Пока что Креси стал триумфом кутилье, головорезов, лучников, засевших в рощах в засаде, кольев, расставленных как поперек дорог, так и и на поворотах изгородей. Топор и булава взяли верх над копьем и длинным мечом.

Эдуард III не был трусом. Его личное поведение всегда будет безупречным с точки зрения рыцарской этики. Но там у него не было выбора средств. Против него была численность, за него – хитрость. Он обратит себе на пользу заходящее солнце, пересеченные изгородями поля, стрелы, отсрочивающие переход к ближнему бою. Он не мог позволить себе роскошь битвы по всем правилам, хотя был к этому готов. Войны в Шотландии против грубых горцев, незнакомых со всеми тонкостями турнирного искусства, научили Эдуарда III и его людей тактической гибкости и искусству приспосабливаться.

И потом, если Филипп VI не был дураком, то он был фанфароном, а большинство из его окружения в этом плане было еще хуже него.

Их идеалом был тот, кого опишут через полвека в «Ста балладах» четыре высокородных рыцаря, не лишенных литературного таланта. Перед боем надо быть в авангарде, после боя – в арьергарде, а в осажденных городах – на крепостных стенах.

Добрый рыцарь – это тот, кто проводит множество единоборств в гуще схватки; его редко волнует общая стратегия армии. Это еще и тот, кто последним вкладывает меч в ножны. При Пуатье Иоанн Добрый заслужит свое прозвище.

Но вернемся под Креси, где в конце дня субботы 26 августа 1346 г. был отдан приказ об атаке. Вооруженные французы имели численное преимущество, но немногим удалось преодолеть заграждение из лучников, чтобы скрестить мечи с английской конницей.

Эдуард III разместил свой наблюдательный пункт на мельничном холме. Оттуда он видел, как происходит чудо: даже не введя в бой всех сил, он стал победителем. Оруженосец принес королю бацинет, готовый протянуть его своему господину, если понадобится идти в бой; Эдуард станет победителем, даже не надев его. Зачем атаковать? Цвет французского рыцарства валился наземь вдоль изгородей.

Воистину верно, что столь великие воины и столь благородные рыцари, при таком их обилии, каковое было у короля Франции, совершили весьма мало великих подвигов, ибо битва началась поздно, и французы, когда прибыли, были утомлены и измучены.

В сумерках лучники стреляли по видимым целям. С течением времени бойцы переставали отличать друзей от врагов. В придорожных ямах скапливались лошади со вспоротыми животами.

Французы устали, «измучены». Но честь требует: лучше дать себя убить, чем уклониться от боя. По меньшей мере надо дорого продать свою шкуру. Иоанн Слепой велит вывести себя в первый ряд. Во тьме, вдвойне непроглядной для него, он наносит без счета ударов мечом. Пришло время бесполезного геройства.

Англичане достаточно хладнокровны, чтобы не рисковать ночью пересекать местность, которую они знают плохо. Сомкнув ряды, они выдерживают приступ. Всем рискуют атакующие французы, которые мчатся вперед вслепую, теряя друг друга из виду.

Некоторые уже начали ставить политический интерес выше рыцарской чести. Никто не знал, где Карл Люксембургский, сын чешского короля Иоанна Слепого: тот, кто станет императором Карлом IV, попросту предпочел отступить. На ухабистых дорогах Пикардии не рискуют короной Священной Римской империи.

В то же время Иоанн де Эно высказал королю Франции столь же реалистичное мнение: больше ничего невозможно выиграть, но можно все потерять. Центр прорван, левого крыла больше нет. Королю Франции остается лишь правое крыло.

Какой-то момент могло показаться, что наконец начнется сражение по правилам. Отряд французской конницы пробился сквозь заграждение. Холодное оружие вступило в свои права. Жизнь будущего Черного принца оказалась под угрозой. Вовремя подоспев, Нортгемптон и Арундел выручили его. Окружение принца достаточно обеспокоилось, чтобы отправить к королю гонца – Томаса Нориджа. Но Эдуард III глазом не моргнул:

Бой продлился недолго, лучники делали свое дело лучше, чем рыцари. Орифламмоносец французского короля Миль де Нуайе сумел достичь места схватки. Филипп VI при всем желании туда даже не добрался.

В таком бою было бы полным безумием брать пленных. У англичан были на этот счет приказы. Когда до своих баз далеко, а противник превосходит численностью, обузу на себя не берут. Впрочем, англичане представляли собой единую массу. Тащить раненого, громоздкого в своей кирасе, значило стать мишенью для лучников, которые после захода солнца мало разбирали, где свой, а где чужой.

Поняв, что в такой тьме ему уже не удастся отдать какой бы то ни было приказ, Филипп VI решил покинуть сражение, оставляя в беде тех, кто уже не получит от него никакого сигнала. С ним было несколько баронов: Эно, Монморанси, Боже. Они станут жалким эскортом короля, который скакал наугад, в то время как последние его приверженцы гибли, и постучался в ворота замка Лабруа.

Владелец замка уже знал, что под Креси дело обернулось дурно. Он видел беглецов, проходивших мимо замка. Он не спал. Ему было поручено охранять укрепление, а не идти в бой, тем не менее он издалека видел, как разгорается битва. Услышав голос короля, он все понял. Мост опустился, опускная решетка поднялась. Королю и его спутникам этот добрый человек подал кубок вина, предложил свежих лошадей, предоставил надежного проводника. Ведь действительно англичане были чересчур близко, чтобы оставаться в Лабруа.

Темной ночью, в сопровождении самое большее пятидесяти человек, французский король галопом проскакал до Амьена. На заре отряд был перед аббатством Ле-Гар, монастырем цистерцианского ордена. В трех лье от Амьена. Пора было останавливаться. Но Филипп VI все-таки хотел узнать, как завершилось дело при Креси.

В это печальное воскресенье, когда по иронии судьбы граф Амедей Савойский – тот, кого назовут Зеленым графом, – и его тысяча копий наконец присоединились к своему союзнику, королю Франции, последний узнал имена нескольких сот убитых, найденных утром у леса Креси. Это были герцог Рауль Лотарингский и граф Фландрский Людовик Неверский. Это были Жан Оксерский, Луи де Сансерр, Жан д'Аркур, Луи Блуаский и многие другие. Люди графа Люксембургского, короля Чехии, образовали зловещий бруствер вокруг тела Иоанна Слепого. К концу дня наконец пришла весть, которой не смели верить: Карл, граф Алансонский и Першский, родной брат короля, тоже пал в этой катастрофе.

По сравнению с этой гекатомбой англичане лишились только нескольких рыцарей и нескольких десятков лучников.

Филипп VI потерял даже орифламму, верней, ее копию, которую предусмотрительно заказали вышить для данного случая, в то время как оригинал, к большому счастью, остался в Сен-Дени. Принесенная некогда ангелом, орифламма была символом божественной миссии короля. Ее разворачивали в борьбе с неверными, в крайнем случае с клятвопреступниками. Филипп Валуа не решился поднять ее в бою против своего кузена, короля – вассала Святого престола. Он был наказан.

Козла отпущения нашли быстро. И на него возложили бремя ответственности: им стал Годемар дю Фей, бальи, не сумевший задержать англичан на левом берегу Соммы. Побежденный собственным нетерпением, усталостью своих войск, грозой и ночью, Филипп VI предпочел быть жертвой измены. Что Годемар дю Фей изменил – было очевидно. Все объяснилось.