Когда премьер Фам Ван Донг сказал, что четыре пункта, скорее, являются «основой урегулирования», чем предварительным условием, американцы сочли это сигналом, как и заявление, что Ханой «рассмотрит и изучит предложения» относительно переговоров, если США прекратят бомбардировки. Представители Соединенных Штатов и Северного Вьетнама из посольств этих стран в Москве действительно стали периодически встречаться, но поскольку эти встречи не сопровождались хотя бы временным прекращением бомбардировок, которое показало бы серьезность намерений американцев, все они оказались безрезультатными.

В другом случае два американца, у которых были в Ханое знакомые, привезли туда составленное Госдепартаментом послание с предложением начать тайные консультации на основе «некоторых взаимных ограничений». Формулировки в этом послании были мягче, а бомбардировщики хотя и продолжали налеты, но в течение некоторого времени держались подальше от Ханоя. Ответа не последовало, бомбардировщики вернулись и впервые за все время войны стали наносить удары по порту Хайфон, а также по железнодорожным сортировочным станциям и другим целям в столице. Хитроумным интригам У Тан предпочел банальную проверку готовности сторон вступить в переговоры. Он убеждал Соединенные Штаты «пойти на обдуманный риск» и приостановить бомбардировки, что, по его мнению, должно привести к началу мирных переговоров уже через «несколько недель». Америка не прошла этой проверки.

Своих соотечественников президент Джонсон убеждал в том, что страна готова на «нечто большее, чем просто пойти на компромисс с Северным Вьетнамом, заключив с ним любой возможный договор о прекращении огня, о перемирии или о мире», но оказалось, что это «нечто большее» не включало в себя прекращение налетов B-52S. В письме, адресованном непосредственно Хо Ши Мину, Джонсон повторил свое «заклинание взаимодействия»: бомбардировки и увеличение численности американских войск прекратятся, «как только я удостоверюсь, что проникновение в Южный Вьетнам по суше и по морю остановлено». В ответном письме Хо Ши Мин повторил свои прежние требования.

Анализ реакции Северного Вьетнама показал Вашингтону наличие «глубокой убежденности Ханоя в том, что мы утратим свою решимость по причине издержек, связанных с этой войной». Аналитики оказались правы. Действительно, непримиримость Ханоя была связана с убежденностью в том, что Соединенные Штаты, либо по причине чрезмерных издержек, либо в результате растущего внутреннего недовольства, выдохнутся первыми. Когда госсекретарь Раск с негодованием изложил 28 американских мирных предложений, он был лишь наполовину прав; вьетнамцы и слышать об этих предложениях не хотели до тех пор, пока не будут приняты их собственные условия. Поскольку американские мирные инициативы не только не соответствовали ни одному из условий, выполнения которых требовал Северный Вьетнам, но и не раскрывали сути и масштабов конечного политического урегулирования, Ханой не был заинтересован в том, чтобы делать шаги навстречу.

Был момент, когда показалось, что началось движение в нужном направлении. Это случилось, когда советский премьер Алексей Косыгин прибыл с визитом в Британию, чтобы встретиться с премьер-министром Гарольдом Вильсоном. Действуя в качестве посредников, поддерживающих контакты между главными участниками конфликта, они подошли к созданию договорной основы для ведения переговоров. Все рухнуло, когда Джонсон по неизвестным причинам внес изменения в окончательный вариант коммюнике, причем в самый последний момент, когда Косыгин уже уезжал из Лондона, и было слишком поздно организовывать новые консультации. «Мир был почти в наших руках», — с горечью заметил Вильсон. Весьма сомнительное заявление. Невозможно избавиться от впечатления, что Джонсон потворствовал подобным маневрам, чтобы успокоить критиков, как у себя дома, так и за рубежом, но сам президент и советники, к мнению которых он прислушивался, по-прежнему ставили целью вести переговоры с позиции силы.

Между тем небосвод внутренней политики затягивало свинцовыми тучами. Стремление к безграничной эскалации конфликта, которое усиливалось подобно аппетиту во время еды, уже не принималось безоговорочно, поскольку это была война с весьма туманными целями. Требование Уэстморленда разом увеличить численность войск во Вьетнаме на 70–80 тысяч человек на время снимало вопрос о призыве резервистов, но, как и предупреждал своего шефа Макнотон, только перенесло решение проблемы «со всеми ее ужасными последствиями» на худшие времена, то есть на 1968 год, когда проходили выборы. Макнотон обратил внимание на резкий рост общественного недовольства, причиной которого стали потери среди американских военнослужащих (так, в 1967 году они насчитывали 9000 убитых и 60 000 раненых), опасения по поводу возможного разрастания масштабов войны, а также «глубокое огорчение по поводу многочисленных страданий, причиняемых» жителям обеих частей Вьетнама. «Широко распространилось и укоренилось мнение, что „правящие круги“ спятили… что мы до смешного долго выбираемся из этого положения… Большинство американцев не знает, как мы угодили туда, где сейчас находимся… Все хотят, чтобы война закончилась, и ожидают, что президент положит ей конец. Добившись успеха или как-то иначе».

Если «иначе» означало «выйдет из нее», альтернативу вполне можно себе представить. Постепенно Джонсон приходил к пониманию, что ни при каких обстоятельствах вьетнамская неразбериха не должна лишить его тех преимуществ, которых он добился. Военные успехи не могли положить конец войне за полтора года, остававшиеся до окончания срока его президентства, и в условиях приближавшихся выборов он просто не мог выйти из войны и «потерять» Вьетнам. Ему предстояло столкнуться с проблемой призыва резервистов, ростом потерь среди военнослужащих и протестами общества. Он оказался в западне и, по мнению Мойерса, это понимал. «Он чувствовал, что война уничтожит его как политического деятеля и дискредитирует его президентство. Он был несчастным человеком».

Джонсон испытывал давление как со стороны правых, так и со стороны военных, которые через своих представителей в Конгрессе выражали растущее негодование ограничениями. В августе 1967 года Комитет по делам вооруженных сил дал выход этому негодованию на открытом заседании во время слушаний в подкомитете, которые проходили под председательством сенатора Джона Стенниса. Еще до заслушивания свидетельских показаний Стеннис высказал свое мнение, заявив, что приостановка или ограничение бомбардировок будут «фатальной ошибкой».

Адмирал Юлисез Грант Шарп, который тогда руководил ВВС Командования вооруженных сил США на Тихом океане, привел еще более энергичные аргументы в пользу продолжения операций военно-воздушных сил. Он зачитал великолепные отчетные данные по вылетам В-52. В них говорилось о нанесении ущерба казармам, складам боеприпасов, электростанциям, железнодорожным сортировочным станциям, сталелитейным и цементным заводам, аэродромам, военно-морским базам, мостам — и в целом о «широкомасштабном нарушении экономической деятельности» и работы транспорта, уничтоженных урожаях и увеличившейся нехватке продовольствия. Без бомбардировок, заявил он, Север мог бы удвоить свои силы на Юге, что потребовало бы от Соединенных Штатов ввести дополнительно не менее 800 тысяч военнослужащих, одно пребывание которых обошлось бы казне в 75 миллиардов долларов. Он осудил всех, кто предлагал приостановить бомбардировки, ведь так они позволят врагу восстановить пути снабжения, восполнить свои силы на Юге и усилить грозную противовоздушную оборону. Шарп с искренним пренебрежением относился к выбору гражданских целей, считая их слишком удаленными и не представляющими интереса. Если гражданские власти, утверждал он, недвусмысленно намекая на систему принятия решений во время ленча по вторникам, примут во внимание советы военных, то снимут все ограничения на удары по «привлекательным» целям в таких жизненно важных районах, как Ханой и Хайфон, положат конец длительным задержкам с утверждением целей, и тогда бомбардировки станут гораздо более эффективными. Их приостановка стала бы настоящим «бедствием», поскольку продлила бы войну на неопределенное время.