– Как вы сюда попали? – спросил он.
Я облизнул губы, меня всего колотило.
– Дверь была не заперта.
– Она была заперта! Последнее, что я сделал, – собственными руками запер ее на ночь. Это вы ее взломали!
Чесучовый пиджак и вельветовые шлепанцы говорили сами за себя. Он был сторожем. Я сел и ощутил, что брюки на заднице все еще влажные, а кости устало гудят.
– Она была открыта, товарищ. Чуточку приоткрыта. Может быть, вы уже потом ее закрыли.
Я знал наверняка, что он этого не сделал, если, конечно, у него не было привычки запирать ее где-то после пяти утра. Но это как бы давало ему удобную лазейку.
– Я, наверно, сильно надрался. И вот свалился тут и уснул. Надеюсь, это не очень вам повредит, товарищ.
Но он ухватился за эту идею еще до того, как она пришла в голову мне самому. Трубу он все еще сжимал в руке, но теперь уже как рабочий, который собрался ее приладить.
– Как вы очутились на площадке?
– Перелез через стену. Мы поддали с тем парнем, ну, как его, с Франтишеком. Он хотел пригласить меня к себе, но эта стерва, супруга его, выперла нас обоих вон. Тогда он сказал, что, мол, у вас доброе сердце и что вы меня впустите. И принес мне стремянку, чтоб я перелез через стену.
Эти вдохновенные враки я выдавал жалостно, с подвыванием. Они рождались сами собой, как произведение искусства. Я и сам внимал им с изумлением. Но вроде бы попал в самую точку. Он выпустил трубу из рук.
– Мне бы надо сдать вас в полицию! – неуверенно сказал он. – Вам сперва полагалось разыскать меня.
– Я пытался, товарищ. Я всюду вас искал, но вокруг была такая темень. И я подумал, что, пожалуй, малость передохну, пока вы совершаете свой обход. Франтишек сказал мне, что вы обязательно совершаете обход. И что у вас золотое сердце.
Он хрюкнул и взглянул на меня отнюдь не враждебно.
– Много он на себя берет, этот Франтишек! Вы что ж, ходили смотреть парад?
– Парад? Ну да, конечно, я ходил смотреть парад! – страстно подхватил я.
– А это что такое? Что вы с этим собирались делать? – спросил он, потрясая трубой.
– А, это. Это вот что… – начал я, лихорадочно работая мозгами. – Я отобрал это у одного типа. Здоровый такой бугаище, и вдруг привязался к Франтишеку – мол, тот перебрал и всякое такое. Так мы и познакомились. А, вы же не знаете, откуда я приехал! – говорил я заискивающим голосом, без труда изображая дубину-деревенщину. – В наших краях не принято колотить человека за то, что он малость поддал. У нас наоборот – еще и к себе пригласят, и спать уложат, и рады будут, что дали человеку очухаться. А утром еще и завтраком покормят, – добавил я и даже укоризненно покачал головой. А сам подумал, что кафе-автоматы по воскресеньям, наверно, не работают.
Седовласого стража эти причитания вроде бы проняли.
– Ладно, ничего такого особенного не случилось! – сказал он не очень уверенно. – Откуда ж вы приехали, товарищ?
– Я из-под Брно. Вы вряд ли слыхали. Это такая маленькая деревушка. А чего я не видел, в ваших столицах-то! – витийствовал я, уносясь на крыльях вдохновения и с каждой минутой все больше входя в роль. – Здесь народ черствый. Вот вы сами скажите, товарищ, где в таком городе человек может перекусить и ополоснуться? И больше я приставать не буду.
Сторож почесал в затылке. Поглядел на то, как я потягиваюсь, и спросил:
– А где ваш национальный костюм, товарищ? Разве ваши ребята не одеваются в национальные костюмы, когда едут в город?
– Национальный костюм? – повторил я и облизнул губы. – А, про эти национальные костюмы вы уж лучше и не напоминайте! Они говорят: вступай, мол, в партию, тогда и выдадут тебе национальный костюм. А нет, так поедешь в Прагу каким ни на есть обормотом. У нас, джири, с национальными костюмами голяк. Только членам партии положены, ясно? Тогда я им прямо сказал, что им нужно сделать со своими национальными костюмами. Так вот в глаза и высказал. У человека в наше время и без того голова трещит от всякой всячины. Ему остается только гадать, зачем мама вообще произвела его на свет. Разве я не прав, товарищ? – с тупым вызовом качал я головой перед беднягой сторожем. – Вы, говорю, меня на это не толкайте, даже и не пытайтесь! У меня на это времени нету! И ваше время тоже транжирить жалко. Давайте уж продолжим жить как жили.
Сторож заметно просветлел от этого воинственного спича и потом тепло пожал мне руку.
– Не спешите уходить, молодой человек, не спешите! – сказал он, опуская слово «товарищ» и дружелюбно мне улыбаясь, – Перво-наперво обуйтесь. Вы можете у меня помыться и подкрепиться завтраком. Просто сегодня человеку нужно держать ухо востро. Я здесь, видите ли, живу один. И иногда сам не знаешь, кто враг народа, а кто – нет. Пойдемте. Не стесняйтесь. Идите за мной.
Он накормил меня отличным завтраком в своей маленькой, похожей на каюту квартирке, расположенной прямо над складом. А я за это наградил его подробнейшей небылицей о жизни в деревушке под Брно. Несмотря на ужасы предыдущей ночи, меня переполняла бешеная, страстная надежда. Я сидел, слушал свой собственный голос, и голова была такая легкая, будто все, связанное с телом и происходящим вокруг него, – абсолютно нереально.
Сторож слушал, не сводя с меня своих тяжелых славянских глаз. Потом, после долгой паузы, сказал с сожалением:
– Ну что ж, молодой человек. Думаю, вам пора идти. Уже около девяти. Вся ваша группа, наверно, собралась выходить из лагеря.
– Из лагеря?
– Ведь они же ночуют в лагере, верно? На той стороне, у Карлова моста, сразу за Мостецкой.
«За Мостецкой, – подумал я. – Это же, наверно, возле Малой Страны, у британского посольства…» Я почувствовал: вот оно, начинается! И медленно проговорил:
– Вы говорите, за Мостецкой? Ну конечно же, точно, за Мостецкой! А как же называется площадь возле Мостецкой? Они говорили, что сбор – там.
– Площадь возле Мостецкой? Дайте-ка сообразить. Это, скорее всего, Мала Страна.
– Мала Страна? – воскликнул я. – Точно! А как мне туда добраться?
– Да что там! – сказал старик, живо вскакивая со стула. – Я вас туда провожу, молодой человек. Одну минутку.
Он быстро вышел, а я сделал реверанс его удаляющейся спине и подумал: господи, как славно могут устраиваться дела, если их пустить на самотек! Мне позарез нужно было какое-нибудь, хоть крошечное прикрытие, чтобы пройти на Малу Страну, и вот тебе, пожалуйста, – этот седовласый старик послан мне небом, он как будто специально скроен для такого дела.
Я подошел к окну и выглянул наружу. Как и обещал коротышка Влачек со своими друзьями-синоптиками, утро было замечательное, такое сияющее и чистое, какие бывают только в очень старых городах. Улицы уже кишели народом – пестрели группы людей в национальных костюмах, выстроились неизменные очереди у киосков и на трамвайных остановках. Если верить сторожу, парад должен начаться в двенадцать, а трамваи перестанут ходить в десять. По городу, особенно через мосты, пройдут огромные толпы народа. В таких условиях не очень-то развернешься с проверками.
Старикан расфрантился – явился в голубом саржевом костюме и коричневых ботинках, и мы, миновав школьные ворота, двинулись по улице к набережной. По пути я все думал, как сильно мне повезло. Склад находился ужасно далеко от Влтавы. Улица привела нас на широкий проспект Зитна, который шел через ботанический сад к другой улице, Мисликовой, расположенной прямо на набережной. Степанская, по которой я тогда удирал; тоже примыкала к этому району. Представляю, какая там шла работа, пока, лежа в душном складском зале, я любовался на статую Святого Вацлава!
Мы прошли под липами мимо купален, мимо трех островов к Карлову мосту. Никаких проверок в этом месте вроде бы не было, но мое приподнятое настроение несколько увяло оттого, что старикану вдруг показалось, будто мы пошли не той дорогой. Нам встречалось все больше людей в национальных костюмах, и они двигались в обратном направлении.
– Молодой человек, но они ведь идут в другую сторону от Малой Страны! Вы уверены, что правильно поняли инструкцию?