Она обернулась к нему:

— Когда вы их сделали, сэр?

Он продолжал изучать их с огромным интересом:

— Я их не делал.

— Но вы сказали, что они ваши.

— Конечно мои. Мне эта техника знакома. Хорошо знакома, мисс Деррик. Знаете, когда я ее узнал? После того как умер мой брат Боб, я впал в глубочайшую скорбь. Из всех своих братьев его я любил больше всех. Боялся, что не увижу его, пока не покину мир смертных. Был в таком смятении, что даже не пошел на похороны. Вы, должно быть, считаете меня бесчувственным.

Люси вспомнила, как переживала похороны отца и сестры.

— Вовсе так не считаю.

— Мне было невыносимо, что я должен буду скорбеть на виду у всех, что мое горе должно подчиняться сценарию и быть публичным, как пьеса, которую разыгрывают на сцене, только чувства были не придуманные, а настоящие. И я остался дома. Потом, буквально через несколько дней, Боб пришел ко мне. У меня не ладилась работа, я никак не мог придумать технику, чтобы соединить текст и изображение, как мне хотелось. Боб сказал, как это сделать. Он изобрел технику, которой я сейчас пользуюсь. Я не знал, что делать, появился Боб, объяснил мне все, и вот теперь я знаю, как это делается.

Люси улыбнулась:

— Самое буквальное объяснение того, как приходит вдохновение, какое мне доводилось слышать.

Блейк посмотрел на нее, словно видел впервые.

— Мистер Блейк, — сказала она, — я совсем запуталась. Вы говорите, что это ваши гравюры, и при этом говорите, что их не делали.

— Я и сам запутался. — Казалось, такое положение его забавляло. — Я не делал этих гравюр, но они мои, ошибки быть не может. У меня нет последователей, которые бы работали в такой же технике, а даже если бы и были, никому не удалось бы скопировать мою манеру так, чтобы я не заметил подделки.

— Мне говорили, — сказала Люси, стараясь не выдать волнения, — что эти гравюры были созданы в семнадцатом веке в Ла-Рошели.

Блейк снова внимательно изучил страницы:

— Ничего не вижу в них французского, но бумага определенно старая. Нет никаких признаков, по которым можно было бы сказать, что они не были созданы в это время, в этом месте.

— Мистер Блейк, но вам не может быть более двухсот лет.

— Благодарю вас.

— Как же тогда вы их сделали?

— Не знаю. Могу только предположить, что когда-нибудь в будущем либо я, либо мои работы окажутся во Франции семнадцатого века.

— Это бессмыслица.

— Совсем нет, — возразил он. — Мы знаем, где были изготовлены эти гравюры, и знаем, что я их автор. Это не бессмыслица. Это очевидность. Вы говорите, это бессмыслица, потому что с точки зрения разума я не мог оказаться во Франции в семнадцатом веке, но опять-таки это разум Локка, Бэкона и Ньютона. Разум Сатаны и ада. Нельзя подвергать сомнению собственное представление о мире, потому что ваш разум говорит, что ваше представление о мире неверно.

Люси встала и выглянула в окно мастерской. Было облачно, но не пасмурно. Она еще не выходила за порог дома и вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха в этом тесном и душном помещении. Она повернулась к мистеру Блейку, чтобы объявить, что хочет прогуляться, но увидела, что он внимательно рассматривает одну гравюру.

— Скажите, — обратился он к ней, — кто такой мистер Баклз?

Все эти дни Люси мечтала о встрече с Байроном, но не решалась нанести ему визит. Теперь у нее не было выбора — ей нужна была его помощь. Отец Люси ясно дал ей понять через Боба, что она должна отправиться в Харрингтон, в дом, где она родилась и провела детство, так как страницы были там. Он также предупредил, что ей нельзя ехать одной. Ей был необходим эскорт, а миссис Эмет на эту роль не подходила. Требовался мужчина, который был бы способен ее защитить, а это мог быть только Байрон.

Больше обратиться было не к кому, поэтому Люси отправилась к Байрону домой, чтобы просить его доставить ее в Кент, на этот раз в дом мистера Баклза. Мистер Блейк утверждал, что именно там она сможет найти недостающие страницы книги.

Поскольку ее репутация была испорчена и она не хотела давать нового повода для сплетен, если переступит порог дома Байрона одна, мистер Блейк согласился ее сопровождать. У дома Байрона они увидели группу молодых дам, которые пришли в надежде привлечь внимание барона. Был теплый весенний день, солнечный и погожий. Дул приятный прохладный ветерок. Трудно выбрать лучший день для дежурства у дома мужчины, подумала Люси, хотя не понимала, зачем они это делают. У всех девушек в руках было по одинаковому томику.

Люси подошла к одной из них. У девушки были крупные черты лица и землистая кожа, но глаза сверкали и были полны надежды.

— Мне бы только его увидеть, — сказала она Люси. — Только бы увидеть. Его произведение так меня взволновало! Если я его увижу и нам удастся поговорить, уверена, он меня полюбит.

— А из-за чего вся эта суматоха? — спросила удивленная Люси.

— Как, вы не знаете? — Девушка была так же обескуражена, как Люси поражена ее пылкостью. — Вы не читали? — Она протянула книгу.

Люси взяла книгу, прочла заглавие и обнаружила, что это только что вышедшая в свет поэма «Паломничество Чайльд-Гарольда».

— Он говорил мне, что это выдающееся произведение. Вижу, вы тоже так считаете.

— Он вам говорил, — повторила девушка. — Вы знакомы с лордом Байроном?

— Я хорошо его знаю, — многозначительно сказала Люси.

— И он вас примет? — спросила девушка.

— Полагаю, примет, — ответила Люси.

— Проведете меня внутрь?

Люси снисходительно улыбнулась:

— Я не имею права приглашать незнакомых людей в его дом.

— Вы злая, не хотите им делиться, — сказала девушка.

— А вы бы стали делиться?

— Думаю, нет.

Люси протиснулась к двери и позвонила. Через минуту дверь открыл усталый слуга.

— Скажите, пожалуйста, лорду Байрону, что с ним хочет поговорить мисс Люси Деррик. В отличие от этих девушек мы с ним знакомы.

Слуга посмотрел на нее скептически, но согласился передать просьбу. Он вернулся и пригласил Люси и мистера Блейка войти в дом. Почти час они просидели в гостиной, прежде чем туда наконец вошел лорд Байрон, в халате, с растрепанными волосами. В руке он небрежно вертел бокал с вином. Он сделал шаг вперед, и Люси заметила, что движения его скованны, как у пьяного, который изо всех сил пытается скрыть свое опьянение.

— О, мисс Деррик. Пришли навестить, да еще привели старого ремесленника. Благоразумно.

Люси охватило чувство стыда. Выражение лица у мистера Блейка не изменилось, но она сожалела, что привела его в дом, где его намеренно оскорбляют. Байрон, конечно, жил по своим законам и никому не подчинялся, но до этого он никогда не был с ней груб без всякой причины.

Люси сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Возможно, ей все это только показалось. Возможно, он не был так жестокосерден, как она вообразила, или то, что она приняла за грубость, было лишь следствием опьянения.

— Мистер Блейк любезно согласился меня сопровождать. У меня к вам просьба, лорд Байрон.

— Вот как? — сказал он и начал ходить взад-вперед по комнате. — Знаете, после нашей последней встречи вышла в свет первая часть моей поэмы. У дам она пользуется большой популярностью.

— Я это заметила, — сказала Люси. Внутри у нее закипал гнев. У него не было причины так с ней разговаривать. Тем более после всего, что он тогда ей сказал. Это было непростительно.

— У меня наверху две или три, у дверей ждет еще вереница. Некоторые очень хорошенькие, другие так себе. Тут надо выбирать тщательно.

От возмущения у Люси запылали щеки. Иногда ей хотелось верить, что Байрон был более благороден, чем на самом деле. Временами она даже грезила о том, что он исправится и попросит ее руки. Она прекрасно понимала, что подобные мысли не больше чем плод ее фантазии, но так похожи на реальность, что она не могла отказать себе в удовольствии предаваться им. Но даже если она и обманывала сама себя, то всегда отдавала отчет в том, кем Байрон был на самом деле. Тем не менее в этот раз его поведение было непростительным.