И сразу к горлу подступает вся та пакость, что за недели плавания вроде бы успела обрасти плотной коркой. Ведь было это: дома в Оппегорде он не подходил к телефону, когда звонил Скотт? Он лгал всем — нет, Леон знал правду, — но остальных он обманул, в глубине души радуясь при мысли, что это было необходимо. Необходимо, чтобы оказаться первым на полюсе. Совершенно необходимо хранить задуманное в тайне. И вот перед ним корабль, судно Скотта. Они нашли его.

Он срывает с руки варежку, плюется, сжимает кулак, долго и яростно чертыхается. Зная: это все впустую. Ну, отведет он душу — все равно они здесь, и ты обязан с честью выйти из положения. Внезапная мысль: «Может быть, скрыться?..»

А? Не так уж это невозможно? Сделай вид, будто ты отправился на юг для заброски провианта. Кто-нибудь из твоего отряда поднимется на борт «Терра Новы», вежливо поздоровается и выразит сожаление. Твои люди тебе послушны. Одного часа тебе хватит на сборы. Так что, придя на «Терра Нову», посланцы будут говорить правду.

Не принизишь ли ты себя в глазах своих людей?

То-то и оно. Под первым страхом кроется второй, более глубокий, лучше скрытый, слышен чей-то издевательский хохот. Если ты скроешься? К чему это приведет в итоге, как бы не было хуже?

До сих пор ведь все шло так хорошо. Они пришвартовали «Фрам» ко льду. Совершили вылазку на барьер. Он присмотрел надежное место для зимовья. Вырубили во льду выемку глубиной побольше полуметра и собрали дом. Выгрузили на берег снаряжение. Никто не сидел сложа руки. Все было продумано, все члены экспедиции оправдали его ожидания. И один оправдал его опасения.

Он знает, что лагерь разбит на льду, который может отколоться и уплыть в море. Но надеется, что все будет в порядке. Ни с кем не делясь своими опасениями, идет на риск, необходимый, чтобы быть к полюсу на градус ближе Скотта, если тот высадился на берегу пролива Мак-Мёрдо. «Фрамхейм» расположен в лощине между торосами. Ему случается в тревоге просыпаться ночью. Шеклтон писал, что от края шельфа могут откалываться километровые айсберги, которые штормовой ветер гонит в море. Твои люди об этом не знают.

А ты помалкивай.

Все шло так хорошо, так легко. С собаками порядок. О лыжах и говорить нечего — какие могут быть проблемы, когда его люди одни из лучших лыжников в мире. А теперь он еще убедился, что они будут отличными каюрами. Бросившись в гущу собачьей стаи, зададут псам хорошую трепку и заставят повиноваться. Что — порвали штаны? Бей рукояткой кнута, пусть воют как одержимые, пусть брызжут слюной, а ты не сдавайся, с нами бог, зато как присмиреют — едят у тебя из рук. Главное, держать их в повиновении.

Теперь нагружай сани и беги следом за ними на лыжах, но собаки, учуяв тюленя, вдруг сворачивают в сторону, ты чертыхаешься, бьешь, обливаешься потом, мороз двадцать градусов, острый ветер. Единственный выход — опрокинуть сани. Собаки пыхтят, а сделать ничего не могут. Ты зол не на шутку. Колотишь их, ставишь сани прямо. Заставляешь упряжку тянуть в нужном направлении.

И так час за часом, кто кого, но ты берешь верх. В них волчья кровь, они обожают драку. Люди, которые дома, на хуторе в Телемарке, ласково гладили кошку, здесь избивают собаку. Они в Антарктиде, и в голове у них одна мысль: они должны быть первыми на полюсе.

К чему тебе совесть? К чему она твоим людям? Кончился напряженный день, наступил вечер. Вы уложились в график. Тщательно составленный график. Расписанный на бумаге еще дома, по дням и часам, столько-то саней с снаряжением, столько-то килограммов доставляется с «Фрама» в лагерь, который разбит на шельфовом леднике и может уплыть в океан. Но об этом известно только тебе.

Все шло так хорошо? Люди отвечают твоим требованиям: сильные, сноровистые, не очень далекие, в мыслители не метят. Но они умеют прокладывать путь в ледяной пустыне. Всем им органически присуще беспрекословное повиновение тебе. Всем, кроме одного.

Того самого, который здесь, в Антарктиде, самый сноровистый. Он знает и умеет все. Никто лучше него не управляется с собаками, не выматывая при этом жилы из себя. Он знает, когда уговаривать их по-доброму, а когда пускать в ход суровые средства. Со льдами знаком, как никто другой из членов экспедиции: шел к далекому полюсу и был к нему ближе, чем кто-либо до него. К тому же за его спиной тень великого метра. Он может обронить:

— Когда мы с Нансеном…

Когда мы с Нансеном — словно укол, но ты должен улыбаться, скрывая за улыбкой зреющую ненависть. Ты не мог отказаться, когда Нансен предложил тебе этого человека. Вынужден был благодарить и изображать великую радость. Когда этот человек явился, он вежливо поздоровался, но не так, как тебе бы этого хотелось.

Он умеет все.

Ставить палатку в буран.

Укротить бастующий примус.

Стоя спиной к метели, починить ремни лыжного крепления — да так, что уже не порвутся.

Найти за ледяным бугром единственное место, защищенное от ветра, молниеносно рассупониться и облегчиться, не набрав полные штаны снега.

Искусство, от которого — кто знает? — зависит: дойти ли тебе до полюса или умереть.

Чужой корабль. Он выглядывает из-за бугра, сознавая, что это судьба. Он должен спуститься. Поход на юг для заброски провианта? Не годится.

Еще куда бы ни шло, не будь здесь Ялмара Юхансена. Тот сразу поймет, что начальник струсил. Возможно, другие тоже поймут, но только он осмелится сказать об этом вслух.

Медленно спускается к кораблю.

Сейчас он узнает то, чего предпочел бы не знать. А именно: что думают англичане о его решении идти на юг вместо севера. Возможно, услышит, что писали об этом газеты, что сказал Скотт. Дойдет ли дело до перебранки, когда он поднимется на борт? Они не могут заставить его уйти отсюда. Но он предпочел бы оградить себя от всего стороннего, сосредоточиться на одном: дойти до полюса. Вернуться оттуда победителем или же окончить жизнь в великой пустыне на юге.

Победит — люди скажут: «Он правильно поступил!»

Умрет — скажут: «Он был героем!»

Но до чего же ему неохота встречаться с англичанами здесь лицом к лицу.

Надо. Он медленно спускается вниз, к «Терра Нове».

На краю открытого всем штормам мыса Эванса в проливе Мак-Мёрдо стоит без верхней одежды Скотт. Крепкий ветер треплет жидкие волосы, волны штурмуют берег залива. Влекомый течением, вдали плывет большой айсберг. Переливаясь белыми и голубыми бликами, он тяжело разворачивается на волнах, и кажется, по крутым граням стекают в темное море струи ядовито-зеленой краски. А между двумя островками сидит на мели «Терра Нова».

Выходя из залива, корабль очутился слишком близко от берега и врезался носом в мель. На базе забили тревогу. И начальник экспедиции прибежал на мыс, чтобы быть возможно ближе к судну. Да только надо бы еще ближе… Он знает: если судно пойдет ко дну, шестьдесят человек в проливе Мак-Мёрдо обречены.

Через год-другой тугодумы в какой-нибудь конторе дома, в Англии, направят письмо в другую контору, поднимая вопрос о возможной отправке на юг вспомогательного судна. Выдержат ли они так долго? «Терра Нова» прочно сидит на мели.

Сейчас разгар прилива. Стало быть, нечего надеяться, что прибывающая вода снимет корабль с мели. Зимний дом на берегу готов. Он прикреплен к скале болтами и будет стоять, сколько бы море и шторм ни напрягали свою мощь, чтобы раздавить обосновавшихся тут букашек. За домом высится вулкан Эребус[14], его макушка часто скрывается в тумане, но сегодня сверкает белизной в прозрачном воздухе. Над горой висит облачко дыма. Неожиданно вверх взлетает огненное послание, словно палец тычется в небеса, однако снег быстро гасит искры и пламя. Леденящий ветер усиливается. Нос «Терра Новы» задрался кверху.