Я исподтишка наблюдала за Дэвидом и Пейтон.
Славины опять казались идеальной парой. Вместе они смотрелись прекрасно — оба холеные, красивые, умные, живые. В разговоре один перехватывает тему другого; он готов завершить ее фразу, она готова завершить его фразу. Так и видишь их работающими в унисон во время приема в большой столовой: Пейтон развлекает гостей беседой, Дэвид откупоривает бутылку за бутылкой отменного бордо, нисколько не думая при этом о цене каждой. Чудесные хозяева чудесного дома…
Но как же быть с подслушанной мной ссорой Дэвида и Пейтон?
Как быть с тем, что сообщила об их предбрачных трениях свадебная координаторша?
Как быть с тем, что я сама видела сегодня за ужином, — чудесная пара, которая в светском отношении работает как часы и совершенно не работает как пара любящих друг друга людей?
За весь вечер я не уловила ни единого нежного взгляда, ни единого момента соприкосновения душ.
Последствия недавней ссоры? Или что-то похуже?
А может, разница в возрасте в итоге оказалась большим препятствием, чем они полагали вначале?
Так же исподтишка наблюдала я и за Трипом.
В отличие от всегда консервативно одетого Дэвида Трип позволял себе некоторые вольности, скажем, сегодняшний пиджак от Армани, с которым галстук просто не смотрится. Женщины, сколько я слышала, охотятся за вечным холостяком Трипом. Разумеется, не столько за ним, сколько за его состоянием. Но и сам он мужчина вполне привлекательный по любым стандартам. Синеглазый породистый шатен. Хоть ему и под полтинник, волосы густые, без седины и без залысин. Крупный нос нисколько не портит лицо, наоборот, придает мужественный вид.
А что нос сломан у переносицы — тоже не минус. Кто осмелится подумать, что такой мужчина сломал нос в пьяной драке? Такие мужчины ломают себе нос лишь каким-нибудь очень аристократическим манером — играя в регби за команду престижного университета или взбираясь на Эверест.
Однако Трип был не в моем вкусе. Слишком себе на уме, слишком много в нем суетной энергии. А в тот вечер он был мне особенно неприятен: все время пытался приторно-светским тоном скрыть какую-то непонятную взвинченность — быть может, осадок от неудачного дня.
Улыбался несколько фальшиво, слушал со слишком подчеркнутым интересом.
Я могла только гадать, что именно так напрягает его сегодня.
Скучноватый вечер со старыми друзьями, с которыми все говорено и переговорено?
Или нудная Бейли Уэггинс, которая нынче не имеет аппетита ни к еде, ни к разговору, ни к кокетству?
Или за его непокоем стоит нечто более серьезное, более опасное?
— А вы, Бейли, какой спорт предпочитаете? — спросил Трип, пытаясь втянуть меня в разговор. — Помню, Пейтон говорила, что вы завзятая путешественница.
— Я путешествую больше по работе и не с рюкзаком. Каждый год пишу большую статью о туризме в Европе или в Южной Америке. Так что к спортивным достижениям это трудно отнести.
На десерт подали чудеснейший яблочный пирог, но мне могли бы с тем же успехом положить на тарелку старый башмак. Я была не в силах имитировать кулинарный энтузиазм. Съела два кусочка и отложила вилку.
Пейтон предложила закончить вечер чашечкой кофе в библиотеке. Я сослалась на необходимость сделать несколько звонков и пожелала всей компании спокойной ночи.
Никто меня особенно не удерживал.
В своей комнате я первым делом набрала номер Джека и очень обрадовалась, когда он снял трубку — сразу после второго гудка.
Я заранее решила до поры до времени помалкивать о том, что случилось со мной на дороге. Скажу через день или два, когда вернусь в Нью-Йорк.
Если начать с сегодняшнего инцидента, разговор будет крутиться вокруг меня, моего безрассудства и моей безопасности.
А мне хотелось поговорить о нас.
— Привет, как славно опять слышать твой голос, — сказал Джек.
— Мне тоже приятно слышать твой голос.
— Ты из дома? Я пытался дозвониться до тебя пять минут назад.
— Нет, ночую в Гринвиче, в доме Пейтон. Мы только что отведали такого нежного барашка, что, по-моему, еще сегодня утром он жевал травку в какой-нибудь Новой Зеландии.
— Как продвигается расследование? Узнала что-нибудь новенькое?
— Новенького немного. Заглянула в местную библиотеку, а после побеседовала кое с кем.
— Ты там не теряешь бдительность?
— Смотрю в оба, не сомневайся. А у тебе как дела?
— Сегодня одна девица сомлела на лекции. То ли я вскружил ей голову, то ли она потеряла сознание от скуки.
— Первое более правдоподобно.
— Что ж, приятно думать, что хоть на некоторых особ женского пола я все еще произвожу впечатление.
— Не прикидывайся, Джек. Ведь знаешь, что я таю в твоем присутствии.
— Вчера вечером мне показалось, что мой шарм на тебя больше не действует. Говоря серьезно, извини за вчерашнее — я, кажется, напрасно погорячился.
— И ты меня извини. Свинство с моей стороны, что я выставила тебя за дверь. Ты бы со мной так никогда не поступил. Нет, чтобы все спокойно обсудить — затеяла базарный скандал.
— Ну, кто же в разгар ссоры мыслит рационально! Я коснулся деликатной темы, болезненной для тебя, и зашел слишком далеко. Правильно говорят: даже заходя слишком далеко, помните, что и у слишком далеко есть своя граница. Я совершенно опростоволосился как психолог.
— Что ты имеешь в виду, говоря о «болезненной теме»? — воскликнула я, опять задетая за живое. — Прошлым вечером я так взвилась не от того, что ты ступил на некую запретную территорию. Просто я тебе не пациентка! И пробовать твои ученые штучки на себе не позволю!
— Ну, все, все, проехали. Ты права, и давай на этом тему закроем. Будем двигаться дальше. Я приношу все и всяческие извинения… Знаешь что? Я по тебе скучаю. Жду не дождусь уик-энда, когда мы опять встретимся.
— Я тоже соскучилась и буду чрезвычайно рада нашей встрече.
Еще несколько минут мы болтали о том о сем. Было так приятно снова просто общаться, а не отношения выяснять. Затем Джек со вздохом попрощался и еще раз велел мне быть осторожной. Я положила трубку.
Внутри все пело — хотя бы этот груз я сбросила с плеч.
Но уже через минуту в этой внутренней песне стали различимы фальшивые ноты.
Во-первых, я не рассказала Джеку о сегодняшнем происшествии. Я и не хотела рассказывать. Но в результате я не выговорила свой испуг — и осталась с камнем в душе.
Во-вторых, я не услышала от Джека четкого обещания не практиковаться на мне в психоанализе.
Опять я ночевала у Пейтон и опять ложилась в постель без пижамы — прямо напасть какая-то. В трусиках и шелковом лифчике я направилась в ванную комнату. Умываясь, я обнаружила свежий халат, специально для меня повешенный, — в прошлый раз я его не заметила. Ну, сервис как в пятизвездочном отеле! Разве что на ручке двери не висит меню-заказ на завтрак.
Закутанная в махровый халат, спиной на горке подушек, я удобно расположилась в постели и занялась своим блокнотом с черно-белой обложкой.
«Что не выплеснула в разговоре с Джеком — поведаю тебе. А уж ты терпи, бумага!»
Оставшись наконец наедине с собой, я могла предаться аналитическим размышлениям — тоже способ отогнать дурные эмоции.
Итак, каким образом преследователь вышел на мой след?
Я никому не говорила, что отправляюсь в Веллингтон-Хаус. Значит, он должен был следовать за мной от фермы «Айви-Хилл», а затем где-то в стороне от дороги ждать, пока я выйду.
Теперь я четко вспомнила, что какая-то машина медленно следовала за мной по пути от Веллингтон-Хаус в центр города.
Конечно, я могу ошибаться.
Тогда другой вариант: преследователь совершенно случайно заметил меня в центре города и тут же за мной увязался. Верится с трудом.
Скорее всего, преследователь незаметно пас меня весь день, начиная с моего появления в Гринвиче.
Все это отбрасывало меня к вопросу, который я еще на прошлой неделе начертала в записной книжке огромными буквами: ПОЧЕМУ?
Мысль невольно возвращалась к самой бесхитростной версии: кто-то педантично истребляет подружек невесты.