслух это восхищение. Разумеется, как надлежит офицеру, разговаривающему с подчиненным: приветливо, с соблюдением дистанции, но без высокомерия, констатируя, что моя характеристика тобой вполне заслужена.