¬- Бежим, в лодку!

— Сейчас, только отрублю лапу — на жаркое, — повернулся старый воин к павшему медведю. Остановился. Огляделся. Медведь, умиравший от ударов мечами, исчез. — Это он от страха ожил, — догадался Чудес. — Бежим!

Соратники стремительно метнулись к карбасу, за пару секунд столкнули его в воду. На их счастье поток рыбы в реке уже уменьшился, беглецы протолкали лодку на середину, вскочили в неё, наступая на квёлых сёмг, заработали вёслами с частотой крыльев мельницы. Пещерный медведь зарычал вслед уменьшающейся лодке, поймал рыбу, сожрал вкусное сладкое брюшко, направился к молодым медведицам, принявшим позу подчинения — опустившим морды и поджавшим ушки. Древний зверь за всю жизнь не смог найти самку своего вида — приходилось пользоваться этой мелочью, от чего рождались полукровки.

— Никогда такого не встречал, — зубы воеводы откровенно стучали.

— Да, тут меч бесполезен. На них охотились всем племенем, — поймав недоумённый взгляд воеводы, Коттин поспешно добавил. — Мне один странник рассказывал.

— Последний медведь-то, наверное, — поёжился Чудес.

— Что со спиной? — перевёл разговор белобрысый соратник.

Кафтан воеводы был распластан почти напополам, на спине сочились кровью глубокие царапины. Коттин полез в мешок, достал травы, стал прикладывать.

— Здорово он тебя распластал, — наконец выговорил он, сплёвывая на раны зелёную кашицу целебной травы.

— Ага, — ухмыльнулся воевода, стараясь заглянуть за плечо, увидеть собственную спину, — был я как-то в Словенске, там одна ладушка спину так же подрала. Когтями.

Мужики заржали, скрываясь за поворотом успокоившейся реки, положив вёсла на дно карбаса и скинув одёжку для починки.

Коттин пихнул спящего воеводу в бок, прошептал:

— Просыпайся, пора!

Чудес открыл глаза, сел, опёршись руками о борта карбаса. Солнце уже встало, вокруг раздавались трели и писк птиц, огромные стаи скворцов перелетали с дерева на дерево, присматривая места для гнездования.

Воевода встал, потянулся, подняв вверх руки, закричал:

— Слава Хорсу! Солнышко, свети!

— Сейчас всех святых волхвов поднимешь, — усмехнулся Коттин.

— Что? Отшельники дрыхнут по берегам реки? — стал иронизировать воевода, но обернулся, замолчал — из-за поворота выплывало капище, расположенное на высоком берегу Сухоны. Высокие столбы были вкопаны в землю по кругу, на каждом искусно вытесаны лики богов — грозные и улыбающиеся, довольные и оскалившиеся. Посреди капища находился плоский камень, размером с исполинский квадратный стол — жертвенник.

Карбас прошёл ещё немного по течению, и воевода открыл рот — за капищем стояло невиданное сооружение — храм богов, которым поклонялся народ Великой Перми. Сложенный из соснового кругляка, с многочисленными башенками, узкими окнами, вычурными наличниками, огороженный частоколом, храм производил неизгладимое впечатление на лесного человека, коим и являлся воевода. Даже за сотню шагов пахло сосновой смолой — на берегу лежали тонкие стволы, отёсанные под брус, вокруг высились горы щепы, стружки. Волхвы производили ремонт крыши, сложенной из тёсаных досок. Но не это привлекло внимание путников — более актуальной была лодка с лучниками, перекрывающая течение, и десяток волхвов на берегу — кто с топором, а кто и с мечом. Видимо, путников уже ждали.

Чудес поднялся, горделиво приосанился, поправил порванный медведем кафтан, разрешил Коттину подгрести к узкому причалу.

— Я воевода Чудес! Кто у вас тут главный? Где этот, как его? Волхв Тридрев! Позвать сюда! — закричал он, выскочив на берег.

Отшельники переглянулись, затрясли бородами. Кое-кто, из совсем молодых, откровенно засмеялся в голос. Наконец, успокоившись, самый старый, с белой копной волос и узкой бородёнкой, проскрипел:

— Вы не в стольном граде. Тут сено к лошади не ходит!

— Что? Указывать мне? — воевода завращал глазами, потянулся к мечу. Тут же поднялись луки, натянулись тетивы, наконечники стрел уставились в лица странников.

— Говорю же, это не Белозерск. Здесь другая столица, святая. И порядки тут мы устанавливаем. Тем более — ты бывший воевода.

— Дай я поговорю с ними, — горячо зашептал на ухо ошеломлённому воеводе новый соратник. Чудес покряхтел, почесал затылок, отодвинулся.

Коттин вышел вперёд, поклонился в пояс — волхвы удовлетворённо переглянулись, стрелы несколько приспустились.

— Святые отшельники! Мы, скромные путники, пересекли земли и воды, чтобы достигнуть славного города Тотьмы! — Коттин кивнул на избы, ютящиеся вокруг храма.

Толпа закивала, зашепталась, лодка с лучниками коснулась причала, кто-то притянул её за борт, начал привязывать верёвкой.

— Проводите же нас, смиренных странников, к славному волхву Тридреву! Слово молвить надобно.

— Проводим, как не проводить! — старый отшельник закивал козлиной бородкой. — Только оружие сдайте! Не положено!

Странники обнажили мечи, сияющие в раскаленных рассветных лучах Солнца. Стало ясно, что сдавать мечи не входит в планы воеводы и его спутника — толпа волхвов окружила путников, приготовилась к битве.

— Уходим к карбасу, — прошептал Коттин, быстро вращая мечом над головой, отгоняя ощетинившихся металлом отшельников. Только он сделал выпад, решив попугать бородатых, как кто-то взмахнул чем-то длинным, плоским. Удар веслом по голове потряс Коттина, он чуть не упал на воеводу — толпа тут же налетела, надавала подзатыльников, затолкала в лодку.

— Остыньте немного, осознайте величие богов, научитесь уважать их слуг — тогда свистните. Да, оружие, как уже было сказано — сдать! И виру храму — золотую монету. За невежество. Вы бывшие, а значит — никто.

Беглецы сели на скамьи карбаса, уставились друг на друга.

— Поговорил со святыми волхвами? — саркастически промолвил воевода.

Коттин выругался, сунул руки в карманы куртки. Одна рука провалилась ниже — подкладка треснула и порвалась. Коттин сначала нахмурился, затем застыл. Его лицо разгладилось, ледяные глаза заулыбались — он явно что-то нащупал пальцами — маленькое, видимо, считавшееся потерянным.

— Подарочек русалки Квары, — расплылся Коттин. — А я его искал и по мешкам и по карманам. Вот оно — колечко Фригг.

— Кольцо богини? — насторожился воевода. — Откуда оно взялось у русалки?

— Царевич Арей обронил, когда бежал. Из спальни богини, — пояснил Коттин.

— А! Тогда, да! Ясное дело! — успокоился воевода.

— Арей и Фригг… — начал, было, говорить Коттин, но замолчал. Кольцо после этих слов засветилось, само скользнуло на тонкий палец соратника.

— Волшебство, однако, заработало, — прошептал Коттин.

— Теперь поговорим с Тридревом? — зашевелил бровями Чудес.

— Эй! Святые волхвы! Мы остыли и осознали! — заорал Коттин на берег.

— А золотую монету? — вдруг озаботился воевода. Потом скрипнул зубами, извлёк откуда-то из недр кафтана тяжёлый жёлтый кружочек с крылатым всадником. — Вот, хотел тут погулять! Покойный боярин Литвин за службу пожаловал!

Коттин вгляделся в монету, тяжко вздохнул.

— Ты, воевода, монету волхвам передай сам, мне недосуг. Я пойду с Тридревом переговорю.

— Ух, ты какой! Я тоже пойду. Воевода я или…

— Ну, как знаешь! Пошли, вместе поговорим.

Путники выскочили на причал, Коттин начал усердно кланяться задремавшему старику — тому самому, с длинной белой бородой. Старик открыл один глаз, прищурился — долго смотрел сквозь странника, наконец, соизволил его заметить. Коттин ткнул локтем воеводу, Чудес подскочил к старику, зашептал ему что-то на ухо. Через минуту шёпота и кивков монета перекочевала за пазуху волхва. Старик нехотя поднялся, осмотрел дремлющих стражников, позвал старшину — тот зевнул, потянулся, осмотрелся. Процедура повторилась с подчинёнными, и наконец, прихватив троих, старшина поплёлся за поднимающимися по лестнице путниками.