Коттин чувствовал острую боль, от потери крови кружилась голова. Он знал, что не умрёт — до сегодняшнего дня ему приходилось отлёживаться при любых ранениях, самых тяжёлых. Один раз отсекли все пальцы на левой руке — но, после того, как он обернулся Котом Баюном — рана затянулась, пальцы постепенно выросли — сначала уродливые, кривые, потом вытянулись, стали нормальными, с ногтями. Словно хвост у лесной ящерки. Но упасть тоже не хотелось.

Наконец, сделав ещё один шаг назад, Коттин ощутил спиной стену кузни. В хребёт упиралась деревянная вертушка на дверях — чтоб ветер не хлопал. Древний странник сделал пару выпадов, кто-то охнул, уронив факел, кто-то отшатнулся. Коттин юркнул в дверь, в неё тут же тяжело ударили стрелы, впился дротик. Дрожащей рукой странник достал флягу с остатками волшебного фалернского вина.

В сушёной бутылочной тыковке оставался один глоток — больше ничего магического у Коттина не было — чуть-чуть магии теплилось в золотых нитях и бляшках Полоза, что были зашиты под подкладкой куртки, но её там было мало, очень мало. Древний Страж, воспользовавшись секундной передышкой — за дверью громко закричали, Коттин не понял слов, но догадался, что кто-то взял командование на себя — отковырнул пробку и приник к сосуду. Фалернское прокатилось по горлу Коттина, нырнуло в желудок — оно нисколько не выдохлось, не скисло. Коттин ухмыльнулся и мысленно послал команду своему телу — превращайся! Он посмотрел на сапоги, еле видные в трепещущем свете, проникающем сквозь щели в стене — сначала ничего не происходило, потом из прорезей показались когти, тело перекорёжило, пронзило острой болью — превращение началось.

Дверь, конечно, никто и не подумал открывать руками — её вышибли могучим пинком, она с грохотом упала внутрь. Коттин, вернее, уже Кот Баюн, зная обычаи своего народа и поэтому заранее отошедший в сторону, удовлетворённо мурлыкнул, его круглые глаза загорелись. На землю упал обломок стрелы, выпавший при превращении из затянувшейся раны. Бесполезный меч был закинут ножны, теперь он скромно выглядывал из-за плеча Кота — существа высокого, нескладного.

Четверо дружинников ворвались в кузницу, как всегда застряв в дверях, толкаясь, мешая друг другу — за тысячелетия поведение бойцов нисколько не изменилось, что подарило Баюну новую порцию веселья. За долгую жизнь ему приходилось участвовать в бесчисленных сражениях и стычках, иногда со своими — как, например, сейчас. Только свои уже позабыли, кто они и откуда. Печально. Придётся им напомнить — когда этот бой закончится, и он войдёт в гридницу князя. Пора.

Кот ухмыльнулся, раскрыл пасть, в которой блестело около сотни острых зубов, издал высокую трель, от которой пострадали жители Чудово. Звук становился всё громче, он вибрировал, заставлял трепыхаться сердца — бойцы, почти добежавшие до Кота, схватились за уши, потом согнулись, попадали на землю. Кот подскочил, пнул ближайшего, тот завыл, пополз на волю. Выход заслонила тёмная фигура — из-за факелов Кот Баюн не мог понять, кто пришёл — в полной темноте он увидел бы незваного гостя быстрее. Наконец, Баюн понял, что это новоявленный боярин Литвин. Кот возобновил смертельно опасную трель. Бесполезно.

Литвин подготовился к поимке древнего оборотня-Кота основательно — по совету старого Тараса он надел три шлема, один на один, чем вызвал несказанное веселье ветеранов-дружинников. Но дед на них цыкнул — они замолчали. Только сейчас боярин понял, что старик дал дельный совет — шлемы задрожали, но спасли от невыносимого звука, издаваемого Котом.

Кот прервал свою смертоносную трель, на мгновение замолчал, потом начал низкое протяжное мурлыканье, наподобие рыси или леопарда. Глаза боярина Литвина начали слипаться, его повело на сторону, ему даже приснился короткий, моментальный сон, где он увидел себя на берегу озера, но, он встряхнулся, пошёл к Коту Баюну, как учил старый пам — пошатываясь, волоча ноги, один раз даже упав на колено. Увидев, что Баюн приготовился на него прыгнуть, Литвин повернулся через плечо, быстро вскочил, оказавшись в пяти-шести метрах от волшебного существа. Внезапно Кот снова открыл пасть — свирепым воплем вырвалась страшная трель, и Литвин с ужасом ощутил, как верхний, самый большой шлем задрожал, треснул, развалился, упал к ногам. Звук проникал даже сквозь восковые пробки, которыми боярин заткнул уши. Ватной дрожащей рукой он потянулся за мечом, сделал ещё один шаг к Коту. Зазвенел и треснул второй шлем — Баюн открыл пасть, глаза его, с вертикальным чёрным зрачком страшно зеленели в полутьме кузницы. Когда третий шлем боярина начал покрываться трещинами, словно молодой ледок под ногами рыболова, Литвин прыгнул на Кота мечом вперёд, целясь в грудь.

Кот разгадал хитрость боярина, когда на землю упал первый шлем. «Аж три шлема надел, а я думал, они не помнят, как со мной бороться!» — удивился древний странник. Литвин сделал выпад, и Кот, увернувшись, налетел на наковальню. Схватившись лапой за кованое железо, Баюн зашипел — наковальня была заколдована, как и прочие наковальни в царстве Скифов. Кованое железо доставляло Коту болезненные ощущения, даже если их ковала чудь. К счастью меч Индры и кинжал, приобретённым Котом много веков назад в Багдаде, этим свойством не обладали — железо происходило не из Мидгарда.

Литвин нанёс очередной удар, воспользовавшись тем, что волшебный Кот замолчал, и чуть было не попал — Баюн шарахнулся, громко фыркнув. Третий удар заставил Кот Баюна запрыгнуть на наковальню. Зверь открыл пасть, чтобы издать вопль, но из горла донеслось лишь какое-то кудахтанье — заговорённое железо лишило Кота убийственного дара.

Баюн с ужасом почувствовал, что его одолевает страшная слабость. Он захотел спрыгнуть с наковальни, но его держало заклятие. Возможно, Агни, Славуня, или кто-то из иных древних наложил его на заре времён в интересах кузнецов — наводить колдовство на мечи, отличать золотые монеты от фальшивых, оборотней от людей. Когда-то, ещё до Рима, в Индии, его, Коттина, поймали похожим способом — в образе Кота посадили на железный столб, и он также лишился дара трели — только мурлыкал, наводя дрёму, да рассказывал байки принцессе Марьяне. Или Оксане? Забыл…

Боярин Литвин пошарил вдоль стены, схватил металлический прут, кованный давеча кузнецом — прут оказался железным. Обойдя горку камней — болотной руды, чуть не налетев на плавильную печь, Литвин замахнулся и огрел вялого, сникшего Кота. Кот вздрогнул, втянул большую башку в плечи. Литвин огрел Кота ещё раз, затем ещё. После четвёртого удара прут сломался — в нём был изъян, и кузнец откинул его для перековки. Литвин схватил другой прут, на этот раз медный, ударил Кота поперёк спины, но прут выскользнул из руки боярина, улетел во тьму. Третий прут при ударе обвился вокруг туловища оборотня, Литвин подивился — прут был лёгким, гибким, по всей видимости, оловянным. Кот вздрогнул, промолвил тихо:

— Чего тебе надобно, боярин?

— Ты будешь служить мне, Кот Баюн! — заявил боярин.

— А ты знаешь, что делать? — удивился древний странник.

— Знаю! Не все тут дураки! Царство Скифов погибло, народ погряз во тьме и болотах Севера!

— А как же светлый князь?

— С твоей помощью я сам поведу народы навстречу новому царству!

— Эх, Литвин, — пропел Кот, морщась от боли. — Я сам привык вести народ…

Тут же Баюн получил ещё один удар оловянным прутом, зашипел.

— Поклянись, что будешь служить мне, и в моём лице всей чуди! — грозно сказал Литвин.

Ещё один удар сотряс тело Кота, из-под куртки брызнула тёмная кровь, Баюн застонал.

— Клянись, древний Кот! Я знаю, у тебя всё быстро заживает! Клянись, или будешь сидеть на этой наковальне сто лет!

— Я клянусь … — начал, было, говорить Баюн, решивший принести присягу боярину, а там — посмотреть, что будет, но тут, же захлопнул огромную пасть — Литвин падал на него с остекленевшими глазами. Из спины боярина торчала стрела.

— Закончи клятву, — закричал Коту Стефан, сжимая лук. — Сам знаешь — так положено!