— Не тот ли ты Коттин, древний странник и оборотень? — голос Рюрика был тих, но напряжён.

— Я ныне чудской боярин, витязь. У меня другая природа, я не раб чёрных колдунов, я игрушка богов.

— Почему влез? Хочешь войны?

Коттин на миг оторопел:

— Влез, великий конунг, влез. Не дал тебе будущего тестя порубить.

— Твоё счастье, что мы спешим.

— Спасибо за то, что на Вы позвал. Прощай, витязь.

— И ты прощай, странное существо. Помни — твоё время уходит навсегда! Не поминай…

Рюрик развернулся и взбежал на драккар. Рабы и наёмники, а также часть дружины по наряду, взмахнули вёслами, заорали и ударили по воде. Гребцов, что из рабов, не приковали — сплошные перекаты, длинные и короткие волоки, пороги, занимали бы слишком много времени на эти глупости. Да никто бы и не ушёл от стрелы варяга. К тому же случалось, что раба выкупали, освобождали по велению конунга за доблесть в бою, продавали…

Первый драккар вышел на течение, быстро пошёл вверх — на Ильмень, только слышались вскрики гребцов. Парус не поднимали — стояла тишь, нужды в нём не было. Второй драккар, с Рюриком и Умилой, сверзили на глубь шестами, наконец, тоже взмахнули вёслами — и пошли вниз по течению, в море Венедов, или Балтов, как его называли русы.

Дружинники славного города Словенска прибрали оружие по ножнам и петлям, окружили Гостомысла, о чём-то горячо говорили. Наконец, они заметили Коттина, нестройными голосами позвали его к своей толпе, энергично махая руками. Коттин подошёл к купеческому старшине, назвался, не кланяясь — не та сошка. Гостомысл стал настойчиво звать древнего странника в свой терем — возле торжка, отметить боестолкновение с отчаянными варягами, поговорить. Часть дружинников, наоборот, была настроена посетить старую корчму, выпить ромейского вина, познакомиться с боярином, что посмел скрестить меч с Великим конунгом русов. Коттин подумал, почесал затылок, с извинениями и обязательствами пренепременно посетить дом Гостомысла завтра, да хоть и с утра, решил поужинать с дружиной — вызнать, что происходит в княжьем тереме. И вообще — что за дела тут творятся? Что произошло со старым царём Горохом, куда поразбежалась боярская дума, кто реально правит в этом огромном и сложнейшем хозяйстве?

В корчме сидели недолго — словенские дружинники разбились на компании, на Коттина сначала смотрели, как на диковину, затем, по мере усугубления пирушки, начали посматривать искоса. Коттин уловил этот момент и покинул заведение, по-тихому, не прощаясь, но всё-таки успев поговорить с новыми знакомцами. В голове слегка шумело от медовухи, но этот шум стоил двух серебряных ногат. В общем-то, прояснившаяся картина поразила Коттина, в его голове мозаика разрозненных фактов сложилась окончательно в картинку.

Оказалось, что дружинники уже три дня не видели своего воеводу. Ушёл в царский терем, наверх, и не выходит — пропал. Царский шут — наоборот, сделал ноги из царских палат и бродит по торжкам — скоморошничает. Но молчит, ничего не рассказывает. Ну, дурак и есть дурак — что с него возьмёшь? А самое подозрительное — во дворец всё прибывают и прибывают бояре. Даже те, кто по три года отсиживался в своих наделах. С ними слуги, дружинники — все поднимаются к царю, и пропадают. Иногда и лютые враги заходят вместе — в одну гридницу! А где сам царь Горох? А кто ж его знает? Его уж с месяц никто не видел. Старику-то лет сто. Спит да кашку манную ест. Вот и страшно — а вдруг царь помер, а бояре начнут власть делить — и польётся кровь. Гридни — и те все поразбежались…

От этих вестей бывший Кот впал в столбняк. Кое-как уболтав подвыпивших дружинников, что он верит в истинность их рассказов, заранее выразив соболезнование по поводу возможной смерти престарелого правителя Словенска, Коттин побежал к себе. Там он быстро собрал вещи, кинул корчмарю ещё одну ромейскую монету — дескать, постоялец ушёл неизвестно когда и в неизвестном направлении, вскочил на коня, взяв за узду остальных, и выдвинулся через сады к дому старого бондаря.

Коттин ехал по тропинке меж огородов, вспоминал прошедший день — рассвет, солнце, рыбаки, бабы на грядках. Вдруг он подскочил в седле — перед его глазами промелькнул охотник, бредущий по закоулкам утреннего сада со стаей серых собак. И практически тот же человек был встречен на торжке днём, ещё только собирающийся за куропатками. Неужели проклятый Граабр умеет оборачиваться своей жертвой? Коттин закричал, ударил коня пятками и помчался галопом.

Летя по слободе, Коттин заметил отсутствие детей, обычно играющих на улице, да и взрослых было немного. Мелькали плотно закрытые двери, испуганные люди наблюдали за ним сквозь щели ставен. Ворота хозяйского дома были распахнуты настежь, маленькая калитка, находившаяся сбоку, была выбита страшным ударом. Хозяина дома убили гуманно — он лежал с проломленной головой у плетня.

Стина лежала в амбаре. Коттин побежал к ней, но в полутьме споткнулся о тело ребёнка. Ариант лежал на спине, лицо его было синее, с прикрытыми глазами, на шее с двух сторон сочились кровью укусы волколаков. Коттин наклонился, пальцем прикоснулся к сонной артерии, но рядом раздался стон. Древний странник повернулся к любовнице — и отпрянул. Руки и ноги Стины, вывернутые под немыслимыми углами, кровавили солому, кое-где торчали осколки костей, грудь, щёки были растерзаны когтями зверей, из порванной брюшины пузырились синие кишки, один глаз красавицы висел на тонкой жилке. И, тем не менее, ведьма была ещё жива. Вздохнув пару раз и подавив приступ рвоты, Коттин склонился над Стиной, спросил тихо:

— Тебе чем-нибудь помочь?

— Нет… волшбы… совсем — прохрипела ведьма. — Не смогу… умираю.

— А вдруг? Оборотни ведь перекидываются? Значит, в Мидгарде пока есть Сила!

— У них… старая магия… злая, с нижнего мира…

— Во всём этом есть и хорошее — сейчас Ариант воскреснет. Может быть, нам удастся его вылечить у волхвов…

— Никогда не воскреснет… я его… достала… серебряной спицей.

Коттин отпрянул от ведьмы, схватился за старинный багдадский кинжал, украшенный драгоценными камнями.

— Как? Почему? Моего Арианта?

— Твоего? — кровавый рот Стины расплылся в мучительной беззубой улыбке. — Это был… мой… сын.

Судорога выгнула истерзанное тело ведуньи, она вытянулась и застыла.

Что-то зашуршало, скрипнуло, бывший Кот резко обернулся — тело Арианта исчезло. Коттин, схватив меч, вихрем промчался по двору, заглянул в огород, выскочил на улицу. Вокруг стояла мёртвая тишина.

Зачем им тело мальчика? Значит, Стина промахнулась?

Вернувшись в амбар, в непонятной для него печали, над телом ведьмы долго и печально стоял Коттин Страж, древний странник, Кот-оборотень, известный как Баюн.

В шатер Бабая-аги вошёл человек в сером плаще с капюшоном, почти полностью скрывающем лицо. Под плащом угадывался кафтан, на подбородок наползала плетёная из железных колец кольчуга. Бабай, восседавший на низком диване с чашей холодного морса, подивился на одежду Коттина, а это был, конечно, бывший Кот — стояла страшная жара, столь редко посещающая эти места.

— Салам, боярин Коттин! Ты пришёл слишком рано — я ещё не выполнил твой заказ!

— Салам и тебе, Бабай-ага! — Коттин откинул накидку, купец поразился его бледности, кругам под глазами.

— Что-то случилось, дорогой?

— Случилось, — коротко ответил странный посетитель. — Началась охота.

— Охота? Твои враги показали зубы?

— Мои враги больно укусили меня! Отзови всех своих людей с того берега, купец. И сам не ходи туда. Сегодня ночью будет веселье!

— Береги себя, боярин! Кем бы ты ни был на самом деле — ты хороший… человек. И передай своим людям — я желаю им победы!

— Моим людям? — изумился Коттин. — Я иду веселиться один!

Взглянув на Бабая, белобрысый человек с ледяными глазами захохотал. И смех его очень не понравился булгарскому купцу — в нём звучало отчаяние.