Лоуренс сердечно приветствовал всех пришедших на первое весеннее заседание и принялся прокручивать пункты повестки дня: о приближающемся сборе средств для Нью-Йоркского банка крови, о последних новостях, касающихся врожденных заболеваний крови и того, как они влияют на Голубую кровь, о состоянии их трастовых счетов — деньги Голубой крови интенсивно вкладывались в ценные бумаги, и последний экономический спад привел к потере нескольких миллионов долларов.

Мими была вне себя. Лоуренс вел заседание так, словно ничего особенного не происходило, словно рядом с ним не сидел предатель. Это бесило просто несказанно! Ведь это же был тот самый Кингсли, который призвал Серебряную кровь, устроил нападение на Хранилище, который исподтишка руководил всем — и вот теперь этот самый Кингсли восседал за столом, как будто так и надо!

Внешне члены Совета выглядели спокойными, невозмутимыми и безмятежными, как всегда, хотя Мими ощущала легкое беспокойство, едва уловимый отзвук несогласия в рядах присутствующих. Почему Лоуренс ничего не говорит? Старый дурень нес что-то про субстандартный рынок и недавние бедственные события на Уолл-стрит. А, ну наконец-то!.. Лоуренс повернулся к Кингсли. Надо думать, сейчас последует объяснение.

Но нет. Лоуренс самым будничным тоном объявил, что у Кингсли имеется доклад, и передал слово этому так называемому венатору, говорящему истину, представителю тайной полиции вампиров. Кингсли кивнул присутствующим и мрачно улыбнулся.

— Старейшины... и э-э... Мими, — начал он.

Кингсли был все так же порочно красив, как и всегда, но теперь, когда стало известно, что он — венатор, он выглядел старше. Не юнец, с которым сладу нет, — взрослый, серьезный, хмурый, в темном пиджаке, при галстуке.

Несколько членов Совета переглянулись, приподняв брови, а седовласый Брукс Стюарт закашлялся, да так сильно, что Кашинг Карондоле постучал ему по спине. Когда шум улегся, Кингсли, никак не откомментировав заминку, продолжил:

— Я принес грозные вести. Равновесие в Южной Америке нарушено. Моя команда засекла зловещие признаки, указывающие, что, возможно, имело место инфрактио.

Мими поняла это слово из священного языка: Кингсли говорил о какой-то ломке или разрушении. Но что это за ломка? Что разрушено?

— Что произошло? — пожелал узнать подробности Дэшиел ван Хорн.

Мими узнала его: во время суда над ней он исполнял обязанности инквизитора.

— Трещины в основании Корковадо. Сообщения об исчезновении старейшин местного Совета. Альфонсо Альмейда не вернулся из своей обычной поездки в Анды. Его семейство обеспокоено.

Эсме Шламбергер фыркнула.

— Альфи просто любит раз в год забиться в глушь. Он утверждает, что это помогает ему сохранять близость к природе. Это еще ничего не значит.

— Но Корковадо — это действительно повод обеспокоиться, — произнес Эдмунд Эрлих, ставший после смерти Присциллы главой стражей.

— При том, что нам известно о Серебряной крови — что один из них смог проникнуть даже в Хранилище, — возможно все, — сказал Кингсли.

— Да, верно, — согласился Дэшиел ван Хорн, сдвинув очки с переносицы.

Лоуренс кивнул.

— До всех вас, без сомнения, дошли слухи о том, что Серебряная кровь перед своим исчезновением бежала в Южную Америку. Голубая кровь удержала за собой север, и некоторые полагали, что Серебряная кровь направилась на юг перегруппировать силы. Конечно, у нас никогда не было доказательств, подтверждающих эти слухи...

Несколько членов Совета поежились. После нападения на Хранилище им пришлось признать, что Лоуренс, бывший изгой, все это время был прав. Что стражи упрямо игнорировали все знаки, прятали головы в песок, словно стадо страусов, и все потому, что боялись признать правду: Серебряная кровь, демоны из мифов, их древние враги, — вернулась.

— У нас и поныне нет доказательств. — Кингсли кивнул. — Но похоже, что подозрения Лоуренса оказались правильными.

— Если Корковадо оказалась под угрозой, я даже передать вам не могу, насколько серьезная опасность нам грозит, — подхватил Лоуренс.

— Но новых... смертей не было? — неуверенно поинтересовалась Элиза Дюпон.

— Насколько нам известно, нет, — сообщил Кингсли. — Пропала также одна девушка, Яна Рибейро, но ее мать считает, что та удрала со своим парнем на импровизированный уик-энд в Пунта-дель-Эсте, — ухмыльнувшись, сказал он.

Мими хранила молчание; она единственная из всех членов Совета пока что никак не поучаствовала в беседе. В Нью-Йорке после того вечера в Хранилище не случилось ни одного нападения и ни одной смерти. Мими злилась, потому что не могла вспомнить, чем же настолько важно Корковадо, — судя по всему, все остальные члены Совета знали, в чем дело, а она — нет. И то, что память еще не полностью вернулась к ней, раздражало девушку.

Это слово, «Корковадо», абсолютно ничего ей не говорило. А спрашивать у кого-то Мими не собиралась, для этого она была слишком горда. Может, попозже Чарльз просветит ее — хотя, похоже, после ухода из Совета он потерял интерес к чему бы то ни было; он лишь копался в старых книгах и фотографиях и слушал глухие, скрипучие записи на бобинном магнитофоне.

— Как показало нападение на Хранилище, Серебряная кровь перестала быть мифом, который можно игнорировать. Нужно действовать, и действовать быстро. Корковадо необходимо удержать! — заявил Лоуренс.

Мими снова отчаянно пожалела, что не понимает, о чем речь.

— Ну и каков план? — спросил Эдмунд.

Атмосфера в зале изменилась. Стресс, вызванный присутствием Кингсли, преобразовался в стресс от принесенных им известий. Кингсли перелистал лежащие перед ним бумаги.

— Я присоединюсь к своей команде в столице. Сан-Паулу — это крысиное гнездо. Там нетрудно спрятаться. Потом мы отправимся в Рио пешком, проверим, как обстоят дела с Корковадо, и поговорим с некоторыми тамошними семействами.

Лоуренс кивнул. Мими подумала было, что сейчас он объявит заседание оконченным, но нет. Вместо этого Лоуренс достал из кармана рубашки сигару. Кингсли протянул ему горящую зажигалку, и Лоуренс с силой затянулся. Воздух заполнился дымом. Мими захотелось помахать рукой и напомнить Лоуренсу, что в Комитете курить не принято, но она не осмелилась.

Регис сурово оглядел присутствующих.

— Я осознаю, что некоторые из вас недоумевают, чем вызвано нынешнее присутствие Кингсли, — произнес Лоуренс, озвучив наконец вопрос, не дающий всем покоя.

Он снова затянулся.

— Особенно в свете свидетельства, прозвучавшего на суде крови. Однако же с тех пор мне стало известно, что Мартины, и Кингсли в частности, невиновны. Их действия обоснованы заданием, полученным от предыдущего региса. Исходя из интересов защиты Комитета, я не могу открыть ничего сверх этой информации.

Ее отец! Чарльз был как-то связан с этим! Но почему Лоуренс не желает говорить, в чем там дело?

— Каким заданием? — решительным тоном поинтересовался Эдмунд. — Почему Совет должен оставаться в неведении?

— Задавать вопросы регису — не наше дело, — оборвал его Форсайт Ллевеллин.

Нэн Катлер кивнула.

— У нас это не принято.

Мими видела, что присутствующие поделились почти строго надвое. Половину членов переполняло возмущение и беспокойство, а вторая половина готова была принять заявление Лоуренса без вопросов. Правда, особого значения это не имело. Совет не был демократическим учреждением. Регис являлся неоспоримым главой, а его слово приравнивалось к закону. Мими трясло от едва сдерживаемого гнева. Что произошло с тем Советом, который обрек ее на сожжение всего несколько месяцев назад? Это нечестно! Как они могут доверять этому «исправившемуся» типу из Серебряной крови?!

— Желает ли кто-то официально выразить несогласие? — поинтересовался Лоуренс небрежно. — Эдмунд? Дэшиел?

Дэшиел склонил голову.

— Нет. Мы верим тебе, Лоуренс.

Эдмунд заворчал, но кивнул.

— Спасибо. Кингсли снова является членом Совета, в статусе венатора, и имеет право голоса. Давайте вместе поздравим его с возвращением в наши ряды. Без Кингсли мы не узнали бы о Корковадо так быстро.