— О'кей, — сказала я.

— Бегом! Скажите Кларе, пусть потом позвонит мне.

Я побежала по тропинке. Зубы стучали так, что заглушали все прочие звуки. Было уже почти темно. Помню, в какой-то момент в безумном остаточном страхе я оглянулась — проверить, не бежит ли Пейтон за мной.

Так вышло, что Лэндону не хватило времени сделать свиную вырезку под маринадом для совместного ужина в пятницу поздно вечером. Поэтому он поставил на стол найденный в холодильнике сыр, под который я умяла целый французский батон. Но выбирать не приходилось: в моем собственном холодильнике нашлось лишь нечто загадочное в фольге, остаток какой-то другой эпохи, что я побоялась даже разворачивать — так и выбросила в мусорное ведро. К тому же ужинать в одиночестве было бы сущим наказанием.

— Ну как, Бейли? — спросил Лэндон, наливая мне еще бокал бордо. — Полегчало на душе?

— Да, спасибо.

Моему телу действительно было хорошо — желудок полон, я в тепле и в безопасности… Какая уютная тихая гавань — после всех моих приключений! Однако в душе царили разброд и мрак. Семь часов назад я узнала, что на счету моей чудесной-расчудесной подруги Пейтон два убийства. А шесть часов назад меня пытались утопить в ледяной воде — Пейтон была готова взять на душу третье убийство.

Клара и несколько человек прислуги встретили меня буквально на полпути к дому. Бежать, даже в сухом пальто, было мучительно трудно. Мокрые джинсы леденели, в сапогах хлюпала вода. И от быстрого бега я не столько согревалась, сколько охлаждалась; казалось, что я на бегу рассекаю ураганный ветер, который уносит из меня последнее тепло.

Следующий час был полным кошмаром. «Скорую» никто не вызвал. Переодеваясь и укутываясь в теплые одеяла, я приказала Кларе позвонить хотя бы в полицию, но она вдруг уперлась. Настоящая преданная собака — боялась подвести своих хозяев. Тогда я сама позвонила — как только зубы перестали стучать от холода. Приехали две машины — патруль и детективы Пиховски и Майклс. А потом откуда-то прикатил срочно вызванный Кларой мистер Славин. На нем лица не было — впервые я видела его на грани нервного срыва. Пейтон сразу увезли в тюрьму. Меня, все еще завернутую в верблюжьи одеяла, допросил в библиотеке детектив Пиховски. Чуть раньше он допросил Брайена, и поэтому в глазах Пиховски хотя бы на этот раз не было обычного скептицизма. Он настаивал на том, чтобы я осталась в Гринвиче еще на один день, однако я послала его куда подальше — ни на секунду здесь больше не задержусь! Ответив на все вопросы, я тут же уеду в Нью-Йорк, а завтра могу явиться в тамошний департамент полиции, и пусть меня уже там расспрашивают хотя бы и до посинения!

— Даже просто слушать про то, что с тобой приключилось, страшно, — сказал Лэндон. — А уж пережить все это… Ты, наверное, в какой-то момент решила, что все — тебе не выжить.

— Да, был такой момент. Поначалу даже в ледяной воде я сохраняла относительное спокойствие и надеялась выплыть. А вот когда Пейтон звезданула меня суком, я поняла, что мне конец. Сама-то я, может, и выбралась бы на берег. Но Пейтон не выпустит меня из воды. И бой у нас будет слишком неравный. Если бы не Брайен — пиши пропало… Господи, ужасно даже вспоминать!

— А почему он, собственно, появился у пруда? Ведь ты же сама сказала, что Пейтон велела ему чинить машину.

— По его словам, ремни безопасности он отладил буквально за минуту. И решил все-таки пройтись в дальний конец парка и оценить ущерб от поваленного дерева. Втайне он всегда считал своим настоящим начальником Дэвида, а Пейтон люто ненавидел за придирки и капризы и делать что-либо против ее воли доставляло ему удовольствие.

— Значит, Пейтон в конечном итоге пала жертвой своего дурного характера, — подытожил Лэндон. — Будь она почеловечнее, Брайен не нарушил бы ее приказ — и ты бы погибла. Еще один несчастный случай. Опять заговор дьявольских сил против бедняжки Пейтон…

Лэндон отпил вина из бокала и, положив оба локтя на стол, а голову на руки, некоторое время как бы любовался мной.

— Умничка ты наша, страдалица ты наша, — ласково сказал он, — А ты Пейтон когда-нибудь подозревала?

— Никогда и ни секунды! — ответила я. — С самого начала я была зациклена на идее серийного убийцы. А раз Пейтон провела со мной все время, пока Эшли была в силосной башне, то я ее автоматически, почти бессознательно исключила из круга возможных подозреваемых — ведь я искала убийцу, который порешил трех подружек невесты. А заподозрить Пейтон следовало. Ее мотив был очевиден: сумасшедшее богатство Дэвида! Помните, моя шефиня Кэт сказала: ищите женщину! Ирония в том, что я нашла именно женщину. И мотив оказался действительно вульгарно простым — большие деньги, алчность, тщеславие.

— Так или иначе, ты докопалась до правды. А полиция села в лужу.

— Что ж, вы правы.

— Бейли, не кори себя, что ты не сразу все поняла. У тебя был хитрый и коварный противник… Разве ты не говорила, что Пейтон в одиночку изобрела крем-брюле с манговым соком? Людей, которые способны без посторонней помощи изобрести крем-брюле с манговым соком, надо обходить десятой дорогой; я бы издал закон, что их нужно содержать в железных клетках — как потенциально опасных членов общества.

— Все бы вам шутить, Лэндон! — улыбнулась я. — Если говорить серьезно, Пейтон один раз прокололась. Но этот прокол, конечно, было очень трудно заметить и по достоинству оценить. Когда погибла Эшли, Пейтон была глубоко потрясена. А о смерти Джейми и Робин она говорила при мне лишь с притворной печалью, почти не скрывая, что ей эти несчастные случаи до лампочки. Секрет был в том, что Джейми и Робин она убила сама. А гибель Эшли явилась для нее внезапным и необъяснимым сюрпризом. Вполне вероятно, что она подумала: «Кто-то уже все знает про меня и играет со мной — Эшли убили, чтобы подать мне сигнал: тайное стало явным!» Пейтон еще и поэтому поддерживала мое расследование: она хотела выяснить, что же это за история с Эшли, кто за ней стоит.

— Но ты же между делом могла узнать правду и о первых двух убийствах, — заметил Лэндон. — Зачем Пейтон так рисковала?

— Пейтон этого не боялась. Она была уверена, что убийства совершены идеально, что они совершенны в своем роде — выглядят как несчастные случаи, комар носа не подточит! Единственная опасность для нее таилась в свадебной фотографии. Но тут она тоже сделала блестящий ход: запустила к Эшли брата Робин. И только случайно он не заглянул под бумаги в письменном столе. Пейтон правильно рассчитала, что для брата Робин будут важны лишь ценные вещи. Она правильно рассчитала, что на фотографии ему будет наплевать, он их рассматривать не станет — а может, даже сразу выбросит на помойку. Но она не рассчитала, до какой степени ему было наплевать на фотографии. Возможно, он даже видел конверт под бумагами, но не взял его, поленился бросить в свой картонный ящик.

— Какое же чудовище эта Пейтон! — сказал Лэндон.

— Спору нет. Особенно в ней страшно и удивительно то, что, будучи самовлюбленной эгоисткой, она питала такую любовь к мелочам, к деталям. Обычно суперэгоисты — рассеянные надутые дураки, которые не способны ни на чем сосредоточиться, кроме себя и своих проблем, реальных и надуманных. Любовь к деталям сделала Пейтон звездой того, что я называю кухонной эстрадой. Эта же любовь сделала из нее идеальную убийцу. Пейтон утверждает, что сбросила плейер в ванну к Джейми по вдохновению. Думаю, она заметила плейер раньше, зайдя в туалет. Возможно, даже в предыдущий визит к Джейми, если таковой был. И у нее созрел план убийства. Глядя, как Робин постоянно перехватывает то одно, то другое, Пейтон сочинила план убить ее с помощью пищи. Да и со мной она поступила очень умно и продуманно. Поначалу я думала, что она бросила конверт в центр поляны просто спонтанным жестом, чтобы избавиться от ненавистных фотографий. Однако, зная Пейтон, наивно так полагать. Свежие следы на тропинке означали, что Пейтон предварительно сбегала к пруду и проверила, насколько крепок лед. И только затем привела меня туда и устроила спектакль с выбрасыванием фотографий. А я, дурочка, поступила именно так, как она предполагала: я побежала за фотографиями в наивной вере, что дурочка — Пейтон, которая их не сожгла, а просто кинула в снег.