Боби  Энн  прикурила  и  затянулась  с  такой  силой,  что  сигарета  на  глазах  превратилась  в  длинный  столбик  пепла.  Блисс  заметила,  что  мачеха  безукоризненно  накрашена  для  торжественного  мероприятия  и  что  родители  одеты  в  парадные  вечерние  туалеты.

—  Что  происходит?  Почему  Джордан  напала  на  меня?  —  спросила  Блисс,  повернувшись  к  отцу,  когда  к  ней  наконец-то  вернулся  голос.

Ему  потребовалось  несколько  минут,  чтобы  ответить.  В  сенате  Форсайт  Ллевеллин  считался  представителем  умеренных,  охотно  организующим  переговоры,  чтобы  привести  враждующие  группировки  к  согласию.  Его  спокойное  техасское  обаяние  было  очень  кстати  во  время  партизанских  сражений  в  Законодательном  собрании.

Блисс  видела,  что  он  теперь  намерен  очаровать  ее.

—  Золотце,  ты  должна  понять,  что  Джордан  не  такая,  как  мы,  —  произнес  Форсайт,  увязывая  узел,  в  котором  находилась  его  младшая  дочь.  —  Она  не  одна  из  нас.

—  Не  одна  из  нас?  Что  ты  имеешь  в  виду?

—  Ты  все  поймешь  со  временем,  —  заверил  ее  Форсайт.

—  Но  мы  вынуждены  были  взять  ее!  У  нас  не  было  выбора!  —  выпалила  Боби  Энн  с  внезапно  прорвавшейся  горечью  в  голосе.  —  Нас  заставила  Корделия  ван  Ален,  эта  старая  ведьма,  которая  вечно  везде  сует  свой  нос!

—  Джордан  не  из  нашей  семьи,  —  добавил  отец.

—  Да  о  чем  вы  говорите?!  —  воскликнула  Блисс.

Это  было  уже  чересчур.  Все  эти  тайны  и  бесконечная  ложь  —  ее  уже  тошнит  от  всего  этого!  Ее  тошнило  оттого,  что  от  нее  все  скрывают.

—  Я  все  знаю  про  Аллегру!  —  внезапно  объявила  девушка,  с  вызовом  глядя  на  родителей.

Боби  Энн  посмотрела  на  мужа.  На  лице  ее  было  написано:  «Я  же  тебе  говорила!»

—  Что  ты  знаешь  про  Аллегру?  —  с  невинным  видом  поинтересовался  Форсайт.

—  Я  нашла  вот  это.  —  Блисс  достала  из  кармана  и  показала  им  надписанную  фотографию.  Она  все  это  время  не  расставалась  с  ней.  —  Ты  солгал  мне.  Ты  сказал,  что  мою  мать  звали  Шарлотта  Поттер.  Но  никакой  Шарлотты  Поттер  вообще  не  существовало.

Форсайт  заколебался.

—  Нет...  но  это  не  то,  о  чем  ты  думаешь.

—  Тогда  расскажи  мне  все.

—  Это  сложно,  —  вздохнул  Форсайт.  Он  устремил  взгляд  на  панораму  за  окном,  не  желая  встречаться  взглядом  с  Блисс.  —  Однажды,  когда  ты  будешь  готова,  я  расскажу  тебе.  Но  не  сейчас.

От  этого  можно  было  сойти  с  ума.  Отец  снова  делал  то  же  самое  —  уворачивался  от  ее  вопросов  и  все  замалчивал.  Скрывал  от  нее  правду.

—  А  как  насчет  Джордан?  —  спросила  Блисс.

—  Не  волнуйся.  Она  больше  не  причинит  тебе  вреда,  —  успокаивающе  произнес  Форсайт.  —  Мы  отправим  ее  в  безопасное  место.

—  Вы  отошлете  ее  в  «Переходный  период»?

—  Да,  что-то  в  этом  роде,  —  отозвался  отец.

—  Но  почему?

—  Блисс,  лапочка,  ее  лучше  убрать,  —  сказала  Боби  Энн.

—  Но...

Блисс  окончательно  перестала  что-либо  понимать.  Ее  родители  говорили  о  Джордан,  словно  это  была  собака,  которую  отсылают  в  деревню,  или  вообще  неодушевленный  предмет.

Но  Блисс  вынуждена  была  признать,  что  эти  странные  семейные  взаимоотношения  были  не  то  чтобы  новыми.  Она  вспомнила,  что  Боби  Энн  никогда  не  говорила  о  Джордан  с  любовью  и  всегда  давала  понять,  что  предпочитает  Блисс,  хотя  та  не  была  ее  ребенком.  И  что  отец  всегда  держался  на  расстоянии  от  своей  странной  младшей  дочери.

Когда  Блисс  была  помладше,  ей  нравилось,  что  родители  относятся  к  ее  сестре  с  безразличием.  Теперь  же  она  поняла,  что  их  отношение  на  самом  деле  было  ненормальным.

Ее  родители  ненавидели  Джордан.

Всегда  ненавидели.

—  Звонили  из  гостиницы,  —  сообщил  Оливер,  вернувшись  к  столику.  —  Кто-то  выехал,  и  у  них  освободился  номер.  Они  спросили,  хочу  ли  я  его  занять.  Так  что  у  тебя  теперь  есть  своя  комната,  —  с  бесстрастным  видом  добавил  он.

—  Спасибо,  —  отозвалась  Шайлер,  изо  всех  сил  стараясь  говорить  так,  как  будто  ничего  не  произошло,  как  будто  на  месте  сердца  у  нее  не  возникла  дыра.

Но  она  выбросила  всякие  мысли  о  Джеке  из  головы.  Потом...  она  будет  скорбеть  потом.

—  Лоуренс,  а  почему  тогда  Совет  приехал  сюда?  —  спросил  Оливер.  —  Из-за  Левиафана?

—  Совет  здесь?  —  мгновенно  отреагировал  Лоуренс.

—  Ой,  я  забыла  тебе  сказать.  Да,  они  здесь.  Все  до  единого,  —  сообщила  Шайлер.  —  Думаю,  приехали  вчера  вечером.

Лоуренс  принялся  обдумывать  последнюю  информацию,  допивая  попутно  содержимое  бокала.  Рядом  с  ним  мгновенно,  как  будто  сама  была  вампиром,  возникла  официантка  с  новым  коктейлем.

—  Еще  пинаколады?  —  спросила  она,  указав  на  полупустые  бокалы  с  липкой  и  сладкой  желтой  жидкостью.

Оливер  кашлянул.

—  Мне  виски,  пожалуйста.

—  Мне  тоже,  двойное,  —  быстро  добавила  Шайлер,  решив  рискнуть  последующими  проявлениями  неудовольствия  со  стороны  дедушки.  —  Кто  такой  Левиафан?  —  спросила  она,  повернувшись  к  Оливеру.

Бар  начал  заполняться  загорелыми  туристами,  зашедшими  на  часы  скидок,  а  оркестр  принялся  наигрывать  зажигательную  самбу.

—  Если  бы  ты  выполняла  домашние  задания,  внучка,  так  знала  бы  ответ  на  этот  вопрос,  —  поддел  ее  Лоуренс.

—  Левиафан  —  это  демон,  —  объяснил  Оливер.

—  Один  из  самых  сильных  среди  Серебряной  крови,  —  добавил  Лоуренс.  —  Брат  самого  Князя  тьмы.  Его  правая  рука.

Шайлер  содрогнулась.

—  А  он  тут  при  чем?

Лучше  бы  эта  музыка  не  играла  так  громко!  Веселая,  жизнерадостная  мелодия  слишком  разительно  контрастировала  с  мрачной  темой  их  разговора.

—  Корковадо  —  тюрьма  Левиафана,  —  пояснил  Лоуренс.  —  Это  единственное  место  на  земле  способное  удержать  его.  Он  был  слишком  силен,  чтобы  его  можно  было  убить,  и  слишком  укоренился  на  земле,  чтобы  его  можно  было  отослать  обратно  в  преисподнюю.  Когда  его  схватили,  то  заключили  в  скалу  под  статуей  Искупителя.  Его  повергла  твоя  мать.

Так  вот  что  Лоуренс  скрывал  от  нее  в  ночь  своего  отъезда!  Скрывал,  чтобы  защитить  ее  от  правды,  и  не  сказал  всего  о  Корковадо.  Левиафан.  Вот  что  означала  та  нутряная  ненависть,  которую  она  ощутила  на  показе  мод.  Если  бы  она  уделяла  больше  внимания  книгам,  могла  бы  вычислить  это  раньше.  Но  ее  мысли  были  заняты  другим...

—  Да.  В  вечер  землетрясения  —  это  был  он,  —  подтвердил  Лоуренс.  —  Именно  в  нем  причина  того,  что  Корковадо  охраняет  элита  венаторов.  Мы  всегда  держали  здесь  сильный  отряд.

—  Теперь  я  понимаю,  —  отозвалась  Шайлер.  —  В  смысле  —  почему  ты  сюда  приехал.

Лоуренс  кивнул.

—  Когда  Кингсли  принес  известия  о  странных  исчезновениях  в  Рио,  я  слегка  занервничал.  После  землетрясения  же  я  понял,  что  мне  придется  взять  дело  в  свои  руки  и  позаботиться,  чтобы  укрепления  Корковадо  оставались  надежны.  Я  дал  зарок  не  покидать  этот  город,  пока  не  буду  уверен,  что  угроза  —  если  таковая  существует  —  не  ликвидирована.

Затем,  несколько  недель  назад,  венаторы  подтвердили,  что  Яна,  пропавшая  молодая  девушка-вампир,  просто  сбежала  на  каникулы  со  своим  парнем,  как  и  предполагала  ее  мать.  Тем  временем  команда  Кингсли,  обшарив  чуть  ли  не  все  Анды,  отыскала  Альфонсо  Альмейду,  пропавшего  патриарха  южноамериканского  клана.  Не  считая  того,  что  из-за  своего  неумения  ориентироваться  по  карте  он  заблудился  и  обморозился,  с  ним  все  в  порядке.  Потому,  как  я  тебе  говорил  в  своих  сообщениях,  все  было  спокойно.  Никакого  прорыва.