Марсель не знала, что сказать. Наверное, надо придумать что-нибудь предостерегающее, что-нибудь такое, что пошло бы на пользу Вики. Ничего не приходило в голову. Марсель смотрела на Нину, которая крутила вокруг пальца обручальное кольцо. Оно было ей теперь велико. И Марсель вдруг почувствовала, что ей жалко Нину точно так же, как и Вики Рэнсом.

Нина тоже ждала. Она знала Марсель недостаточно хорошо, но Нине хотелось бы ей довериться. Может быть, сказать ей сейчас: «Не судите нас слишком строго и поспешно. Не надо думать, что это только то, что вы видели на переезде — самый банальный адюльтер».

Но как еще могла объяснить она то, что происходит между ней и Гордоном, подруге его жены? Рассказать ей о своем желании? О желании Гордона? О том счастье, которое дарят они друг другу, находясь вместе?

Нина вдруг отчетливо поняла, что ей нечего сказать Марсель в оправдание себя и Гордона. Ей нечего ждать от Марсель, кроме неприязни и недоверия.

Обе женщины начинали чувствовать себя неловко. Наконец, Марсель нарушила молчание.

— Спасибо, что помогли мне, — сказала она. — Наверное, пришлось потратить кучу времени.

Теперь они уже не могли заговорить о том, что обе знали. Момент прошел. Марсель злилась на себя и на Нину, поставившую ее перед этой дилеммой.

— Да нет, не так уж много, — соврала Нина. — Я рада, что смогла быть чем-то полезной.

Марсель никому ничего не расскажет. Теперь Нина была в этом уверена. «Мы должны быть осторожней впредь», — подумала она, чувствуя неожиданное облегчение и благодарность.

В столовую заглянул Майкл Уикхем. Было уже восемь вечера, но он был в костюме, как будто только что вернулся из больницы. Нине показалось, что он раздраженно поморщился, увидев двух женщин, копошащихся среди масок и костюмов. Однако Майкл довольно вежливо предложил ей выпить.

— Да, оставайтесь, выпейте с нами, — эхом откликнулась Марсель. — Хотя я чувствую, что выпивки явно недостаточно — за все, что вы сделали, я должна предложить вам по меньшей мере обед.

— Кстати, есть что-нибудь на обед? — сухо поинтересовался Майкл.

— Да, через полчаса все будет готово.

Гордон обещал Нине позвонить сегодня вечером. Вики собиралась выйти из дому часа на два, когда дети уснут.

— Я не могу остаться даже выпить, но все равно спасибо, — быстро сказала она. — Может, надо сделать что-нибудь еще?

Но помощь Марсель больше не требовалась. Нина попрощалась и поехала домой.

— Марсель что-нибудь сказала? — спросил Гордон. Он сидел на краю двуспальной кровати, глядя в незашторенное окно на черное небо. На полу у него под ногами валялись игрушки и детская одежда.

— Нет, — ответила Нина.

Это был один из их грустных и довольно бессмысленных телефонных разговоров. Иногда они забывали о разделяющем их расстоянии и разговаривали так, как будто касались при этом друг друга, но сегодня все, что они говорили, ни в малейшей степени не передавало того, что оба чувствовали. Они оба не понимали, зачем вообще ведут этот разговор, бросая в пространство ничего не значащие реплики.

— Когда я увижу тебя? — спросила Нина, накручивая на палец телефонный шнур.

— Я не знаю. Пока не знаю. На этой неделе вряд ли получится. И Эндрю ворчал вчера по поводу моих частых исчезновений.

Нина удивилась про себя, почему это Гордон должен отчитываться перед Эндрю, но вслух сказала:

— Это так сложно? Ну, тогда извини.

— Тебе не за что извиняться, — с усилием произнес Гордон, явно желая перевести разговор на другую тему. — Я люблю тебя.

— Я знаю, — бесстрастно ответила Нина.

Было ясно, что тон их разговора уже не изменится, что ни один из них не может предложить другому ничего в утешение. Гордон представил себе, что произошло бы, если бы он оставил дом и детей и поехал прямо к ней.

— Я еще позвоню тебе, — пообещал он.

— Да, позвони пожалуйста.

Нина повесила трубку, желая первой прекратить разговор.

Наступил вечер рождественского представления.

Нина не хотела идти, но когда подошло время, неожиданно для самой себя оказалась вместе с другими людьми, желающими посмотреть на представление на лужайке перед собором. «В конце концов, — сказала она себе, — ведь нельзя же вечно прятаться в доме».

Помещение капитула было полно народу. Нина медленно прошла вдоль рядов в поисках свободного места. Проходя, она кивала знакомым, которых замечала среди зрителей. Наконец, она нашла свободное место, довольно далеко от всех, кого знала, и села, сложив руки на коленях.

Майкл и Марсель сидели впереди, между ними крутился Джонатан. Марсель явно волновалась за Дейзи. С другой стороны от нее сидела Стелла Роуз. С отчужденным выражением лица она разглядывала окна. Джимми Роуз был католиком и очень редко соглашался сопровождать жену в «большой сарай», как он непочтительно называл собор. Через несколько рядов от них сидели Фросты с Тоби, облачившимся по такому случаю в черный пиджак. По традиции они поедут к Уикхемам выпить после представления. Дженис знала почти всех в зале и не успевала кивать головой проходящим.

Нина увидела, как вошло семейство Клеггов. Ханна была в норковом жакете по колено, с которым удивительно удачно контрастировали ее белокурые волосы. Ханна держала за руку Лауру, а Дарси вел Фредди. На малышах были двубортные синие курточки с вельветовыми воротничками. За отцом шли Кэтти и Люси, собирая дань бросаемых тайно или явно восхищенных взглядов. За близняшками шел крупный светловолосый юноша, которого Нина никогда раньше не видела. Когда молодой человек повернулся в профиль, пробираясь между рядами, она уловила черты фамильного сходства с Дарси.

Нина перевела взгляд со спутников Дарси на другой ряд. Когда она увидела Гордона, ее охватила ставшая уже привычной в таких случаях внезапная дрожь. Две старшие девочки сидели между ним и Вики. Вики сидела в конце ряда с белым свертком в руках. Волосы ее были коротко подстрижены и обильно побрызганы лаком. Все четверо смотрели прямо перед собой — образцовая семья, спокойно ожидающая начала представления.

Двери капитула справа от Нины отворились, и парами вошли хористы в белоснежных стихарях.

Они запели, и в зале воцарилась тишина.

— Однажды в городе царя Давида, — тянул хор.

Уильям Фрост пел соло. Его прекрасный голос, чистый и сильный, поднимался под своды здания. Через те же двери вошли двое детишек, изображавших Иосифа и Марию. На Марии было голубое одеяние, которое Нина видела недавно висящим на стуле в гостиной Марсель. Лицо девочки было перекошено от страха и волнения. Рядом с ней шел мальчик, одетый в серое, с маской ослика, которую сделала Нина, на голове.

Нина, Стелла Роуз, все графтонские парочки сидели под величественными сводами капитула, следя за сюжетом рождественской пьесы. Перед ними проходили пастухи в серых робах и короли в шикарных одеждах, подносящие подарки младенцу Христу, поющие и произносящие тщательно заученные уроки из Евангелия. Святое семейство, ангелы в белых одеждах и животные в масках склонились над колыбелькой. Дейзи Уикхем и Уильям Фрост вместе со школьным хором пели хорал, и серьезные лица детишек, казалось, отражали непознаваемое таинство Рождества Христова.

Пьеса была простой и великой одновременно.

Нина была тронута, она чувствовала, что то же самое испытывают люди, сидящие вокруг, ощущала себя единым целым со всем залом, к ней вновь вернулось ощущение покоя и защищенности, которое она не испытывала с тех пор, как девочкой присутствовала в этом же соборе на подобных празднествах.

Почти в самом конце представления Хелен начала плакать. Вики попыталась успокоить девочку, и Нина увидела лицо Гордона в тот момент, когда он наклонился к жене. Оно было другим, совсем незнакомым — словно это было лицо любого из сидящих в зале мужей и отцов, а не мужчины, который был ее любовником.

Вики с малышкой на руках выскользнула из капитула. Ее проводили понимающими улыбками. Щеки Вики горели, но голова была высоко поднята.