Сегодня, лежа в горячей ванне, Марсель вновь упражнялась в новом образе мыслей. Вода начала остывать, квартет Бетховена подходил к концу. Марсель лень было протянуть руку и перевернуть кассету. Тишина пустого дома доставляла ей неизъяснимое удовольствие. Подумав о том, что ее милые добрые Дженис и Эндрю проводят это воскресенье в каком-нибудь тесном пляжном домике среди орущих на разные голоса детей, Марсель сочувственно улыбнулась.

Когда вода остыла уже настолько, что Марсель начала замерзать, она вылезла из ванны и быстро вытерлась. Слегка поеживаясь, она нашла в стенном шкафу давно забытую бутылочку лосьона для тела и, налив его в сложенную чашечкой ладонь, стала растирать локти, колени, лодыжки. Она не стала мыть ванну, а отправилась прямо в спальню. На кровати поверх одеяла валялись воскресные газеты. Подушка все еще хранила очертания головы Марсель. Постель как бы приглашала ее лечь. Марсель скользнула под одеяло.

Лежа на чистых простынях, наслаждаясь теплом и покоем, Марсель вспомнила вдруг вот такое же воскресенье, проведенное в постели, когда она была еще не замужем. Она провела тогда целый день в кровати с одним студентом, которого едва знала, но он очень ей нравился. Не то чтобы ее аккуратная спальня напоминала его убогую комнатушку или ее постель — смятые простыни на холостяцкой кровати. Но какие-то чувства, ощущения были общими для двух этих воскресений, которые разделяли годы. Тот, далекий уик-энд был для Марсель как бы посвящением в радости секса. В понедельник утром она встала и пошла домой. Потом она несколько раз встречала этого парня, но не испытывала ни малейшего желания повторить их встречу, да он и сам не просил об этом. Наверное, оба они чувствовали, что все это было хорошо, пока длилось, но не стоит пытаться повторить.

Марсель уже давно не вспоминала этот эпизод. Как бы в унисон воспоминаниям, Марсель провела рукой по животу и бедрам.

Теперь ей вспоминалась сцена с Джимми Роузом в саду у Рэнсомов. То, как отказался от нее Джимми, добавило еще один повод чувствовать себя несчастной в и без того длинный список Марсель, но теперь она как бы мысленно рвала этот список, на смену несчастью и отчаянию приходила вполне здоровая женская злость. Она злилась на Джимми с его юрким языком и вкрадчивой манерой ухаживать, и в то же время ей было абсолютно на него наплевать. Она забыла и его, и темный, наполненный звуками и шорохами сад.

Марсель ощутила вдруг, что у нее все хорошо, хорошо и правильно, и она счастлива, как никогда. Поглаживая себя, она довольно быстро достигла оргазма, и это было приятно, как никогда. Она немного полежала неподвижно, ощущая приятную тяжесть во всем теле и прислушиваясь к неистовому биению сердца, потом повторила весь процесс, на этот раз громко и счастливо рассмеявшись в самом конце.

Примерно в начале первого ночи Марсель наконец заснула.

В нишах магазина «Ля Кутюр» по-прежнему висели коротенькие шелковые и хлопчатобумажные платья, но казалось, что солнечный свет, попадая на ткань, как бы тускнел, терял свой блеск. Когда подруги собрались сегодня утром в магазине, Стелле показалось, что все эти шикарные, чуть легкомысленные платья, принадлежат как бы к другой, прошлой их жизни, они стали почти что историческими костюмами. Стелла бродила вдоль стен, слегка касаясь пальцами бархатных топов и шелковых юбок.

— Примерь вон то, золотое, — посоветовала Ханна, сидя за своим письменным столом. — Оно тебе пойдет.

— У меня нет денег, — сказала Стелла. И уж во всяком случае она не собирается тратить то, что у нее есть, на покупку подобных нарядов. У нее были совсем другие планы.

— Ни у кого нет денег. К сожалению, — откликнулась Ханна.

Вики и Дженис сидели на одном из заваленных всякой всячиной диванов и пили кофе. Это был их последний свободный день — завтра у детей начинались каникулы. Покупателей в магазине не было, и ничто не мешало подругам наболтаться вволю.

Дженис огляделась вокруг.

— С осени дела снова пойдут в гору. Так, по крайней мере, говорит Эндрю. Скоро ставки упадут настолько, что все опять начнет приходить в движение, возрождаться.

— Что ж, может быть.

За окнами магазина прогуливались туристы, дома были украшены корзинами с цветами, на которые каждый год по традиции разорялся муниципалитет Графтона. Погода была ветреной, переменчивой, и почти все гуляющие были в светлых, пастельных тонов легких куртках поверх ярких летних нарядов.

Раньше Ханне удавалось за лето продать одну-другую вещь кому-нибудь из туристов, но в принципе ее основными клиентами были жители Графтона и пригородов, которых Ханна всех хорошо знала, и покупала кое-что специально для них, прикидывая, что больше подойдет той или иной женщине. Но этим летом постоянные клиентки не торопились ни за деловыми повседневными костюмами, ни за вечерними платьями. Вещи так и висели на своих местах, в нишах уже почти не было места для новых товаров.

Ханна прекрасно понимала, что происходит.

Некоторые женщины экономили, покупая теперь новые шляпки лишь тогда, когда старые приходили в полную негодность, так же, как их мужья ездили теперь в «мерседесах» трехлетней давности, а не в новых машинах, как они привыкли раньше.

Но большая часть покупателей, конечно же, не приходила из-за Дарси. Когда новости о его аресте только что появились в газетах, к ней зачастили желающие посмотреть на жену крупного мошенника и пошептаться потом по углам, но они ничего не покупали, и никто из них не приходил в магазин во второй раз. Ни у кого, вроде бы, не было особых причин перестать покупать у нее одежду только потому, что ее мужа обвиняют в воровстве и мошенничестве, но Ханна прекрасно понимала, что если бы перед ней стоял в свое время подобный выбор, она скорее всего поступила бы так же, как большинство ее покупателей.

Возможно, «Ля Кутюр» смог бы пережить один из этих спадов покупательского спроса, но не оба сразу Оборот за последние недели упал почти до нуля.

— Но не думаю, — продолжала Ханна начатый разговор, — что я смогу следить за обещанным тобой подъемом, сидя на этом же самом месте. Если, конечно, он вообще произойдет.

Ханна встала из-за стола и подошла к одной из ниш, где висело красное с белым платье, которому, видимо, так и не дождаться момента, когда к нему оденут в цвет модную шляпку блюдечком, сетчатую вуаль и пойдут на какую-нибудь свадебную церемонию наслаждаться шампанским и выслушивать скучные поздравления новобрачным. Ханна молча сняла платье со стены, и оно безжизненно повисло на ее руке.

— Все действительно так плохо? — участливо спросила Дженис.

Ханна подняла платье над головой и швырнула его в кипу другой одежды, наваленной на диване.

— Да, — просто ответила она.

— О, Ханна, — лицо Дженис вспыхнуло.

Стелла смотрела в окно на прохожих. Картина была вполне обыденной, но в последнее время Стелла частенько ловила себя на том, что смотрит на Графтон совершенно другими глазами, как бы желая запечатлеть его в своем сознании.

— И что же ты будешь делать? — спросила она Ханну.

— Делать?

Все подошли поближе к Ханне. У подруг было такое чувство, как будто они все еще находятся под защитой своих дружеских связей, как в каком-то лабиринте, в то время как все кругом рушится, привычные ритуалы меняются, и они остаются как бы беззащитными перед этими переменами.

Дженис была напугана, как это уже случилось с ней на барбекю у Рэнсомов. Она не могла точно определить свой страх, когда она пыталась облечь свои опасения в словесную формулировку, они, вроде бы, улетучивались, но лишь для того, чтобы притаиться в тайном уголке ее сознания угрожающим облачком тревоги и неуверенности. Ей захотелось скорее броситься домой к мужу и детям, посмотреть внимательно, не коснулась ли уже и их та эрозия, которую видела она вокруг себя. И в глубине души она надеялась, что Эндрю сумеет успокоить ее, когда она поделится с ним своими страхами.

— Я закрою магазин, — решительно произнесла Ханна.