Погруженный, как и его предшественники, в итальянскую драматургию, папа и понятия не имел о спорах, он не понимал, что протест начал проявлять себя сто пятьдесят лет назад, когда Уиклиф усомнился в том, что священники необходимы для спасения, сомневался он и в таинствах, и в самом папстве. Заметив, наконец, скандал в Германии, Лев X счел его ересью, которую необходимо выкорчевать. Его ответом стала булла, изданная в ноябре 1518 года, в ней сообщалось, что тем, кто не верит в право папы на индульгенции, грозит отлучение от церкви. Булла возымела такой же эффект, что и обращение Канута к волнам. Льва X намного больше огорчил не вызов, брошенный Лютером, а смерть Рафаэля.
Когда протест стал для всех очевиден, вспыхнул бунт против Рима. В 1518 году в ландтаг Аугсбурга поступил запрос на обсуждение специального налога для финансирования крестового похода на турок, и ландтаг ответил, что настоящим врагом христианства является «римский дьявол». В 1519 году на слушаниях в Лейпциге Лютер осудил и папство, и Вселенский собор, а в 1520 году опубликовал книгу «Призыв к христианскому дворянству немецкой нации об исправлении христианства», в ней он четко изложил протестантскую позицию. Он утверждал, что крещение сделало каждого человека священником и открыло ему путь к спасению, он осудил папу и церковных иерархов за их грехи и неправедность и призвал все национальные церкви к независимости от Рима. Другие церковные мятежники подхватили его призыв, доктрина породила поток трактатов, иллюстрированных листков и памфлетов, их читали в городах и поселках от Бремена до Нюрнберга. В швейцарском Цюрихе клирик Ульрих Цвингли, проповедовавший те же тезисы, что и Лютер, организовал публичные диспуты, и протесты распространились по всей стране.
Легаты уведомили папу о ширившемся несогласии, и он увидел, что имеет дело с «диким вепрем, вторгшимся в Твой виноградник» — так написано в новой булле «Exsurge Domine» («Восстань, Господи») от 1520 года. Булла осудила 41 тезис Лютера, назвав их еретическими или опасными, и приказала ему отречься от своих слов. Когда Лютер отказался, его отлучили от церкви и призвали светские власти наказать еретика. Новый император, Карл V, молодой, но жестокий, не хотел навлекать на себя гнев народа и переложил ответственность на ландтаг Вормса, на заседании которого Лютер снова отказался покаяться. Преданный католик, Карл V вынужден был осудить Лютера не столько из-за его взглядов, сколько в обмен на политическую сделку с папой: император хотел совместно с понтификом изгнать французов из Милана. Ландтаг Вормса послушно постановил изгнать Лютера и его последователей за пределы империи. Проигнорировав этот указ, друзья перевезли Лютера в безопасное место.
В 1521 году в Милане имперские войска одержали победу над французами и позволили папским союзникам вернуть северные жемчужины — Парму и Пьяченцу. В декабре Лев X, как водится, отметил свою победу банкетом, однако простудился и умер. За семь лет, как подсчитал его камерленго, кардинал Армеллини, он истратил пять миллионов дукатов и оставил долгов на восемьсот с лишним тысяч. Со дня смерти и до похорон понтифика привычное воровство достигло таких масштабов, что даже свечи у гроба горели наполовину использованные: они остались от предыдущих похорон некоего кардинала. Экстравагантность, которую нельзя было оправдать даже политической целью, как в случае с Юлием II, зародилась у Льва X еще в детстве. Он рос испорченным ребенком в богатой семье, к тому же его подталкивала к расточительству и страсть коллекционера. В отличие от Киджи с его золотыми тарелками, Лев X не подкладывал в реку спасительную сеть. Сохраненные им бессмертные произведения искусства украсили мир, тем не менее понтифику следовало заниматься и чем-то другим. После кончины Льва X церковь пользовалась наименьшим уважением, «причиной тому послужило растущее влияние лютеранской секты», как заметил историк Франческо Веттори. В одном памфлете утверждалось, что если бы папа прожил дольше, то он продал бы Рим, Христа, а потом и самого себя. Люди на улицах свистели вслед кардиналам, шедшим на конклав для избрания преемника.
6. РАЗГРАБЛЕНИЕ РИМА: КЛИМЕНТ VII, 1523–1534 гг.
В этот момент судьба словно посмеялась над церковью: кардиналы избрали реформатора, и произошло это не целенаправленно, а оттого, что ведущие кандидаты взаимно уничтожили шансы друг друга. Ни кардинал Алессандро Фарнезе, ни Джулио Медичи не набрали большинства голосов, а воинственному кардиналу Шиннеру не хватило до победы двух голосов. И тогда кто-то предложил избрать человека, не присутствовавшего на конклаве, «чтобы утро не прошло впустую», — как сказал Гвиччардини. Назвали имя слывшего сторонником реформы нидерландского кардинала Адриана Утрехтского, бывшего канцлера Лувенского университета, бывшего воспитателя короля Карла V и нынешнего его наместника в Испании. На заседании перечислили добродетели этого аскетического, но практически неизвестного им человека, и кардиналы друг за другом стали высказываться в его пользу, пока вдруг не обнаружили, что избрали незнакомца, к тому же еще и иностранца! Поскольку рационально объяснить такой результат никто не смог, решили, что в дело вмешался Святой Дух.
Курия, кардиналы, горожане и все те, кто рассчитывал на благосклонность папы, были ошеломлены. Римлян возмутило избрание неитальянца, то есть «варвара». А вот реформаторов репутация Адриана вдохновила: у них, наконец-то, появилась надежда. Они написали программы, составили списки правил, которые церковь до сих пор отвергала. Необходимо было очистить духовенство от скверны. Свои требования они выразили в такой фразе: «Под страхом вечного проклятия папа должен назначать не волков, а пастухов».
Адриан появился в Риме лишь в конце августа 1521 года, почти через восемь месяцев после своего избрания, что отчасти объяснялось вспышкой чумы. Он тотчас сообщил о своих намерениях. Обратившись к коллегии кардиналов на первой консистории, Адриан сказал, что злоупотребления клириков и папства дошли до такого предела, что выразить это можно только словами святого Бернара: «Погрязшие в грехах уже не чувствуют зловония, исходящего от творимых ими мерзостей». Дурная репутация Рима, сказал понтифик, на устах у всего мира, священный долг кардиналов — покончить с разложением, изгнать из своей жизни роскошь и, дав тем самым миру хороший пример, двинуться по пути к реформе. Аудитория осталась глуха к его призыву. Никто и не думал отказываться от бенефиций и доходов. Папа пригрозил было применить ко всем строгие меры, но встретил глухое сопротивление.
Адриан настаивал. Чиновники курии, бывшие фавориты, даже кардиналы услышали упреки, им были назначены штрафы. «Все дрожат, — отметил венецианский посол, — перепуганы тем, что новый папа сделал за восемь дней».
Папа издал распоряжения, запрещавшие симонию, приказал снизить расходы, установить контроль над продажей индульгенций. Адриан намерен был назначать бенефиции только квалифицированным клирикам, но больше одной бенефиции священникам не позволялось. После каждого нового распоряжения папе говорили, что он обанкротит или ослабит церковь. Служили папе только два личных помощника, между ним и подданными существовал языковой барьер, папу презирали за то, что он не интересовался искусством и античностью. Он во всем был полной противоположностью итальянцам, и все его распоряжения были неприемлемы. В письме германскому рейхстагу Адриан потребовал расправиться с Лютером так, как это постановил ландтаг Вормса, но его письмо проигнорировали, а заявление папы, что в римской церкви «святые предметы используются не по назначению, церковные заповеди нарушаются, и все там стало только хуже», восстановило против Адриана папский двор. Снова начались протесты, демонстрации, появились сатирические памфлеты, на стенах писали оскорбления, чиновники не желали слушаться папу, и Адриан понял, что с этой системой ему не совладать. «Как много зависит от времени, в котором трудится человек!» — горестно восклицал Адриан. Совершенно измучившись, папа умер в сентябре 1523 года, и никто его не оплакал.