Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я потерял один ботинок, стал шарить по мокрым камням и наконец его отыскал Откуда-то шло тусклое мерцание. Было трудно понять откуда; секунду или две я пытался сориентироваться. Да, вроде я снова вышел к прежнему переулку. Озадаченный этим светом, я медленно побрел вперед. Что это – больница, полицейский участок или тупик? Вдруг я услышал эхо собственного дыхания и понял, что нахожусь под какими-то сводами. И замер, затаившись, пытаясь понять, куда попал. Видимо, это был проход под аркой. Из желоба, откуда-то снаружи, доносилось непрерывное журчание воды. Дождь прекратился. Была тихая темная ночь. У меня страшно саднило локоть. Видимо, поранил его, когда упал.

Внезапно рядом затарахтела машина и с ревом промчалась мимо. Послышались крики. Сейчас появится и вторая. Нет, тут оставаться нельзя! Либо нужно рискнуть и пойти дальше, даже если есть шанс упереться в тупик, либо надо искать другой переулок.

Я вошел в проход под аркой и через несколько шагов понял, что это за свет. Статуя. Мадонна, освещенная сверху маленькой керосиновой лампадкой. А у ее ног – вазон, в котором белеют цветы. Это был средневековый, вымощенный булыжникам внутренний дворик, скорее всего, не церковный. Вокруг – одни высокие безликие здания. Может быть, отсюда отходит еще какой-то переулок. Я в носках побежал по булыжнику и вдруг остановился как вкопанный.

Там кто-то был.

Где-то справа смеялась девушка. Я отступил к стене, сперва никого не заметив. А потом увидел их – силуэт, который вдруг раздвоился и снова слился воедино. Мужчина и девушка. Они стояли, тихо пересмеиваясь, в углу между двумя стенами. Рядом отдыхал брошенный велосипед. Снова смешок. И хриплый, умоляющий мужской голос:

– Ну почему? Говорила же, что согласна!

На этом я решил их оставить и, прижимаясь к стене, зашел за угол. Дворик был четырехугольный. Доски, пристройки. Наверно, задворки каких-то учреждений. Рядом часы пробили полдвенадцатого. И тут же отовсюду послышался бой часов.

От следующего угла отходил вымощенный булыжником проулок шириной не больше ярда. Куда он вел – неизвестно. Все тонуло в темноте. Мимо проехала еще одна машина. Потом пробежали люди. Размышлять не приходилось, и я быстренько нырнул в этот проулок, вытянутой рукой нащупывая путь. Стена шла вправо, влево, снова вправо. Если кто-нибудь пойдет за мной, мне конец.

И вдруг моя вытянутая рука наткнулась на гладкую стену. Все. Тупик. О господи! «Постой, – говорил я себе, – постой. Как же тупик? С какой стати – тупик? Ведет же куда-то этот проулок! А здесь – ни ворот, ни дверей». Я стал шарить вокруг, ощутил, что стена круто сворачивает влево почти под прямым углом и, всхлипывая от облегчения, помчался вперед. Послышался шум. Хлопали дверцы машин, раздавались какие-то окрики. Я был как чумной. Знал только, что в руки им не дамся. И побежал, но тут же, оступившись, покатился вниз по ступенькам и тяжело приземлился на задницу, придавив что-то живое. Оно заорало. Черт, кошка! Фыркнув и царапнув, она прыснула от меня, а потом в ярде отсюда лязгнула крышкой мусорного бачка. В ужасе от этого шума я присел на корточки, и тут же надо мной в окне зажегся свет. Оказалось, что за воротами, в конце проулка и по обе его стороны, тянется ограда. На сей раз это был настоящий тупик.

– Франти? – окликнул женский голос.

Я просто не в силах был шевельнуться, все никак не мог прийти в себя от падения и слепящего света. За воротами высилось несколько домов. Женщина вышла на балкон и, заслонив собою свет, рисовалась силуэтом.

– Франтишек? – повторила она. – Зря оставляешь велосипед на улице. Скоро опять пойдет дождь.

Я попытался врасти в тень. Она склонилась с узкого парапета, пытаясь меня разглядеть. К балкону вели ступеньки.

– Ты что, язык проглотил, что ли? Зря прячешься, ублюдок чертов! Я тебя все равно дождусь. Какие фокусы ты откалывал этой ночью, а?

А я никак не мог сообразить, что это за здания. Не жилые дома. И не склады. Массивные казенные постройки – много окон. Готическая арка.

– Ну и бес с тобой! И стой, как истукан, хоть всю ночь – на здоровье. А может, она тебя переночевать пустит, а? Или снова подкатишь к гимназисточке, а, гад? – зло крикнула она и, хлопнув дверью, ушла с балкона. «К гимназисточке… – подумал я. – Так может, это школа? А тут квартира экономки?» Я проверил ворота. Там была простая железная щеколда, которая с легкостью отодвинулась, но я туда не пошел. Это, наверно, выход на улицу, на широкую улицу. Инстинкт самосохранения подсказывал мне, что в этом узком проулке лучше не оставаться. Мысли у меня разбегались. Все ныло и болело, я был до смерти измучен и вдруг сообразил, что уже не меньше семи часов в бегах. Я нащупал позади себя ступеньки и, опустившись на них, обхватил голову руками и попытался сосредоточиться. Вокруг было тихо, только где-то далеко все еще слышался шум машин. Я понятия не имел, куда зашел, знал одно – оставаться здесь нельзя. Этот «ублюдок Франтишек» со своим великом может возникнуть в любую минуту. Но и идти обратно по проулку тоже нельзя – по той же самой причине. Значит, не остается ничего, кроме ворот. Я встал, толкнул их и вошел. Просторный четырехугольник – несколько зданий. Оставив их слева, я заметил высокую стену, пошел вдоль нее и через несколько сотен ярдов очутился перед каким-то строением. Тупик.

Пытаясь нащупать какой-то выход, я снова стал обходить этот четырехугольник, как вдруг луч света, прорезавший его черное пространство, буквально приморозил меня к дороге. Велосипедный фонарь. Слабый звон щеколды на воротах, и свет исчез. Я стоял неподвижно в этом океане мрака и напряженно в него вслушивался. Тихое шуршание покрышек по влажной земле. Неясно, в каком направлении он едет… Не в мою ли сторону, чтобы поставить свой велосипед в какой-нибудь сарай? Я вжался в стену. Все, абсолютная тишина. И снова свет. Яркий пузырь лампочки прямо над балконом, на котором только что стояла та женщина. Огромное пятно света залило всю дорогу, до самых ворот. Я увидел, как он прислонил свой велик к стене. Торопиться ему было явно незачем. Потом тщательно вытер носовым платком лицо и шею, порылся в кармане, и я увидел, как слабо вспыхнула спичка. Пламя заколебалось. Он раскуривал трубку.

«Уходи, сукин сын, уходи!» – мысленно молил я. Но он не уходил. Он начал прогуливаться взад-вперед, попыхивая своей трубкой и глубоко вдыхая дым. Я жался к стене, меня мутило и ломало. Ногам в носках было сыро и холодно. Решив, что» наверное, уж лучше сесть, я с трудом опустился на землю и угодил в лужу. Но я был так разбит, что сдвинуться с места уже не мог и так и остался сидеть, глядя на него во все глаза.

Пробило без четверти двенадцать.

Он наконец погасил свою трубку, пошел к велосипеду, и свет внезапно потух.

Я снова поднялся на ноги и, услышав его шаги по лестнице, вышел на старт. «Ты очень скоро спустишься обратно», – думал я. Этому блудливому коту явно не светит ночевать в супружеской постели!

Я сделал попытку выбежать на своих негнущихся ногах за ворота, покинуть пределы четырехугольника, но через пару минут снова перешел на пронизанный болью шаг. Небо вроде бы чуть просветлело. В тучах появились разрывы и обозначилось слабое сияние. Теперь я уже различал контуры стены, а за ней – главные ворота.

Улица за воротами казалась пустынной. Я огляделся по сторонам, не имея ни малейшего представления о том, что это за место. Интуиция подсказывала мне, что я недалеко от Влтавы. Но что будет дальше, когда я до нее доберусь? Они безусловно наглухо перекрыли все подступы к посольству. Попытка пробраться туда выглядела абсурдной. Но что вообще не выглядело сейчас абсурдно? Невозможно бесконечно прятаться в Праге. Весь остаток жизни перебегать из переулка в переулок. Все равно в какой-то момент меня схватят. Единственная надежда – попытаться проникнуть в британское посольство. А если это не удастся, тогда… чем раньше, тем лучше. Из этого вытекает, что нужно перебраться через Влтаву. Можно на лодке или вплавь, но оба эти варианта были совершенно неосуществимы, и я тихо застонал в темноте.

36
{"b":"189709","o":1}