Как будто бы кто-то начал строить идеальный мир, а потом устал и просто махнул рукой: а остальное, что не успел переделать, пусть остается как было. И тут же покачал головой: он понял, что так просто этот парадокс не объяснить. А как?

Он вспомнил, как Славик однажды, неожиданно разговорившись, начал объяснять ему что-то про дизайн и время. Часть вещей была дизайна, по уверениям Славика, 60-х годов прошлого века, еще часть — 70-х. Тогда Максу это показалось какой-то чушью.

— Ну ладно, видел ты в старых журналах фотографии этих вещей. Но кто может запретить фирме выпускать их в таком виде? Ну, типа, ретро?

Славик ухмыльнулся:

— Ретро — это старый дизайн с современной начинкой. А какой смысл, объясни мне, делать, например, приемник в точности как пятьдесят с лишним лет назад? Включаю все лампы, какие-то тросики для настройки и вообще всю эту дребедень?

— То есть, что ты хочешь сказать… — задумался Макс. — Так для чего все это делается?

Славик тогда как-то замялся и тут же сменил тему. И Лебедев мгновенно забыл про этот разговор. А вот теперь вспомнил. Славик, конечно, был прав. Это не ретро. Это реальные вещи из прошлого. Но зачем в магазине продавать старый приемник и новый, учитывая, что старый и хрипит, и ловит станции хуже, да и вообще, кому, к черту, нужны сегодня приемники? Ни у кого из знакомых Макса приемника не было. Макс даже засомневался в том, что станции до сих пор вещают в эфире. Надо как-нибудь купить приемник и послушать. Неужели во время сплошных сетей и коннекторов для кого-то есть смысл гнать волны по эфиру, так это, кажется, называлось раньше.

Макс покачал головой, оглянулся по сторонам. Еле слышно скользили по дороге электрические автомобили, со свистом пролетали машины на сжатом воздухе, тарахтели бензиновые колымаги. Дети ели мороженое, женщины шли с цветами, мужчины решали по коннекторам какие-то свои проблемы. Сквозь кружевные облака проглядывало ласковое солнышко, на клумбах, под нежными порывами ветерка, качались цветы, бесшумно скользили вдаль пешеходные дорожки… По сути, был создан рай на земле. Вроде так писали о таком обществе в старых книгах. И человек, кажется, должен быть счастлив. Даже не кажется, а наверняка. «А я не счастлив» — подумал Макс. И тут же одернул себя: «Нет, счастлив! Я женился, Мила…» Но понял, что врет. По всем параметрам, по всем правилам, по всем… он должен был быть счастлив. Но не был. Что-то внутри зудело, теребило, мешало.

Вернувшись в отдел, Лебедев опять сел за компьютер, но выяснить, как лучше употреблять мухоморы не удалось: зашел Ким, и они отправились к психологу.

Все-таки проживать день заново очень странно.

Макс проводил взглядом никелированный фиксатор эмоций, с монотонным жужжанием круживший около его лица:

— Простите, Иван Алексеевич, я понимаю, что эта вот штуковина… Э… Ну, впрочем, ладно…

— Вы о чем? — психолог удивленно сдвинул очки на кончик носа.

— Мешает мне эта штука. Но я знаю: финансирование маленькое…

— Да, верно. Давно пора аппаратуру обновить. Я уже несколько раз писал докладные, но… Вы что, нервничаете?

— Да нет, просто устал.

— Тогда давайте вернемся к вашему сну. Эта планета — Земля?

— Нет. Точно нет.

— И сюжет каждый раз один и тот же, без всяких изменений?

— Одно и то же. Как в кино. Только все более реалистично, чем в обычных снах. Ну или чем в фильме. Если бы не сказочные пейзажи, не все эти птицы разноцветные, то было бы прямо как в жизни все. И по ощущениям, и вообще…

Иван Алексеевич на секунду задумался, передвинул какие-то яркие квадратики окон на своем планшете:

— По-прежнему так называемые «обычные сны» помните редко?

— Редко. Или просто ничего не снится. Но вот сегодня…

— Да, Максим, слушаю вас внимательно, — психолог оторвался от планшета и уставился на Макса.

— Сегодня приснился другой, уже совершенно реалистичный сон.

— Ну расскажите его. Помните, о чем?

— К сожалению, прекрасно помню.

— Я вас не тороплю. У нас еще есть время.

Макс задумался, быстро перебирая в уме последовательность событий. И вдруг его осенило.

— Конверт, — Макс резко поднялся со стула, и фиксатор эмоций, хотя и попытался совершить маневр и избежать столкновения, все-таки ударился с глухим стуком о его голову. — Ой!

Иван Алексеевич выскочил из-за стола:

— Максим, сейчас я вызову медсестру, она вас осмотрит! Впрочем, кажется, удар был не очень сильный…

Макс, не обращая никакого внимания на суетящегося врача, несколько раз повторил:

— Конверт. Там был конверт!

— Какой конверт? — Иван Алексеевич попытался поднять веко Макса и заглянуть ему в зрачок.

— Простите, в следующий раз.

— Максим, стойте! Я еще не выдал вам капсулы!

Но Макс уже выходил из кабинета, по пути проверяя, с собой ли у него ключи от машины и коннектор. Хотя, кажется, куда они могли бы деться? Некоторые психологи считают, что, если вы постоянно пытаетесь убедиться, на месте ли ваш кошелек или коннектор, — это первый признак надвигающегося невроза.

В приемной Ким развлекал медсестру:

— И тут я показываю свое удостоверение! И… О, Макс! Ты уже все?

Максим махнул рукой:

— Идем!

И, не останавливаясь, вышел из приемной. Ким проводил его взглядом, кивнул появившемуся в дверях растерянному психологу:

— Здравствуйте, Иван Алексеевич. Я, кажется, попозже зайду…

Тот что-то крикнул вслед Киму. Кажется, «молодой человек», но Ким его уже не услышал. Он догнал Макса почти у выхода из клиники:

— Ты чего? Какая муха тебя укусила?

— Поехали, есть одно дельце…

— Да постой ты секунду! — Ким ухватил приятеля за рукав. — Срыв отчета у психолога…

— Знаю, знаю, штраф сорок баллов!

— Макс, здесь не шутки и нет баллов. Здесь…

— Слушай, Ким, — Макс резко остановился и упер палец в грудь друга: — Ты со мной или нет?

— С тобой, — вздохнул Ким. — Только хотелось бы выяснить, куда я иду… Вернее, мы куда идем…

— Помнишь, я тебе рассказывал про такого типа, ну, который меня электрошокером ударил?

— Ну?

— Он на самом деле был как бы за меня.

— Ого, — присвистнул Ким, — идет мазохист домой, а у подъезда…

— Да дай же ты сказать. Этот парень сказал, что в отдел мне было должно прийти письмо. Сегодня утром.

— И ты из-за этого… Мы же решили, что все это сон!

— Погоди. Это финальная точка. Если письма нет — то, значит, ничего и не было. Только сон и все. Он, понимаешь, так говорил про это письмо… Ну, типа, в нем что ли объясняется все. С него все началось. Ну или должно начаться.

— Погоди. Если это не сон, то что?

— Если это не сон, то это необыкновенный сон. Ну, то есть, если письма нет — то все чушь. А если есть — то в нем все объясняется. Если мне этот сон как-то транслировали, то они заложили в него ключ. И чтобы понять, зачем это все, я должен прочитать письмо, которое утром вроде как должны были принести в отдел.

Ким покачал головой:

— Безумие. И, кстати, я никогда не думал, что оно заразно. Все-таки я надеюсь, что никакого письма не будет. Так было бы проще для всех.

— Ким, если письма не будет, то я буду должен тебе еще и ужин.

— Ладно уж, поехали. Давай твою машину возьмем, мне все равно сюда возвращаться. А один я в автомобиле не высижу. Сумасшествие — все-таки заразная штука, — Ким передернул плечами, словно попал под струю ледяного сквозняка.

— Не поверишь, — через силу ухмыльнулся Макс, — я сам себя ощущаю носителем бациллы чумы…

— Ну тогда нам, может, врубить сирену и домчать до отделения быстро, как скорая? — Расхохотался Ким, но под взглядом Макса осекся. Всю дорогу они молчали. Врубать сирену, в принципе, было ни к чему: уже через десять минут друзья входили в отделение.

В дежурной части было по-прежнему весело. Полицейские продолжали набирать очки на симуляторе, а кто-то даже распечатал большую таблицу рекордов и повесил ее на стену. Первое место занимал Ким.