– Что – все? – нервно икнула армия.

– Минное поле готово. Папа-дурак идет… – Махмуд двумя пальчиками в воздухе изобразил, как Папа-дурак топает по пустыне,– видит: веревка лежит. Хорошая вещь, думает Папа, в хозяйстве сгодится. Хвать ее! Пробка – чпок! За ней другая, потом третья, и из бутылок вылетает туча джиннов! Заметьте, джиннов, а не ифритов! Маскировки не нарушать! Все дружно бросаются на Папу и начинают его пинать, пинать, пинать! – энергично запрыгал по песку Махмуд.– А потом отнимают у него веревку и начинают вязать, вязать, вязать! Ну как?

– Обалдеть… – У Джевдета не было слов. Зато было предложение.– Вот только место для засады, мне кажется, не совсем удачное. Там, за оазисом, такие прелестные пески – закачаешься…

– Сейчас ты у меня сам закачаешься,– поднес к его носу кулак Махмуд. Джевдет рухнул на колени.– Кому еще место для засады не нравится?

– Нравится!

– Очень нравится!

– Хоро-о-ошее место…

– То-то! Грудью первым встретить врага – что может быть почетнее? А ну, задохлик, пей и быстро лезь в бутылку,– приказал он Джевдету.– И вы тоже,– повернулся Махмуд к остальным.– Каждый помогает соседу запихнуться внутрь.

Ифриты нехотя двинулись к ящикам.

– Ну что стоишь?! – рявкнул главком на самого шустрого «джинна».

Джевдет жалобно посмотрел на шефа, принял у него пузырь, с видом смертника, взбирающегося на эшафот, выдернул пробку, одним махом выдул содержимое емкости и застыл, выпучив глаза.

– В чем дело? Лезь.

– Ща… – поднял руку Джевдет. Это неосторожное движение качнуло его в сторону. Причем почему-то в сторону ящиков с экстра-эликсиром..– …Затарюсь.

Дальше произошло что-то странное. «Задохлик» выдернул из ящика еще два пузыря, вместе с ними резко сократился в объеме и нырнул внутрь опорожненной бутылки.

– Теперь зат-т-тыкай… – донеслось до главкома оттуда.– Быва-а-али дни весе-о-олыя-а-а!!!

Главком поднял емкость, поднес горлышко к носу, осторожно понюхал и на всякий случай даже лизнул.

– Странный вкус,– задумчиво пробормотал он.– На вино не похоже, а в нос шибает. Пожалуй, даже покрепче будет. Слышь, задохлик,– главком тряхнул бутылку,– вылезай. Пьяные к работе не допускаются!

Джевдет за стеклом отрицательно мотнул головой.

– Тебе начальник приказывает!

– Да пош-ш-шел ты в жопу, начальник,– отмахнулся Джевдет, выдергивая зубами пробку из нахально заныканной бутылки,– не до тебя…

– Ах ты…

Шум за спиной заставил главкома рывком развернуться. Армия билась насмерть около ящиков за почетное право первыми встретить врага. Вакантных мест было мало, а потому начался естественный отбор. Сильные оказывались на дне выпитых ими бутылок, самые сильные умудрялись захватить еще и с собой, по примеру хитроумного Джевдета. Ну а те, кто послабее, довольствовались остатками и забивались в опорожненные емкости сразу по нескольку штук. Как правило, по трое. Больше туда не влезало.

– Назад! – взревел Махмуд.

– Ап-п-политично рассуждаете, шеф,– пьяно икнул кто-то из своей бутылки.– Вперед и только вперед!

– Тьфу!

Махмуд огляделся. Вокруг валялись опорожненные бутылки с его армией внутри, азартно давящей песняка. Главком скрипнул зубами. Он понял, что устанавливать мины ему придется в гордом одиночестве, сплюнул огненным сгустком и пошел собирать разбросанные по песку пробки.

Погоня! Что может быть увлекательнее этого азартного процесса? Бессмертный и Мурзик от него просто тащились, уставившись в Кощеев поднос, настроенный, как правило, именно на боевики. Чебурашка боевики не любил, а уж погони тем более. И вот, по иронии судьбы, он летит на лихом арабском скакуне, нещадно колотясь и без того пострадавшим копчиком о жесткое седло, во главе сорока разбойников по следам одинокого верблюда, уносящего на своих могучих горбах девятьсот пятьдесят три пуда золота. Одинокого… Чебурашка нахмурился. Что-то тут не сходилось.

– Завхоза ко мне! – рявкнул он грозным голосом настоящего, бывалого атамана.

Как ни слабо он пискнул, его услышали.

– Чебурген требует завхоза! – провозгласил скачущий рядом Ахмед.

– Завхоза к Чебургену! – понеслось по цепочке.

Коня Юсуфа ибн Абгама, скакавшего в хвосте в тщетной надежде как-нибудь незаметно слинять, подхлестнули плеткой, он перешел в галоп и из арьергарда перешел в авангард.

– Сколько их было?

– Гискну уточнить, уважаемый. Кого?

– Грабителей, кого же еще? – сердито буркнул министр финансов.

– О-о-о… туча, целая туча!

– На чем они были?

– На конях… и, кажется, кобылах… впгочем, я могу и ошибаться. Под хвост заглянуть не успел.

– Странно. След явно не кобылий, и проскакала тут не туча.

– Вах! Какой мудрый у нас атаман,– восхитился Ахмед.

– Вай ме!!! – загалдели разбойники.– Да это ж верблюд.

– И к тому же одиночка,– подвел итог домовой.

– Вы ошибаетесь, дгузья.– Завхоз покрылся холодным потом.– Пгосто здесь габотали пгофессионалы. Пгивязали к копытам вегблюжьи ноги и бежали след в след!

– Кого-то ты мне напоминаешь,– задумчиво пробормотал министр финансов.

Юсуф ибн Абгам мелко затрясся. Торопливо натянул чалму на лоб по самые брови, поднял воротник халата и втянул голову в плечи.

– Это мне нездоговится. Когда мне нездоговится, меня всегда с кем-нибудь путают.

– Да, трясет тебя здорово,– согласился Чебурашка.– Поддержите его. Как бы с коня не свалился.

С двух сторон к завхозу подскочили бандиты и подхватили его под белы ручки. Тут уже мелкая дрожь перешла в крупную. Он-то прекрасно знал, где его видел Чебурген. После неудачной попытки продать душу своей тещи адскому отделу Тридевятого синдиката пять лет назад он предложил свои услуги Василисе Прекрасной в качестве министра финансов, утверждая, что за год оздоровит экономику и удвоит царскую казну, пустив ее в оборот. (По самым осторожным прикидкам непризнанного финансового гения, содержимого той казны должно было хватить ему, его семье, чадам и домочадцам до конца жизни на десять поколений вперед.) На его беду, Василиса была не только Прекрасной, но и Премудрой, а потому со спокойной совестью приказала гнать проходимца в шею, и миссию эту с превеликим удовольствием выполнил Чебурашка лично, душевно мутузя неудачливого конкурента своим знаменитым портфелем.

«Попался! – скакали в голове панические мысли.– Простят?.. Не простят?.. Прибьют?.. Не прибьют?..»

– Так где же я тебя все-таки видел? – продолжал размышлять вслух атаман.

«Придется откупаться»,– застонал Юсуф ибн Абгам и, сделав героическое усилие… нет, даже не усилие, а самое настоящие насилие над своим горячо любимым организмом, выдавил из себя:

– Я это… совсем сказать забыл… я ведь сокговища-то отбил у них. Не все, пгавда… небольшую часть. Ох, и жестокая сеча была-а-а,– невольно увлекаясь, начал фантазировать завхоз.– Пгедставляете, они вваливаются, а я хватаю свой любимый ятаган одной гукой, бандита за гогло дгугой…

– Их же туча была,– удивился Ахмед.

– Не пегебивай! Газмахиваюсь и со всей силы ка-а-ак…

Однако Чебурашку больше волновало другое.

– И где эта часть?

– Какая часть?

– Сокровищ,– раздраженно пискнул Чебурген.

– А-а-а… вот она! – Юсуф ибн Абгам гордо продемонстрировал разбойникам всю отбитую им у неведомых конкурентов часть в количестве трех золотых.

– Целых три!!! – заволновались разбойники.

– Это сколько жратвы купить можно!

– Рубить надо. На сорок частей!

– Сорок одну. Атамана забыли.

– Он и так пройдет. Вон скоко на нем золота!

– Это непгикосновенный запас, на случай… – Юсуф кинул взгляд на атамана и осекся.

Лицо Чебурашки окаменело. В отличие от наивных разбойников министр финансов считать умел и разницу между почти тысячью пудов золота и тремя золотыми понимал отчетливо.

– Дай сюда,– свирепо приказал он завхозу.

Юсуф ибн Абгам всеми фибрами своей «восточной» души понял, что если не отдаст – все! Даже о белых тапочках позаботиться не успеет. Монеты перекочевали в мохнатую ладошку атамана.