— Что конкретно случилось и где? — спросил Дэвид.

— Примерно час назад на Роллинг-Райд-роуд. По дороге к вам.

Дэвид обернулся к стоявшему рядом Трипу.

— Надо же! — сказал он. — Какое совпадение! Ты приехал час назад — именно по Роллинг-Райд-роуд! Значит, ты лишь случайно не стал свидетелем нападения на Бейли!

— Нет, как раз сегодня я ехал другой дорогой, не из своего дома, — покачал головой Трип. — Кстати, рад снова видеть вас, Бейли. Жаль, что при таких драматических обстоятельствах.

Он крепко пожал мне руку — так крепко, что едва не хрустнули косточки. Что за болван! Видит, что человек морально разбит, но не хватает мозгов быть хоть немножко деликатнее!

— Извините, я должна исчезнуть на время — хоть немного привести себя в порядок, — сказала я. — Боюсь, после всей этой истории я выгляжу не самым лучшим образом. Чувствую себя постаревшей на десять лет.

— Да, конечно, мы понимаем, — сказала Пейтон. — А где сумка с твоими вещами?

— На заднем сиденье джипа, под присмотром полиции. До завтрашнего дня арестована вместе с машиной. Не одолжишь ли мне пару носков? Еще мне нужна таблетка обезболивающего. Слегка расшибла грудь, исцарапала руки и вообще вся словно побитая.

— Разумеется. Получишь все, что нужно. А придешь в себя и почистишь перышки — приходи к нам ужинать. Ты, наверное, зверски проголодалась.

Пейтон проводила меня наверх. Я пошла в свою комнату, а она — за теплыми носками.

Из зеркала ванной комнаты на меня глянули испуганные красные глаза. Лицо бледное-пребледное, на щеке подсохшая кровь. Волосы диковинно спутаны, словно и они как-то участвовали во всем приключении.

Я умылась и мокрыми руками попробовала что-то сделать с прической. Потом достала косметичку. Немного румян, немного губной помады. Результат нулевой.

Глаза все равно шальные, и в лице ни кровинки.

Когда я вышла из ванной и мешком рухнула на кровать, появилась Пейтон со стаканом воды, двумя таблетками и носками.

Носки я быстро надела — теплая ангорка, кайф! Таблетки тут же кинула в рот.

— Уфф! То, что доктор прописал! — сказала я, стараясь глядеть бодрячком.

— Что, по-твоему, происходит в этом гребаном мире? — вздохнула Пейтон, присаживаясь рядом со мной на кровать.

Будем верить, что она искренне волнуется за меня.

А может, просто прикидывает в голове ущерб для своего бизнеса — новый дурацкий инцидент, новый повод газетам трепать нелепую теорию о заговоре дьявольских сил вокруг Пейтон.

— Что происходит, сама толком не понимаю, — сказала я. — Одно кажется мне почти бесспорным: мой преследователь на дороге и тот, кто напал на меня в квартире Джейми, одно и то же лицо. И все это связано со смертями твоих свадебных подружек.

— А вдруг это просто случайное дорожное злоключение? Какой-либо идиот за рулем, который решил таранить твою машину из чистого хулиганства?

— Нет, на спонтанное хулиганство не похоже, — покачала я головой. — Машина долго и упрямо преследовала меня, нарочно слепя. Впрочем, не факт, что он хотел меня таранить. Меня стало заносить, и я ударила по тормозам. Самое важное — неизвестный вернулся и стал преследовать меня пешком. Это, по-твоему, тоже укладывается в рамки версии дорожного хулигана?

— Ты все время говоришь «он». Почему ты уверена, что это мужчина?

— Что мужчина, не уверена. Просто внутреннее чутье подсказывает.

— Ты думаешь, именно он убил Эшли?

— Да. Или он — сообщник того, кто убил Эшли. Не понимаю я причины всей этой цепочки событий. Единственное положительное в сегодняшнем происшествии — полиция, возможно, наконец проникнется серьезностью происходящего и засучит рукава.

Пейтон тяжело вздохнула и несколько мгновений молчала, погрузившись в какие-то свои горькие размышления.

В мягком освещении комнаты ее глаза были особенно прекрасны — глубокие зеленые колодцы.

— С тобой все в порядке? — ласково спросила я, кладя ей руку на плечо.

Мне вдруг вспомнилось: точно так же мы сидели однажды в тот год, когда жили в одной комнате. Рядышком, на кровати. И Пейтон точно так же была на грани слез.

Впервые в жизни ей дал отставку парень, в которого она была влюблена, а я пыталась успокоить ее.

Помню, она была в жутко подавленном настроении. И одновременно в ярости: рвала и метала, клялась, что «этот гад» еще когда-нибудь пожалеет, что променял ее на какую-то глупую вертихвостку… Думаю, так оно и вышло: «гад», наверное, сто раз пожалел о своем выборе, если хоть единожды видел, как Пейтон блистает на телевидении в разных кухонных шоу — безупречная умная красавица с аккуратным французским крендельком на затылке.

— Со мной все в порядке, — быстро произнесла Пейтон и резко встала, то ли случайно, то ли намеренно стряхнув мою руку со своего плеча. — Идем лучше вниз. Барашек будет как подошва, если мы не поторопимся его съесть.

Я хотела позвонить Джеку, но было неудобно задерживать общий ужин — и без того я причинила хозяевам столько хлопот. Ладно, позвоню Джеку сразу после ужина, думала я, спускаясь вместе с Пейтон в столовую.

Мы ужинали в малой столовой, которую Пейтон называла неформальной.

Вся «неформальность», на мой взгляд, заключалась лишь в том, что за столом могло уместиться не сто человек, а только восемь. А по чувству — то же: цепенящее ощущение, что ты самый дешевый предмет в этом царстве роскоши.

В изысканной отделке комнаты доминировал красный цвет. В центре стола стояла большая ваза с живописной горкой грейпфрутов, прерывая ряд серебряных канделябров с горящими свечами.

Клара отсутствовала. Прислуживали молоденькая горничная — та самая, что на прошлой неделе мыла окна на веранде, — и женщина постарше в поварском чепце. Если это действительно повариха, я ей не завидую: готовить для невероятно требовательной Пейтон — задача не простая. Или, говоря проще, сущая нервотрепка.

— Ну, немного пришли в себя, Бейли? — участливо спросил Дэвид, наливая бордо 1983 года в хрустальные бокалы, на которых играли отсветы горящих свечей. — Если вам что нужно — только скажите, все будет исполнено.

— Спасибо, мне уже лучше, — вежливо ответила я. На самом деле я чувствовала себя по-прежнему мерзко. — Было бы чудесно сегодня больше не вспоминать о происшедшем. Я хочу поскорее забыть весь этот кошмар.

— Не стесняйтесь своих неприятностей, — сказал Дэвид. — Мы все непритворно сочувствуем вам. Но вы правы, давайте наслаждаться пищей и вином и на время забудем о наших горестях.

Как и следовало ожидать, ужин удовлетворил бы любого гурмана.

На закуску — салат из эндивия с грушами, грецким орехом и сыром стилтон, который я успела полюбить, будучи туристкой в Лондоне. Главное блюдо — седло барашка с какими-то заморскими бобами и ломтиками жареного картофеля, пропитанного мятой, оливковым маслом и чесноком. Я честно пыталась воздать должное изысканным блюдам.

На протяжении ужина Пейтон была тише воды, ниже травы — не выпячивалась по своей всегдашней привычке, а держалась в тени и предоставляла мужу роль хозяина и главы дома.

Дэвид оказался мастером легкой застольной беседы. Он поговорил немного о рынке ценных бумаг, немного о политике и перешел к более существенным вопросам типа того, где лучше зимой играть в гольф: лететь ли в Калифорнию или предпочесть Карибские острова?

— Знаю, Трип, гольф не в твоем вкусе, — с добродушной улыбкой распространялся Дэвид. — Тебе подавай ощущения поострее. Ловить макрелей с быстроходной яхты. Или палить по голубям на пари. Или в Африке гоняться за львами, скача в джипе по рытвинам.

— Смейся! А твой гольф, извини уж меня, я считаю занятием пресным, — столь же добродушно возражал Трип. — Стариковское занятие. Гуляй себе по газону да мячик двигай. На ходу заснешь.

— Ты совсем как Пейтон, — рассмеялся Дэвид. — У нее тоже не хватает терпения для гольфа. Да, дорогая?

— Вообще-то да. Но когда я играю с тобой, радость моя, это совсем другое дело — чудо как приятно.

Я в основном помалкивала, перекладывая еду с одного конца тарелки на другой, чтобы не бросалось в глаза, что я почти ничего не ем. Про рынок ценных бумаг и гольф на Карибских островах мне сказать было нечего. Про политику я могла кое-что ввернуть, но только всерьез и употребляя совершенно несветские выражения.