Своим жизненным напором она отпугивала одних парней, а других этим же необычайным жизненным напором совершенно гипнотизировала.

Загипнотизированных было значительно больше.

Поэтому кавалеров у Пейтон хватало. Правда, ее тянуло преимущественно на хулиганистых и разгульных, на «плохих парней», которые умеют лихо разбивать сердца. Но она как-то ухитрялась избегать эмоциональных травм, и все эти лиходеи были у нее на коротком поводке.

Жить с ней в одной комнате было в общем-то весело. Хотя порой я приходила в отчаяние от ее эгоизма и нечуткости. То мы договоримся вместе поужинать, а она опоздает на час, то она одолжит у меня любимую лучшую блузку — и я найду ее позже скомканной под кроватью, рядом с мокрой грязной половой тряпкой.

Со временем я научилась ловко избегать ситуаций, которые кончались моими рыданиями в подушку. Надо было просто не ждать от Пейтон тонкости чувств и деликатного внимания и на полную катушку наслаждаться той атмосферой веселья и бесшабашности, которую она умела создавать вокруг себя.

Уже на второй год колледжа и я, и Пейтон стали жить каждая в своей квартирке. Мы по-прежнему оставались друзьями и могли при случае пропустить вместе по кружке пива и всласть потрепаться обо всем на свете, хотя виделись довольно редко.

Мало-помалу я сблизилась с несколькими студентками, деликатными и внимательными, которые в отличие от Пейтон были, так сказать, генетически предрасположены к настоящей девичьей дружбе.

После колледжа мы с Пейтон не потеряли связь — переписывались по электронной почте, но опять же крайне редко.

Моя рабочая жизнь началась с того, что я рвала подметки репортером для «Олбани таймс юнион», потом набиралась опыта в газетке «Рэкорд» в графстве Берген. И в какой-то момент махнула в Манхэттен в надежде пробиться в лучшие журналы. Связей у меня не было никаких, нью-йоркских правил-законов я не знала, поэтому позвонила Пейтон, чтобы она меня немного просветила. В то время она подвизалась в журнале «Продукты и вино» — клепала новые рецепты и пообещала свести меня кое с кем в журнальном бизнесе. К моему удивлению, обещание свое Пейтон выполнила, а потом несколько раз приглашала меня в Гринвич — на вечеринки сотрудников своей быстро растущей фирмы (она уже тогда с блеском обслуживала обеды, свадьбы и приемы).

Отношения с ней у всех строились по одному шаблону: сперва достанет тебя до такой степени — ну задушила бы стерву! А потом обратит вдруг на тебя внимание и сделает что-нибудь приятное — и ты уже готова мурлыкать у ее ног.

Свадьбу она закатила пышную — ничего подобного в жизни не видела!

Для торжества — пятьсот гостей! — сняли большой, овеянный историей особняк на окраине Гринвича. А обслуживала свадьбу собственная компания Пейтон. Не из соображений экономии — жених с несчетными миллионами не мелочился. Просто Пейтон не доверяла никакой другой фирме, считая свою самой лучшей. Да и реклама собственной фирме получалась громкая — свадьба «следующей Марты Стюарт» подавалась прессой как событие года.

Нью-йоркские подруги наказали мне не зевать и обязательно подцепить в свадебный уик-энд какого-нибудь толстосума. Однако сам Дэвид Славин на пятнадцать лет старше Пейтон, а его друзья-приятели еще старее, к тому же сплошь похабники и хамы. Вот и вышло, что большую часть времени я прококетничала со смазливым барменом — просто чтоб от скуки не умереть.

Когда я вынырнула из подземки на углу Пятьдесят девятой и Лексингтон-авеню, снег валил пуще прежнего. Поэтому я испытала чувство облегчения, оказавшись наконец в холле «Времен года» — мраморном, высотой в два этажа.

Я сообщила Эшли по телефону, что жду ее внизу. Затем направилась в бар и заняла самый уединенный столик, подальше от чужих ушей.

Так же, как и холл, просторный бар был оформлен в переливчато-бежевых тонах. И опять-таки мраморные стены, тяжелые гардины, массивная мебель. Словом, добро пожаловать на стаканчик виски в мавзолей.

Хотя в первый момент по телефону имя Эшли мне ничего не сказало, теперь я узнала ее сразу же.

Пока Эшли чинно шествовала по направлению к моему столику, многие посетители бара, мужчины и женщины, невольно провожали ее взглядом. В ее походке и во всех повадках давала себя знать та особенная самоуверенность, которая свойственна богатым от рождения женщинам, — самоуверенность естественная, непоколебимая и слегка вызывающая. Многие первоклассные актрисы уже звездами годами работают над тем, чтобы добиться подобного аристократического шика — и не всегда получается.

На Эшли было что-то несуразно большое. Из-за полумрака в баре я не сразу поняла, что это шуба из натурального меха. Эшли то ли собиралась выйти потом на улицу, то ли просто боялась оставить такую дорогую вещь в номере. Я не специалист по мехам, но эта ее норка, или бобр, или другой какой несчастный зверь тянули на хороших двадцать тысяч. Словом, на бампер ее машины можно смело налепить стикер: «Мелкое зверье давила и буду давить!».

Эшли элегантно опустилась на стул слева от меня, не поздоровавшись и не одарив меня даже самым условным поцелуем в щечку. Похоже, она решила, что любезностями мы обменялись по телефону и на весь вечер лимит вежливости исчерпан. Сегодня ее волосы были красиво и сложно собраны на затылке, подчеркивая классическое изящество скуластого загорелого лица.

— Вы уже сделали заказ? — деловито осведомилась Эшли, сбрасывая шубу на спинку стула и являя миру следующий слой шика — оранжевое вечернее платье без рукавов. Мои джинсики и водолазку она оценила брезгливым взглядом — достаточно коротким, чтобы остаться в рамках светских приличий, и достаточно долгим, чтобы я его заметила. И я ощутила себя замарашкой в тенниске с надписью: «Здрасьте, я — миссис Свинтус». Как и следовало ожидать, серебряные побрякушки в ушах не спасли меня в глазах изысканной Эшли.

— Нет, я ничего не заказывала. Ждала вас.

Эшли величавым кивком подозвала официантку.

Несмотря на привычную, машинальную, годами выработанную царственность в поведении, Эшли была явно не в своей тарелке. Поэтому я решила обойтись без предварительного светского трепа. И как только мы сделали заказ (она себе коктейль с мартини, а я — бокал вина), я сразу же взяла быка за рога:

— Итак, рассказывайте, что стряслось?

— Когда вы в последний раз разговаривали с Пейтон? — ответила она вопросом на вопрос.

— Давненько. Кажется, еще тем летом.

— Помните подружку невесты — брюнетку с короткой стрижкой, Джейми Хоув?

Как же мне не помнить Джейми! С ней я провела больше времени, чем с другими подружками невесты.

У нас нашелся общий интерес — мы обе зарабатывали на хлеб в журнальном бизнесе. С Пейтон Джейми познакомилась, когда та работала в «Продуктах и вине». Теперь ее переманили в другой журнал.

Нельзя сказать, что Джейми пришлась мне по душе, — чересчур надутая и ядовитая. Мне даже показалось, что втайне она адски завидует успеху Пейтон — и в бизнесе, и в любви. По крайней мере она раз сто повторила: «Ах, как же Пейтон повезло с Дэвидом — такой денежный мешок, разумеется, поддержит любое ее начинание в бизнесе».

— Конечно же, я помню Джейми. Кстати, если я не ошибаюсь, она ведь в Нью-Йорке живет?

— Жила, — мрачно отрезала Эшли. — Она в могиле.

— Да вы что! Не может быть! — вскрикнула я. Новость действительно поразительная. — Как это могло случиться?

— В прошлом сентябре убило током в ее квартирке в Нижнем Ист-Сайде — заживо сварилась в собственной ванне.

Пока я сидела с отвисшей челюстью, Эшли успела сделать пару глотков коктейля. Я тупо отметила ее странную манеру, глотая, класть левую руку себе на грудь, словно помогая алкоголю достичь желудка. Когда она поставила бокал на стол, я уловила запах оливок из коктейля. Все мои чувства враз обострились.

— Надо же, я слышала прошлой осенью, что какая-то журналистка в Нью-Йорке погибла таким образом, — наконец выдохнула я. — Но мне и в голову не пришло… Что именно произошло?

— Она принимала ванну под музыку — и плейер, работающий от сети, шлепнулся в воду.