К разговору присоединились другие посетители. Один со знанием дела сообщил, что кесу занимались грабежом, разбившись на группы, причем на склад с зимним стратегическим запасом продовольствия вломилась самая большая, в составе которой были чародейки. Разорвали охранные заклинания и уволокли то, за чем пришли, так что сластей даже на складах не осталось. И ведь как орудовали, дрянь лесная: покуда отряд прикрытия отвлекал внимание гарнизона, остальные напали на гаражи, захватили машины и довезли добычу до восточных ворот, а за береговой стеной погрузили на своих грыбелей – и были таковы. Судя по всему, у них имеется подробный план Мархена – раз так, не обошлось без предательства.

Кто-то заметил, что план могли нарисовать со слов пленников, пропадают ведь людишки время от времени.

Как есть предательство, напористо возразил первый, отхлебнув пива. Надо было откусить себе язык, но не выдавать, где в Мархене гаражи и столовки, что дороже – своя шкура или народные интересы? Теперь даже почетного гостя нечем будет угостить.

Да ну, усмехнулся другой, уж губернатор угостит, до его особняка за высоким забором серые твари не добрались.

Зато нам беда, горестно заметил еще один участник разговора, как же теперь без сахару самогон гнать?

Стефан смотрел на улицу за оклеенным пожелтелыми полосками окном. На виду остался только ворох смерзшегося тряпья, наполовину заваленный грязноватыми комьями снега, да торчал наружу обрубок заляпанной чернилами скамьи – на спор ее, что ли, разрубили? Мобилизованные на уборку горожане трудились не покладая рук.

После обеда пошел бродить по Мархену. Дым котельных пачкал ясное небо, громады обшарпанных продуктовых складов с гирляндами блестящих сосулек по карнизам напоминали зачарованную цитадель (отчасти так и есть – только благодаря консервирующим чарам припасы хранятся там по многу лет, до нового потепления). Жилые домишки смахивали на старых забулдыг с уголовным прошлым. Остановившись, Стефан вытащил блокнот, записал все эти образы. Он еще отомстит Мархену… По-своему отомстит. Всякий здесь живущий будет стыдиться своего дрянного островка.

Когда начало темнеть, ноги сами принесли его к больнице. Вестибюль набит битком – домочадцы, родственники, девушки и приятели пострадавших в ночном ЧП, ходячие больные в бинтах и застиранных пижамах. Клубы вонючего сизого дыма застят табличку «Не курить». Кто-то в голос причитает, кто-то ругается матом, кто-то неадекватно смеется, дежурная регистраторша за перегородкой, похожей на магазинный прилавок, силится перекричать тех, кто наседает с вопросами и передачами. Стефан попытался на правах вчерашнего пациента просочиться внутрь, но видали здесь таких, и пришлось ему отступить.

Отошел к холодному иссиня-черному окну. Как будто за стеклом кусок того самого космоса, который бороздят корабли жителей Земли Изначальной – параллельного измерения, доступного для контактов только летом, когда открываются порталы. Надо будет непременно побывать на Изначальной. Добиться известности, стать обеспеченным и влиятельным литературным мэтром (времени хватит, вся весна впереди, целых восемь лет!) – и вместе с Эфрой посетить историческую родину человечества, увидеть все тамошние чудеса: океаны, пустыни, компьютеры, невероятные летательные аппараты…

Кто-то пихнул его в бок. Мужчина с рукой на перевязи и женщина с грубоватым лицом кирпичного оттенка беспардонно оттеснили Стефана от окна. У мужчины был суматошный прыгающий тенор с бабьими нотками, у его жены – зычный прокуренный бас. Они костерили врачей и кесу, вслух мечтали: вот бы долгожданный политик догадался привезти на Мархен хотя бы грузовик сахара! Стефану хотелось нахамить им, но он сдерживался. Однозначно ему достанется, он ведь чужак. И Эфра среди них чужая, потому все так и сложилось. Чужаков здесь рвут на части, это проза, а не страсти… Записать. Полез за блокнотом.

Эфра задержалась на полтора часа – ассистировала в операционной, но Стефан все-таки дождался ее в опустевшем вестибюле. Кажется, на ее прекрасном бледном лице промелькнуло что-то напоминающее короткую радость. Он не был уверен. Освещение приглушили, слабый мутновато-желтый свет даже коричневые диванчики у стены и облезлый прилавок регистратуры превращал в зыбкий вероятностный антураж, только моргни – и все пропадет, что уж там говорить о выражении человеческого лица.

Прогулка по морозным улицам. В кармане пистолет – и что будет, если навстречу попадутся кесейские лазутчицы или те подонки, которые издеваются над Эфрой? Хоть бы никто не попался… Они дошли до ее дома, благополучно избегнув неприятностей.

Мама Эфры разогрела ужин, спросила у гостя:

– Правда же, у нее красивые волосы? Она хочет их обрезать, а я прошу, чтобы не резала.

– Правда! – с энтузиазмом подтвердил размякший Стефан.

Уже знакомая комната с вышитым летним озером на стене над кроватью. Камыши, кувшинки, зеленая трава, желтое солнце… Рассматривая пейзаж, Стефан случайно задел стоявший на краю комода лакированный стаканчик с карандашами и всякой мелочью, содержимое разлетелось по полу.

– Извини, – в первый момент он испугался, словно натворил что-то непоправимое. – Сейчас я все соберу…

Стаканчик закатился под платяной шкаф с остатками переводных картинок на дверцах. Смущенно улыбаясь, Стефан опустился на колени, попытался нашарить убежавший предмет. Что-то есть… Картонная коробка без крышки. Он ее вытащил, чтобы не мешала, мельком взглянул на содержимое… И замер, судорожно сглотнув.

Слипшаяся куча пластилиновых человечков, каждый пронзен булавкой.

Стефан отдернул руку, поднял взгляд на Эфру:

– Что… Это что?..

– Это я пыталась их убить. Ничего не вышло. Чтобы такой способ сработал, надо обладать хотя бы каплей магической силы, а во мне ее нет. Видимо, совсем нет, на их счастье.

Голос звучал ровно и невесело.

– Я тебя отсюда увезу, – стоя на коленях и глядя на нее снизу вверх, горячо пообещал Стефан. – Обязательно увезу, и тебе не придется больше ничего такого делать.

Сансельбийский караван появился в тот самый день, когда его ожидали, ближе к полудню. Стефан, с утра дежуривший с чемоданами в караулке западных береговых ворот, сперва не отличил отдаленный рокот множества машин от сонного (если верить Лепатре, летаргического) шума зимнего Леса, но сидевший возле железной печки сержант неожиданно встрепенулся: «Во, едут!» – и оказался прав.

Из бойницы просунули наружу шест, на котором трепыхались сигнальные флажки: «есть почта» и «есть пассажиры».

Стефан предъявил бумагу, подписанную капитаном предыдущего каравана, и его определили в фургон на свободное место.

Стоило бы сказать Мархену «прощай» и порадоваться, что никакой погибели так и не приключилось, но его не отпускало изнуряющее напряжение: он должен кровь из носу вернуться и забрать отсюда Эфру!

Огибая островок, караван прошел мимо северных береговых ворот, где кипела работа – вешали громадный транспарант: «Валеас Мерсмон – наша светлая надежда».

Прилипший к окошку Стефан отметил, что транспаранта на самом деле два: на одном имя претендента, на втором лестная характеристика. Видимо, чтобы сэкономить холстину и краску, если Мархен почтят своим присутствием еще и другие кандидаты в Весенние Властители.

В Танхале он как будто окунулся в цветной сон с изобилием подробностей и непредсказуемо изменчивой обстановкой. Бывают сны, в которых нужно поскорее сделать что-то важное, и ты целиком этим поглощен, а вокруг столько интересного, удивительного, заслуживающего внимания – мозаика, на знакомство с которой жизни не хватит.

Столица Стефана ошеломила: тянется во все стороны до бесконечности и за каждым углом преображается, словно в каком-нибудь из тех снов. Если с другими большими городами, вроде родной Милаги, все понятно – есть деловой центр и прилегающие к нему приличные кварталы, есть районы поплоше, есть трущобы и окраины, то Танхала в общепринятую схему не укладывалась. Такое впечатление, что «центров города» здесь пруд пруди. Одно слово – Столица, ни с чем не спутаешь.