Было очень рано, очень ветрено и очень холодно, когда над нашими головами затарахтел маленький самолетик. Теперь он не покинет нас по крайней мере часа четыре, а и случае надобности прилетит снова. В инструкциях министерства гражданской авиации ясно говорится, что во время операции самолет, действующий вместе с китобойной флотилией, должен находиться на таком расстоянии, чтобы, в случае если откажет мотор, он мог бы на бреющэм полете достичь ближайшего судна. Мы уже не идем тем же строем, что ночью, а растянулись в такую линию, что внешние суда разделяет расстояние миль в семнадцать, так как собираемся искать стадо кашалотов по линии долготы на протяжении около двадцати пяти морских миль. Когда видимость хорошая, китобои замечают с мачты кита на расстоянии до семи миль…

Пока не началась горячка лова, приведу несколько сухих цифр. Все три корабля — водоизмещением в четыреста пятьдесят тонн каждый — имеют двигатели в тысячу восемьсот лошадиных сил, которые обеспечивают скорость до пятнадцати узлов. Они построены в Швеции по норвежским патентам. Конструкция особо прочная, рассчитанная на плавание в антарктических водах. Шансы экипажей равны, они соревнуются между собой из самолюбия, а также ради премии. А каковы шансы кита? Вряд ли можно говорить о равенстве сил, хотя расчеты одного британского специалиста по кораблестроению, который сопоставил водоизмещение кита и некоторые другие данные с его максимальной скоростью, показали, что «двигатель» кита имеет внушительную мощность в тысячу семьсот семьдесят пять лошадиных сил, то есть почти такую же, как и у нашего китобойного судна. Кит, животное млекопитающее, рожденное и выросшее в воде, может просто-напросто… утонуть. Мои товарищи по плаванию высказывают различные суждения, когда я спрашиваю, как долго кашалот остается под водой. Одни говорят, что самое большее четверть часа, другие набавляют еще несколько минут. Однако, по общему мнению, ему необходимо как можно чаще всплывать на поверхность. А как кит выдерживает резкую смену давления, камнем уходя под воду на большую глубину? Почему, возвращаясь так же быстрое глубины на поверхность океана, он не испытывает кессонной болезни, донимающей людей?

Мне пришлось бы долго ждать ответа, все это никому не ясно, но вот уже подает сигнал наш «глаз». Говорит Джон Бэлл, пилот самолета флотилии:

— Доброе утро, как спалось, вижу хорошо, вижу хорошо, как меня слышите, как меня слышите?

Он положил самолет на правое крыло и улетел в сторону «Чейнза II». Волна высокая, и с палубы я не мог видеть этого корабля, но время от времени два китобоя, сидящие в «аистовом гнезде» на мачте, сообщали нам о местонахождении товарищей по лову. Как гончая, вырвался самолет далеко вперед, проверяя связь со всеми тремя судами, рыскал вдали, сообщал различные данные, но все никак не мог навести нас на цель. Прошло добрых полчаса после появления его в небе, когда он снова связался с нами:

— «Чейнз III», сообщите готовность, сообщите готовность…

И люди подготовились к охоте, поставив рядом с пушкой ящик со снарядами, начиненными взрывчатой смесью «Ballistite». Граната взрывается через шесть секунд после выстрела, то есть уже в теле кита. Шнур гарпуна поразительно короток, не более сорока метров, так что смерть как бы заглядывает киту прямо в глаза.

Капитан Чейсс Стаббс, в толстом свитере, в шерстяной шапке на голове, спокойным шагом прошел но узким мосткам, ведущим к платформе, на которой стоит пушка. Он повернулся к нам, сложил руки трубой, чтобы перекричать шум волн и стук мотора:

— Стаббс — Бэллу: готово, начинаем…

Я приготовил фотоаппарат. Мы плыли за чем-то, еще не видимым для нас, по указания самолета, наверное, были вполне конкретны, так как «Чейнз III» в соответствии с настойчивыми, повторяемыми по нескольку раз указаниями с самолета неоднократно менял курс. Люди не разговаривали друг с другом, однообразие рейсов привело к полному взаимопониманию австрало-скандинавского экипажа. Около восьми утра самолет снова пролетел над нами. Мы шли туда, где он заметил китов. Из «аистова гнезда» раздался крик, тот же самый, что давным-давно издал первый человек, который в погоне за китом вышел в открытое море:

— Фонтан! Фонтан!

Этот крик долго будет звучать в моих ушах. Китобойный промысел похож на скверный роман: сама фабула растянута и монотонна, и лишь несколько действительно захватывающих моментов разнообразят действие.

Крик из «аистова гнезда» вносит напряжение, предвещает драму. Заметить «фонтанирующего» в океане кита нелегко. Самолет сверху замечает черные глыбы стада кашалотов. С переваливающегося на волне судна дыхание кита выглядит как пар, бьющий из паровоза, стоящего на путях. К тому же все это продолжается с минуту; пока мы делаем резкий поворот, чтобы настичь кашалота, уже ничего не видно; милостивый океан скрыл следы жителей своих глубин. Когда они вынырнут вновь, где? Мне рассказывает Росс Фримен:

— Видишь ли, этому не учат в мореходном училище. Капитан китобойного судна — в то же время гарпунщик или, если хочешь, канонир. Здесь цель — последнее, замеченное в долю секунды движение хвоста или плавника, своеобразный след пены или водоворота после внезапного погружения кашалота. Это наблюдают из года в год, и все равно ошибаются. Но другого способа нет. Одни считают, что шум двигателя пугает кита, другие же, наоборот, что самое крупное животное в мире бесстрашно и не боится корабля… Сколько голов — столько умов. И все-таки мы очень редко теряем выслеженное стадо…

Запись в судовом журнале: «08.30. Двадцать коров с телятами». Все стадо величественно плывет совсем рядом с кораблем. Пушка молчит. Нельзя убивать китовых мам, когда они плывут с детьми. Если попадется супружеская пара, китобои всегда стреляют в самку, самец никогда не бросит раненую супругу. Если же попадут в него, она бросается в глубину и больше ее на увидишь.

Нет, но спешите отпускать шуточки по поводу пугливости всех без исключения самок: китобои видят в этом прежде всего инстинктивную заботу о сохранении вида — может быть, самка беременна. Для меня до сих пор остается загадкой, как они различают иол огромных животных, если обычно их можно наблюдать одно мгновение.

Стаббс говорит, что один раз видел стадо из трехсот китов…

Мы идем дальше. Запись в судовом журнале: «10.00. Кит по борту». Сначала был крик, наэлектризовавший команду. Мы понеслись гуда, где зверь обнаружил себя, выбросив фонтан воды. Небольшое стадо подпустило нас на близкое расстояние и мгновенно нырнуло вслед за первым в строю китом. Стаббс преследовал беглецов по океану, осыпая страшными проклятиями рулевого. Мы крутились на месте, машины мерно стучали, океан швырял пас. как пес тряпку. Я не видел во всем этом смысла, погоня была похожа на анекдот о сумасшедших. И все-таки Стаббс все отлично рассчитал. Прямо перед носом «Чейнза III» океан расступился и на поверхности появилось стадо. Шесть китов плывут, как корабли на параде. Чейсс Стаббс опирается о пушку. Он подает знаки рукой: раз — левой, раз — правой. Как мим, без слов, капитан заставляет корабль нестись или приказывает замедлить бег. Рулевой ловит его распоряжения и легко изменяет курс; вот наш корабль мчится прямо на кита, еще мгновение — и мы врежемся в него носом, стрелять из пушки не потребуется.

Секунды и доли секунды решают в этой игре не на жизнь, а на смерть в океане. Стадо опять под водой. Китобои бормочут себе под нос, что можно было бы и стрелять, такой случай… Но каждый здесь знает свое место, и игра продолжается.

— Старик его не упустит, — говорит коренастый норвежец, держащий в руке что-то вроде косы, закрепленной торчком, подобно оружию наших косиньеров[39]. Откуда эта уверенность? А ведь мы были так близко, что без труда можно было увидеть глаза китов, без признака беспокойства следящих за кораблем, немногим крупнее, чем каждый из них.