Вот такие стычки происходили в Италии, но, какими бы незначительными и пустыми они ни казались, характер у них был деструктивный, и папство не избежало серьезных последствий. Самым серьезным оказалось падение статуса. В конфликте с Неаполитанским королевством Папская область чувствовала себя словно в роли бедного родственника, из-за дерзкого поведения Ферранте уважение к папе стремительно падало. Орсини распространял в Риме памфлеты, призывавшие низложить папу, понтифика называли «генуэзским моряком» и говорили, что его следует бросить в Тибр. Со стороны иностранных государств усиливались нападки на папские прерогативы, национальные церкви раздавали бенефиции собственным назначенцам, придерживали доходы, не подчинялись папским указам. Иннокентий VIII почти не оказывал сопротивления.

На Ватиканском холме он построил знаменитую виллу и скульптурную галерею, за великолепную панораму на Вечный город папа назвал ее Бельведером. Папа пригласил Пинтуриккьо и Андреа Мантенья, и они расписали стены виллы, однако фрески исчезли, словно указав тем самым место заказчика в истории. Иннокентию VIII не хватило времени, денег и, возможно, желания сделать что-нибудь еще для искусства, не смог он и решить проблему реформы. Его обуревали лишь мысли о крестовом походе.

Сказать по правде, народ тоже верил, что крестовый поход что-то исправит. Примерно два раза в месяц по приглашению папы в Ватикан приезжали проповедники и, обращаясь ко двору в качестве священных ораторов, неизменно призывали к крестовому походу. Они напоминали, что долг святейшего отца и главное его призвание — принести мир христианам. Цель правления понтифика — мир и согласие. Ораторы требовали прекратить раздор между христианскими народами, это требование неизменно сочеталось с призывом повернуть воинство христианских королей против неверных. Только отказавшись от междоусобиц, правители объединятся против общего врага — турка, «зверя Апокалипсиса», бывшего, по словам Николая Кузанского, «врагом всей природы и человечества». Война против турок — лучшая защита Италии, Константинополь, святые места и другие утерянные христианские земли должны быть отвоеваны. Религиозное единение человечества под флагом христианства — главная цель, а для ее достижения необходимо победить султана. Только в этом случае церковь избавится от грехов и проведет реформу.

Когда боль от падения Константинополя была еще свежа, Иннокентий VIII, как и Пий II, старался привлечь сторонников крестового похода, причем даже еще усерднее, чем его предшественник. Однако мешал ему все тот же недостаток, который одолел Пия II и прежних пап, а также отсутствие единства между европейскими государствами. «Какая сила могла бы привести к согласию Англию и Францию, Геную и Арагон, Венгрию и Богемию?» — писал Пий II. Ни папа, ни император не могли больше опираться на свое превосходство. Кто же тогда убедит несогласные и враждующие государства объединиться и сплотиться для общего дела? Без единого командования и без дисциплины ни одна армия не будет эффективной, она просто погрузится в хаос. За этими трудностями упустили более важное обстоятельство — отсутствие порыва: первых крестоносцев вдохновляла не оборона, ими двигала обида и агрессивная вера. Священная война утратила доверие после того, как торговля с неверными стала приносить доход и итальянские города начали конфликтовать друг с другом, опираясь на помощь султана.

Полагая, что добился согласия императора, Иннокентий VIII в 1486 году издал буллу, в которой объявил крестовый поход и потребовал десятину от всех церквей, бенефиций и духовных лиц всех рангов. Возможно, в этом и заключалась его главная цель. На следующий год папа созвал в Риме международный съезд, чтобы обсудить стратегию, маршрут, командующих и численность национальных воинских контингентов. В итоге войска не то что не отплыли от берегов Европы — они не были даже собраны. Неудачу отнесли на счет внутренних конфликтов в Венгрии и вновь разгоревшихся споров между Францией и империей, но это все были отговорки, скрывавшие отсутствие желания. Понтификат Иннокентия VIII не прославила ни одна священная война. Вместо этого папство пошло на неслыханный шаг, предоставив прибежище врагу христианства в лице принца Джема.

Это был брат султана, пусть и потерпевший поражение, но все еще опасный претендент на оттоманский трон. Джем избежал мести брата и нашел приют на другом берегу залива у рыцарей ордена Святого Иоанна. Первоначальной задачей ордена была борьба против неверных, однако рыцари отличались широтой взглядов и распознали в Джеме ценный приз, благодаря которому они смогли добиться соглашения с султаном и сдерживать его агрессию в обмен на ежегодную субсидию в 45 тысяч дукатов. Великий Турок Джем стал рычагом, который был нужен всем. За него соперничали Венеция и Венгрия, Франция и Неаполь и, конечно же, папство. После непродолжительного пребывания Джема во Франции папа выкупил его вместе с субсидией в обмен на два кардинальских корабля; один достался великому магистру Родоса, а другой — французскому королю.

Иннокентий VIII вознамерился использовать Джема как средство в войне против султана, при этом питая слабую надежду на то, что Джем, получив трон с помощью христиан, выведет турецкие войска из Европы, в том числе и из Константинополя. Если в это и можно поверить, то неясно, в чем заключается священная война, если вы просто меняете одного мусульманина на другого.

В 1489 году Великого Турка встретили в Риме с королевскими почестями и роскошными подарками, в качестве папского дара ему подвели белую верховую лошадь, а Франческетто сопроводил в Ватикан. Улицы заполонили взволнованные и озадаченные толпы, все с изумлением смотрели на исполнившееся пророчество: султан приехал в Рим к папе, и теперь воцарится мир. Понтифик и кардиналы устроили аудиенцию высокому мрачному гостю в белом тюрбане, изредка бросавшему на них дикие взгляды. Принца вместе со свитой разместили в ватиканских апартаментах, отведенных для королевских особ, и старались развеселить охотой, музыкой, пиршествами и прочими развлечениями. Так Великий Турок, брат «зверя Апокалипсиса», нашел приют в доме папы, в сердце христианства.

Вокруг принца не прекращались дипломатические маневры. Султан, опасавшийся христианской агрессии с Джемом во главе, стал искать подходы к папе, направил к нему послов и подарок в виде драгоценной христианской реликвии — священного копья, которым якобы пронзили на кресте Христа. Подарок был торжественно принят в Риме. Присутствие в папском дворце брата, по крайней мере, удержало султана от дальнейших нападений на христианскую территорию. Этим Иннокентий VIII сумел чего-то добиться, однако потерял больше. Народ был озадачен такими отношениями, и папский статус был скомпрометирован учтивостью, которую понтифик выказывал по отношению к Великому Турку.

Приступы болезни у Иннокентия VIII проявлялись все чаще, и в 1492 году приблизился конец. Призвав кардиналов к смертному одру, папа попросил у них прощения за свою неадекватность и попросил их избрать лучшего преемника. Его последнее желание оказалось таким же тщетным, как и его жизнь. Человек, которого кардиналы избрали на трон Святого Петра, оказался, как никто другой, подобен князю тьмы.

Когда Родриго Борджиа исполнилось 62 года, он уже тридцать пять лет прослужил кардиналом и был вице-канцлером. Его характер, привычки, принципы (вернее, беспринципность), злоупотребление властью, способы обогащения, любовницы и семеро детей — все было известно членам коллегии и курии, что позволило молодому Джованни Медичи на своем первом конклаве высказаться по поводу восшествия Борджиа на папский престол: «Бегите, мы в когтях у волка». Да и для более широкого круга итальянских герцогов и правителей Испании, родины Борджиа, а также и для иностранцев не составляло тайны, что, несмотря на образованность и внешнее очарование, человек этот был глубоко циничен и аморален, хотя порочность его в то время проявилась еще не так сильно. Первое его предложение — отпраздновать окончательное изгнание мавров из Испании — встретили с радостью. Однако в 1492-м, в год своего избрания, он устроил не благодарственный молебен, а бой быков на площади Святого Петра, причем пять быков было убито.