Этот новый эпизод имел все признаки феодального конфликта: союзы между принцами, вмешательство сюзерена, приговор суда пэров. Робера поддержали герцог Бретонский и граф Алансонский, брат короля. Это был его козырь. Он связался и с теми обитателями Артуа, которых авторитарные замашки Маго побуждали плести нечто вроде непрерывных заговоров.

Кстати предложила свои услуги и бывшая подруга влиятельного советника Маго – Тьерри д'Ирсона. Ее звали Жанна де Дивион. На предстоящем процессе Роберу д'Артуа предстояло доказать, что во время женитьбы его отца Филиппа граф Робер II выразил волю: при наследовании Артуа наследники Филиппа будут иметь преимущество перед Маго. Жанна де Дивион вызвалась предоставить свидетелей.

Позже все эти свидетели в свое оправдание скажут, что боялись отказать принцу, который казался им всемогущим приближенным короля.

Смерть Маго в ноябре 1329 г. ускорила события. Филипп VI взял под охрану графство Артуа до тех пор, пока собравшийся суд пэров не вынесет окончательный приговор, как все ожидали, – благоприятный для Робера. Кстати, управлять этим наследством король временно назначил барона Ферри де Пикиньи, о котором было известно, что он не ладил со старой графиней. Что касается наследницы Маго, то это была вдова Филиппа V, та самая Жанна д'Артуа, которая в свое время была замешана в адюльтере сестры и невестки; ей позволили дать временный оммаж – тем более временный, что вскоре она умерла. Некоторые считали, что эта смерть оказалась очень на руку Роберу.

На самом же деле смерть Жанны д'Артуа больше всех устраивала главного противника Робера в суде пэров – герцога Бургундского, жена которого, дочь Филиппа V, должна была наследовать графство Артуа в том случае, если Роберу вновь откажут.

Дело оказалось настолько запутанным и так раскололо суд пэров, что Филипп VI едва не разрешил его худшим образом – оставив Артуа себе, а всем, кто имел права на это графство, то есть Роберу д'Артуа и Эду Бургундскому, выплатив компенсацию. Но эту идею заблокировали штаты Артуа, отказавшись утвердить подать, необходимую для компенсации. Вполне очевидно, что от такого решения население ничего бы не выиграло.

Итак, надо было завершать процесс, поскольку компромисс оказался невозможен из-за отсутствия денег. Процедуру возобновили. 14 декабря 1330 г. клирики парламента на слушании провели экспертизу документов, предоставленных Робером д'Артуа в подтверждение своих слов, – оказалось, что это подделки. Грубые подделки. Фальсификатора быстро разоблачили: им была Жанна де Дивион.

Нетрудно угадать, какое началось возмущение. От Робера отвернулись самые преданные сторонники. Король тотчас же его покинул. Герцог Эд Бургундский и его свояк Людовик Неверский, граф Фландрский торжествовали. Суд пэров немедленно вынес первое решение по этому гражданскому иску: Робер д'Артуа не имеет никаких прав на наследство деда. Он в третий раз проиграл.

Но теперь процесс принял уголовный характер, дав всем любителям ловить рыбку в мутной воде повод посплетничать и выплеснуть злобу. Исход подобного процесса был предсказуем – ведь изготовление поддельных королевских актов было преступлением, которое квалифицировали как оскорбление величества. Если королевское правосудие не будет применять самые суровые санкции к тем, кто использует в общественных отношениях подложные или поддельные королевские акты, что станется с доверием к королевской печати? Король не мог прощать тех, кто подрывает одно из главных средств проявления его суверенной власти – юрисдикцию, символом которой было скрепление печатью только подлинных актов. 6 октября 1331 г. Жанна де Дивион взошла на костер.

Нельзя было не привлечь к суду и Робера д'Артуа. Он понял, что ему грозит, и предпочел исчезнуть. Впрочем, теперь он остался один. Справедливо или нет, но изготовление фальшивок сочли признаком, что его дело безнадежно. Очень немногие, как аббат Везеле, дали знать злополучному принцу: подложны документы или нет, но его право на Артуа все-таки обосновано.

К тому же Робер разорился. Он хвастался, что запросто получит кредит от некоторых парижских финансистов. Но эти бюргеры поспешили заверить короля, что ничего он не получит.

Слишком желая доказать свою правоту, Робер д'Артуа сам обрек себя на несчастье 6 апреля 1332 г суд пэров отправил его в изгнание. Из пэров лишь один, герцог Бретонский Иоанн III, проголосовал против.

В ближайшем будущем полный крах притязаний правнучатого племянника Людовика Святого пока не скажется на франко-английских отношениях. Эдуард III уступил в вопросе оммажа, а значит, отказался от всяких притязаний на французский престол. За свое герцогство Аквитанское или за то, что от этого герцогства осталось, он признал себя ленником своего кузена Филиппа VI. А ведь в Совете короля Франции теперь было вакантное место – очень видное, которое до сих пор занимал Робер д'Артуа. Понятно, что знатные бароны, которые совсем недавно по примеру Эда Бургундского выражали некоторую симпатию к англичанам, быстро пошли на попятный.

Тем не менее Робер д'Артуа после путешествий в Намюр, Лувен, Брюссель и даже в Авиньон решил перебраться в Англию. Не то чтобы он был очень к этому склонен, но ему почти не оставалось других вариантов. Если кто-то и сможет стать орудием мести графа Робера, то только английский кузен. Ведь Робер не признавал себя побежденным.

Переодевшись купцом, весной 1334 г он достиг Англии. Подрывная работа началась. Какая важность, что Эдуард III пришел к соглашению с французским кузеном, – он охотно прислушается к тому, кто сулит ему изумительные союзы, если ему помогут отомстить. И то, что открыто сказал английскому королю Робер д'Артуа, пока не говорил ему ни один из французских баронов: сын Изабеллы Французской – более близкий родственник Капетингов, чем граф Валуа. Эдуард об этом догадывался и так, говорить ему это было незачем. Тем не менее слова Робера подстегнули его амбиции.

Тогда-то и были задействованы все фигуры на шахматной доске. Весной 1336 г. Англия трепетала при мысли о французском вторжении: чтобы Валуа не вмешался в шотландские дела, следовало атаковать его на материке. Поставив под сомнение легитимность Филиппа VI, Робер д'Артуа дал всего лишь новый аргумент. На самом деле война была неизбежна уже два века. Со времен Алиеноры, герцогини Аквитанской, – вассала Франции и супруги короля Англии.

В других случаях делали все, чтобы избежать войны или побыстрее ее закончить. Когда-то – Людовик Святой, недавно – Филипп Красивый не посмели обобрать законного наследника прежних герцогов Аквитанских. Силовое решение проблемы Гиени казалось Капетингам чем-то несправедливым, недостойным сюзерена. Вторгнуться в Гиень и заставить вассала подчиниться – да. Отобрать у него землю предков – нет. Ее просто держали на голодном пайке.

Плантагенет в то же время как будто меньше всего хотел ввязываться в аквитанские войны, где, со всей очевидностью, потерял бы больше, чем приобрел. Не было ничего и близкого к коалиции, разбитой при Бувине и при Ла-Рош-о-Муане в 1214 г., – коалиции, при помощи которой импульсивный Иоанн Безземельный и его союзники из Фландрии и империи пытались взять в клещи королевский домен и столицу Капетингов. Сражаясь с шотландцами, с валлийцами, со своими же английскими баронами, король Англии давно добивался мира на своих гиенских границах.

Но внезапно ситуация резко переменилась. Дело пошло к войне. Эдуард догадался, что его баронам скучно: позволив им реализовать свою активность и жажду прибыли на материке, он на некоторое время ограждал свою корону от заговоров. Уже двадцать лет английский двор был клубком змей. Кланы боролись за власть. Каждый фаворит был ставленником той или иной клики. Сначала на вершине оказался любовник короля – Хьюго Диспенсер, потом любовник королевы – Роджер Мортимер. Казни и заговоры шли сплошной чередой.